— А человеческие потери? — не выдержал я. — Миллионы семей потеряют сбережения. Безработица достигнет невиданных масштабов.
— Неизбежные издержки прогресса, — равнодушно ответил Шварц. — Старая система должна быть разрушена, чтобы построить новую, более эффективную.
— Более эффективную для кого? Для вас?
Форбс рассмеялся, поднимаясь из-за стола.
— Мистер Стерлинг, вы говорите как идеалист. Мы предложили вам стать частью решения. Вы предпочли остаться частью проблемы.
Шварц вернулся к столу, сел напротив меня.
— Итак, окончательный отказ?
— Окончательный, — твердо ответил я.
— Жаль, — он вздохнул. — Тогда мы вынуждены обсудить последствия вашего решения. Видите ли, мистер Стерлинг, человек с вашими знаниями о наших планах не может просто уйти в закат. Слишком много информации, слишком много возможностей для вмешательства.
— Что именно вы хотите сказать?
— То, что завтра начнется новая эпоха американской экономики, — сказал он. — Эпоха, в которой нет места для людей, пытающихся помешать историческому прогрессу.
— Вы угрожаете мне?
— Мы предупреждаем, — поправил Шварц. — Любые попытки вмешаться в завтрашние события будут восприняты как враждебные действия. Со всеми вытекающими последствиями. Надеюсь, вы ясно понимаете мои слова. — он встал, показывая, что встреча заканчивается, — можем ли мы рассчитывать на ваше понимание ситуации?
— Можете, — сказал я, тоже вставая.
— Превосходно. Тогда до встречи в новой эпохе, мистер Стерлинг.
Форбс молча проводил меня к выходу. У дверей он задержал меня за рукав.
— И еще одно, — прошептал он. — Завтра вечером будет уже поздно. Но если передумаете присоединиться к нам, звоните. Это ваш последний шанс уцелеть.
Глава 17Олененок
Элизабет появилась в моем кабинете без предупреждения, как обычно. Мисс Говард даже не успела доложить о ее приходе, дверь распахнулась, и на пороге возникла знакомая стройная фигура в темно-синем костюме с узкими лацканами. В руках она держала кожаную папку, которую сжимала с таким напряжением, что костяшки пальцев побелели.
— Уильям, — сказала она, закрывая дверь за собой, — нам нужно поговорить. Немедленно.
Я поднял взгляд от утренних сводок биржевых котировок. За окном кабинета виднелись верхушки небоскребов Манхэттена, окутанные октябрьской дымкой. Часы на каминной полке показывали половину десятого утра.
— Элизабет, — я встал из-за стола, — ты выглядишь взволнованной. Присаживайся.
Она опустилась в кожаное кресло напротив моего стола, но тут же подалась вперед, открывая папку.
— Наконец-то. Я нашла то, что искала, — ее голос звучал напряженно. — Доказательства того, что Continental Trust действительно причастна к грядущему краху. У меня есть документы.
Мое сердце забилось быстрее, но я постарался сохранить спокойный вид.
— Какие документы?
Элизабет достала из папки несколько машинописных листов. Бумага была дорогой, с водяными знаками, какую использовали в правительственных учреждениях.
— Помнишь план «Анакондо»? — она протянула мне первый лист. — Операция по контролируемому сжатию рынка через координированные продажи крупными инвестиционными домами.
Я взял документ, быстро просмотрел содержание. Текст изложен сухим бюрократическим языком, но суть была предельно ясной. Continental Trust планировал обрушить рынок через массовые продажи, рассчитанные по времени и объему с математической точностью.
— Где ты это взяла? — спросил я, перелистывая страницы.
— Источник в Министерстве торговли, — уклончиво ответила она. — Кто-то из тех, кто не согласен с планами администрации.
Она достала еще один документ, на этот раз написанный от руки элегантным почерком.
— А это та самая операция «Железный дождь». План скупки обесцененных активов после краха. Списки компаний, которые будут приобретены, схемы финансирования, даже предварительные цены.
Я изучил список. Сотни крупнейших американских корпораций, разделенных по отраслям и регионам. Возле каждого названия стояла цифра — ожидаемая цена покупки после краха. В среднем на восемьдесят процентов ниже текущих котировок.
Это же прямо информационная бомба.
— Элизабет, — осторожно начал я, — эти документы, они выглядят подлинными. Ты очень рисковала. Только теперь возникает другой вопрос. Кто поверит в столь масштабный заговор?
Она встала, прошлась по кабинету к окну, глядя на оживленную Уолл-стрит внизу.
— Именно поэтому я пришла к тебе. Мы с тобой знаем о планах Continental Trust.
— Подозреваем, — поправил я. — Но теперь знаем и детали.
Девушка обернулась ко мне, в ее глазах горел огонь журналистского азарта.
— Уильям, это материал века. Величайшая финансовая афера в истории человечества. Мы должны это опубликовать.
Я встал, подошел к ней, взял за руки. Они дрожали от возбуждения.
— Элизабет, послушай меня внимательно. Даже если мы опубликуем эти документы сегодня, кто нам поверит? Рынок на пике, все говорят о «новой эре постоянного процветания». Люди сочтут это паникерством или вымыслом.
— Но у нас есть доказательства!
— Документы, которые могут оказаться подделкой. Или быть представлены как подделка, — я покачал головой. — Continental Trust контролирует достаточно средств массовой информации, чтобы дискредитировать любую публикацию.
Элизабет высвободила руки, отошла к книжному шкафу, где стояли тома по экономической теории.
— Тогда что ты предлагаешь? Молчать, пока миллионы людей не потеряют все?
— Я предлагаю попробовать, — сказал я после паузы. — Но приготовиться к тому, что нас не услышат.
Ее лицо озарилось надеждой.
— Ты поможешь мне с публикацией?
— Более того. Я дам интервью, подтверждающее твои материалы. Как финансист, который независимо пришел к тем же выводам.
Элизабет бросилась ко мне, обняла крепко.
— Спасибо, Уильям. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
Я обнял ее в ответ, чувствуя аромат французских духов с нотами бергамота. Но в душе понимал, что мы опаздываем.
Лавина уже запущена. События развиваются быстрее, чем можно их остановить какими-то газетными публикациями.
Тем не менее, через два часа мы сидели в редакции «New York World» на Парк-роу. Главный редактор Джозеф Пулитцер-младший, элегантный мужчина лет сорока с тщательно подстриженными усами, внимательно изучал документы Элизабет.
Кабинет редактора представлял собой образец журналистского шика: стены увешаны фотографиями знаменитостей и политиков, письменный стол завален корректурными листами и макетами завтрашних номеров, в углу стоял новейший телетайп, выстукивающий свежие новости.
— Элизабет, — наконец произнес Пулитцер, откладывая последний документ, — это серьезные обвинения. Очень серьезные.
— Именно поэтому их нужно опубликовать, — настаивала она. — Люди имеют право знать правду.
Пулитцер встал, прошелся к окну, за которым виднелись мачты кораблей в гавани Нью-Йорка.
— Право знать — это одно. Но ответственность газеты — совсем другое. Если мы опубликуем материал о готовящемся крахе рынка, это может спровоцировать панику. И тогда мы станем причиной того самого краха, о котором предупреждаем.
— А если не опубликуем, то станем соучастниками ограбления, — возразила Элизабет.
Пулитцер повернулся к нам, его лицо выражало внутреннюю борьбу.
— Мистер Стерлинг, — обратился он ко мне, — как финансист, как вы оцениваете достоверность этих документов?
Я очень осторожно выбирал слова.
— Мистер Пулитцер, в последние месяцы я наблюдаю тенденции, которые полностью соответствуют описанному в этих материалах плану. Массовый отток европейских капиталов, критический уровень маржинальных кредитов, координированные действия крупных инвестиционных домов.
— То есть вы считаете документы подлинными?
— Я считаю их правдоподобными. И крайне тревожными.
Пулитцер вернулся к столу, взял в руки один из документов, еще раз просмотрел ключевые пункты.
— Даже если предположить, что все это правда, — медленно произнес он, — у нас нет способа проверить источники. Документы могли быть сфабрикованы с целью дестабилизации рынка.
— Джозеф, — Элизабет наклонилась вперед, — ты знаешь мою репутацию. Я никогда не приносила непроверенные материалы.
— Знаю. Именно поэтому мне так трудно принять решение.
Он положил документы в стопку, аккуратно выровнял края.
— Элизабет, дайте мне сутки. Я покажу материалы нашим экономическим консультантам, проконсультируюсь с юристами. Если они подтвердят возможность публикации…
— Сутки? — она вскочила с кресла. — Джозеф, эти люди могут начать действовать в любой момент!
— Именно поэтому нужна осторожность, — твердо ответил Пулитцер. — «World» не может позволить себе спровоцировать финансовую панику на основании недостаточно проверенной информации.
Мы покинули редакцию с тяжелым чувством. На улице Элизабет остановилась, оперлась о чугунный фонарный столб.
— Он не опубликует, — сказала она устало. — Я вижу это по его глазам. Слишком большой риск для репутации газеты.
— Попробуем другие издания, — предложил я, хотя знал, что Continental Trust обо всем уже позаботилась и заблокировала все ходы-выходы. — «Times», «Herald Tribune», «Wall Street Journal».
— Они будут еще осторожнее, — покачала головой Элизабет. — Особенно финансовые издания. У них есть реклама от тех же инвестиционных домов, которые мы обвиняем в заговоре.
Мы дошли до угла, где стоял газетчик, выкрикивающий заголовки дневных номеров: «Доу-Джонс достигает новых высот! Эксперты прогнозируют рост до 400 пунктов!».
— Видишь? — Элизабет горько усмехнулась. — Кто поверит в крах, когда все газеты трубят о бесконечном росте?
Я купил несколько газет, быстро просмотрел передовицы. Везде одно и то же — восторженные прогнозы.
— Элизабет, — сказал я, складывая газеты под мышку, — а что, если подойти к этому с другой стороны?