— Коллеги, давайте не будем поддаваться панике. Да, сегодня тяжелый день. Но американская экономика фундаментально здорова. Производство растет, занятость на рекордном уровне, прибыли корпораций увеличиваются.
— Чарльз, — резко перебил его Уигин, — вы не понимаете механику происходящего. В 1907 году объем маржинальных кредитов был намного меньше. Масштабы совершенно несопоставимы.
Паркер из Guaranty Trust наклонился вперед, сцепив пальцы:
— И что вы предлагаете, мистер Стерлинг?
Глава 19Черная полоса
Я посмотрел на самых влиятельных финансистов в стране:
— Я предлагаю создание объединенного стабилизационного фонда по образцу действий Дж.П. Моргана в 1907 году, — я разложил на столе схему, которую готовил всю прошлую неделю. — Каждый банк вносит средства пропорционально активам. Общая сумма пятьсот миллионов долларов.
Митчелл недоверчиво покачал головой:
— Пятьсот миллионов? Это четверть всех свободных резервов банковской системы!
— Именно поэтому план может сработать, — ответил я. — Рынок должен увидеть, что банки не бегут, а консолидируют усилия для стабилизации ситуации.
Уигин изучал схему, водя пальцем по цифрам:
— Логично. Chase National готов внести сто миллионов долларов.
— Guaranty Trust семьдесят пять миллионов, — добавил Паркер после короткого размышления.
Представитель Bankers Trust кивнул:
— Шестьдесят миллионов от нас.
Постепенно остальные тоже согласились на участие. Представитель Manufacturers Trust — пятьдесят миллионов. Irving Trust — сорок. Несколько мелких банков — по десять-пятнадцать миллионов каждый.
Митчелл колебался дольше всех, нервно поправляя золотые очки:
— National City Bank… — он выдержал долгую паузу, — готов внести девяносто миллионов. Но при условии строгого контроля расходования средств.
Уигин записывал цифры в блокнот серебряным карандашом:
— Итого четыреста семьдесят миллионов долларов. Почти то, что планировали.
— Отлично, — сказал я. — Теперь вопрос стратегии. Какие акции поддерживать в первую очередь?
Паркер не колебался:
— U. S. Steel, General Electric, ATT. Символы американской экономики. Если они устоят, психология рынка может измениться.
— Согласен, — кивнул Уигин. — Плюс добавить Radio Corporation и General Motors. Представители новых отраслей.
Я достал вторую схему, план координированных покупок:
— Стратегия следующая. Завтра утром, в десять тридцать, одновременно размещаем крупные ордера на покупку по всем ключевым бумагам. Объем — примерно двести миллионов долларов в первые два часа торгов.
Представитель Irving Trust поднял руку:
— А координация? Кто будет управлять операциями?
— Создаем оперативный штаб, — предложил Уигин. — Представители всех банков-участников. Связь через прямые телефонные линии между торговыми залами.
Митчелл все еще сомневался, постукивая пальцами по столу:
— А если не сработает? Четыреста семьдесят миллионов — огромная сумма. Что если рынок поглотит эти деньги и продолжит падать?
Я посмотрел ему прямо в глаза:
— Мистер Митчелл, альтернатива — полный коллапс банковской системы. Маржин-коллы вызовут принудительные продажи на миллиарды долларов. Банки не выдержат такого оттока депозитов.
Долгая тишина. Слышно, как тикают старинные часы на каминной полке, как шуршат документы под нервными пальцами банкиров.
Наконец Уигин встал:
— Голосуем. Кто за создание стабилизационного фонда?
Руки поднялись одна за другой. Даже Митчелл, после долгих колебаний, поддержал предложение.
— Единогласно, — констатировал Уигин. — Операция начинается завтра в десять тридцать утра.
Мы провели еще час, обсуждая технические детали. Кто какие акции покупает, через каких брокеров, с какими интервалами. К шести вечера план был готов.
Выходя из здания Federal Reserve Bank, я чувствовал смесь надежды и тревоги. Пятьсот миллионов долларов — внушительная сумма. Но против девяти миллиардов маржинальных кредитов она казалась каплей в океане.
Вечером того же дня я получил телеграмму от европейских партнеров: «ЛОНДОН И ПАРИЖ ГОТОВЯТ МАССОВЫЕ ПРОДАЖИ АМЕРИКАНСКИХ АКТИВОВ ТОЧКА ОБЪЕМ МОЖЕТ ДОСТИЧЬ СТА МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ ТОЧКА РЕКОМЕНДУЕМ МАКСИМАЛЬНУЮ ОСТОРОЖНОСТЬ ТОЧКА УИЛСОН».
Сто миллионов европейских продаж завтра утром. Даже стабилизационный пул может не выдержать такого дополнительного давления.
Я сидел в кабинете до поздней ночи, корректируя планы и готовясь к завтрашней битве.
Пятница, 25 октября, началась с осторожного оптимизма. Стабилизационный пул заработал согласно плану, ровно в десять тридцать утра банки-участники начали координированные покупки ключевых акций. Эффект превзошел даже мои ожидания.
Я стоял в торговом зале Chase National Bank, наблюдая за операцией изнутри. Зал представлял собой впечатляющее зрелище, высокие потолки с лепниной, мраморные колонны, ряды дубовых столов, за которыми сидели брокеры в безупречных костюмах. Воздух был наполнен звуками — щелканьем телеграфных аппаратов, приглушенными голосами, шорохом бумаги.
— Покупаем U. S. Steel, десять тысяч акций по рыночной цене! — выкрикивал старший брокер, седой мужчина с военной выправкой.
— General Electric, пять тысяч акций, не выше двухсот сорока! — вторил ему молодой клерк, размахивая телеграммой.
На большой доске, занимавшей всю стену, мелом записывались котировки. Цифры менялись каждые несколько минут, и тенденция была ободряющей.
U. S. Steel: 205… 208… 212…
General Electric: 235… 239… 243…
Radio Corporation: 85… 88… 91…
— Работает, — тихо сказал стоящий рядом со мной Уигин, его обычно напряженное лицо расслабилось. — Рынок реагирует на наши покупки.
К полудню Dow Jones не только восстановил вчерашние потери, но и прибавил семь пунктов. Объем торгов был высоким — четыре с половиной миллиона акций, но без вчерашней паники.
В час дня мне позвонил Джимми Коннорс с биржи:
— Билл, атмосфера на паркете кардинально изменилась! Вчерашние паникеры сегодня покупают на подъеме. Говорят, что кризис преодолен, начинается новый виток роста!
Но я знал, что это лишь временная передышка. Вечером того же дня пришли тревожные новости из Европы.
О’Мэлли принес стопку телеграмм в мой кабинет, где я сидел за письменным столом, анализируя дневные итоги при свете настольной лампы с зеленым абажуром.
— Босс, сводки из-за океана. Не очень обнадеживающие.
Я взял телеграммы, пробежал глазами по текстам. Из Лондона: «БРИТАНСКИЕ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ИНВЕСТОРЫ ПЛАНИРУЮТ МАССОВУЮ РАСПРОДАЖУ АМЕРИКАНСКИХ АКТИВОВ В ПОНЕДЕЛЬНИК ТОЧКА ОБЪЕМ ОЦЕНИВАЕТСЯ В ВОСЕМЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ». Из Парижа: «ФРАНЦУЗСКИЕ БАНКИ ГОТОВЯТ ОТЗЫВ КРАТКОСРОЧНЫХ КРЕДИТОВ АМЕРИКАНСКИМ КОРПОРАЦИЯМ ТОЧКА СУММА ОКОЛО ТРИДЦАТИ МИЛЛИОНОВ».
— Черт, — пробормотал я, откладывая телеграммы. — Они дают нам передышку только для того, чтобы нанести более сокрушительный удар.
О’Мэлли устроился в кресле напротив, его обычно невозмутимое лицо выражало тревогу:
— Что это значит для понедельника?
— Означает, что стабилизационный пул будет испытан на прочность. Сто десять миллионов европейских продаж против наших четырехсот семидесяти миллионов резервов.
В субботу утром мне позвонил сенатор Кларк. Его голос звучал официально и сдержанно:
— Стерлинг, министр торговли Роберт Ламонт и помощник министра финансов Огден Миллс хотели бы встретиться с вами. Неофициально, разумеется. Администрация обеспокоена событиями этого четверга.
Встреча состоялась в тот же день в половине третьего в частном кабинете клуба «Metropolitan» на Пятой авеню. Ламонт оказался крепким мужчиной лет пятидесяти с военной выправкой и проницательными серыми глазами. Миллс выглядел моложе, элегантный и подтянутый, с манерами выпускника Гарварда.
— Мистер Стерлинг, — начал Ламонт, разливая кофе из серебряного кофейника, — сенатор Кларк рассказал нам о ваших пророческих способностях в области финансов. События в четверг подтвердили точность ваших прогнозов.
— Благодарю за доверие, господин министр. Но боюсь, самое тяжелое еще впереди.
Миллс наклонился вперед:
— Поясните, что вы имеете в виду под «самым тяжелым»?
— В понедельник европейские инвесторы начнут массовую распродажу американских активов. Объем может достичь ста миллионов долларов. Плюс отзыв краткосрочных кредитов.
Ламонт отпил кофе, нахмурившись:
— Сто миллионов — серьезная сумма. Но американский рынок торгует активами на двадцать миллиардов долларов. Это менее половины процента.
— Господин министр, дело не в абсолютных цифрах, а в психологическом эффекте. Рынок построен на доверии. Когда доверие исчезает, начинается паника.
Миллс внимательно слушал меня, но с изрядной долей скептицизма:
— А каковы ваши рекомендации администрации?
— Подготовиться к экстренному вмешательству. Федеральная резервная система должна быть готова влить ликвидность в банковскую систему. Министерство торговли должно подготовить план поддержки ключевых отраслей.
Ламонт покачал головой:
— Мистер Стерлинг, американская экономика основана на принципах свободного рынка. Правительственное вмешательство противоречит этим принципам.
— Даже если альтернатива — полный коллапс финансовой системы?
— Коллапс? — Миллс поднял бровь. — Разве вы не преувеличиваете? Четверг был тяжелым днем, но рынки восстанавливаются. Пятница показала отскок.
Я достал из портфеля график маржинальных кредитов:
— Господа, посмотрите на эти цифры. Это колосс на глиняных ногах, готовый рухнуть от малейшего толчка.
Ламонт изучил график, его лицо помрачнело:
— Цифры действительно тревожные. Но президент Гувер убежден, что рынок способен к саморегулированию. Кризисы — это естественная часть экономического цикла.
— Но не кризисы такого масштаба, — настаивал я. — То, что может произойти в понедельник, превзойдет панику 1907 года в десятки раз.