— Конечно. Кто еще звонил?
— Мистер Роквуд-младший снова выражает благодарность за рекомендации по переводу активов в наличность. Семья Кромвелей также благодарит. А вот мистер Хендерсон из Chicago Steel… — она помолчала.
— Что с Хендерсоном?
— Его секретарша сообщила, что он находится в больнице с сердечным приступом.
Я закрыл глаза, ощущая тяжесть в груди. Хендерсон был одним из тех, кто проигнорировал мои предупреждения, назвав их «паникерскими настроениями». Теперь состояние в двенадцать миллионов долларов превратилось в менее чем миллион.
В половине десятого подъехал роскошный Rolls-Royce Phantom I Вандербильта. Автомобиль цвета слоновой кости с хромированными деталями выделялся даже на фоне дорогих машин, регулярно останавливающихся у моего особняка.
Уильям Вандербильт Третий выглядел бледным и встревоженным, но держался с достоинством потомственного аристократа. Его обычно безупречный костюм был слегка помят, а платиновые запонки тускло поблескивали в рассеянном свете дождливого утра.
— Уильям, — он пожал мне руку, — должен признаться, без ваших рекомендаций я потерял бы все. Перевод семидесяти процентов активов в наличность и золото спас семейное состояние.
Мы прошли в гостиную, где горел камин. Дворецкий принес серебряный поднос с кофе в фарфоровых чашках и свежими круассанами.
— Какова ситуация с остальными тридцатью процентами? — спросил я, наливая кофе в тонкие чашки с позолоченной каймой.
— Потери составили около восьми миллионов долларов, — Вандербильт отпил кофе, его рука слегка дрожала. — Болезненно, но не критично. Общий капитал семьи сократился всего на двенадцать процентов.
В моем кабинете на стене висела карта Соединенных Штатов с разноцветными булавками, отмечавшими расположение активов. Красные обозначали промышленные предприятия, синие — банки, зеленые — сельскохозяйственные земли. За последние два дня многие из этих булавок стали символизировать обесцененные или разорившиеся предприятия.
— Уильям, — Вандербильт поставил чашку на столик из красного дерева, — я приехал не только поблагодарить. Хочу обсудить будущее. Что нас ждет дальше?
Я встал и подошел к окну, за которым виднелись серые крыши Манхэттена под дождем. На улицах толпились люди, многие из них вчера еще считались состоятельными, а сегодня не знали, как прокормить семьи.
— Это только начало, мистер Вандербильт. Банковские крахи продолжатся. Безработица достигнет двадцати пяти процентов. Впереди три-четыре года тяжелейшей депрессии.
— А что можно сделать?
Именно этот вопрос мучил меня всю ночь. Теперь, имея капитал в двести миллионов долларов, я получил возможность действительно влиять на ход событий.
— Скупать обесцененные активы. Создавать рабочие места. Финансировать программы помощи пострадавшим. И готовиться к тому, что через несколько лет экономика начнет восстанавливаться.
Вандербильт кивнул, его голубые глаза сосредоточенно изучали мое лицо.
— Я готов участвовать в любых разумных инициативах. Семья Вандербильт всегда чувствовала ответственность перед страной.
После его отъезда я провел несколько часов в кабинете, планируя дальнейшие действия. На письменном столе из орехового дерева лежали списки предприятий, которые можно было выкупить по бросовым ценам.
Сталелитейные заводы в Пенсильвании, текстильные фабрики в Новой Англии, автомобильные предприятия в Детройте… Все они теперь стоили десятую часть от докризисной стоимости.
Около трех часов дня дворецкий доложил о прибытии мистера Фуллертона. Я велел провести его в кабинет, хотя предчувствовал, что разговор будет тяжелым.
Джеймс Фуллертон выглядел как человек, переживший катастрофу. Его галстук сидел криво, а в глазах читалось отчаяние. Седые волосы растрепались, придавая ему вид значительно старше его пятидесяти двух лет.
— Уильям, — он опустился в кресло напротив моего стола, не дожидаясь приглашения. — Вы были правы. Абсолютно правы во всем.
Я налил ему стакан воды из хрустального графина. Руки Фуллертона дрожали, когда он принял стакан.
— Что случилось с магазинами?
— Катастрофа, — он выпил воду залпом. — За два дня продажи упали на восемьдесят процентов. Покупатели перестали приходить, а те, кто покупал в кредит, массово отказываются от платежей. Кредитные компании требуют немедленного возврата авансов.
Фуллертон достал из внутреннего кармана пиджака помятый лист бумаги с цифрами.
— Девять из десяти новых магазинов, которые я открыл вопреки вашим советам, работают в убыток. Никто не покупает холодильники Kelvinator за шестьсот долларов. Мебельные комплекты по четыреста долларов стоят нетронутыми. Люди боятся тратить даже на самое необходимое.
— А долги?
— Два миллиона триста тысяч долларов поставщикам, — голос его стал хриплым. — Полтора миллиона банку за кредиты на расширение. Плюс арендная плата за помещения, зарплата сотрудникам…
Я откинулся в кресле, подсчитывая масштаб проблемы. Общие долги Фуллертона превышали четыре миллиона долларов, сумма, которая могла уничтожить его империю за несколько месяцев.
— Сколько у вас ликвидных активов?
— Около трехсот тысяч наличными, — он с горечью усмехнулся. — Все остальное вложено в товарные запасы, которые теперь никому не нужны. Склады забиты холодильниками, радиоприемниками, мебелью…
Фуллертон поднял на меня глаза, полные отчаяния:
— Уильям, я пришел просить о помощи. Знаю, что не заслуживаю ее после того, как проигнорировал ваши предупреждения. Но у меня нет другого выхода.
— Что именно вы хотите?
— Займ, — он сглотнул. — Два миллиона долларов на шесть месяцев. Под любой процент, какой назначите. Или… или выкупите мою долю в компании. За любую разумную цену.
Я встал и подошел к окну, глядя на опустевшие улицы Манхэттена. Дождь усилился, и редкие прохожие спешили, поднимая воротники пальто.
— Джеймс, займ не решит вашу проблему. Через шесть месяцев ситуация будет еще хуже. А через год — катастрофической.
— Тогда что вы предлагаете?
Я повернулся к нему:
— Немедленную ликвидацию убыточных магазинов. Распродажу товарных запасов по себестоимости или ниже. Сокращение штата на семьдесят процентов. И полную реструктуризацию бизнеса.
Фуллертон побледнел:
— Это означает признание банкротства…
— Нет, это означает контролируемое сжатие вместо хаотичного коллапса, — я вернулся к столу. — У вас есть два пути: объявить банкротство сейчас и потерять все, или принять мою помощь и сохранить хотя бы часть бизнеса.
— Какую помощь?
— Я выкуплю все ваши долги за полтора миллиона долларов. Взамен получаю восемьдесят процентов акций компании. Вы остаетесь управляющим с двадцатипроцентной долей.
Глаза Фуллертона расширились:
— Восемьдесят процентов? Но компания стоила двенадцать миллионов!
— Стоила до краха, — жестко ответил я. — Сейчас без моей помощи она стоит ноль. С моей помощью может снова стать прибыльной через два-три года.
Фуллертон долго молчал, обдумывая предложение.
— А что с сотрудниками? Многие работают у меня годами…
— Тех, кого можем, оставим. Остальным выплатим компенсацию и поможем найти работу в других местах, — я достал из ящика стола стандартный договор. — Решайте быстро, Джеймс. Каждый день промедления стоит вам десятки тысяч долларов.
Он взял договор дрожащими руками:
— Мне нужно время подумать…
— У вас есть до завтра в полдень, — я посмотрел на часы. — После этого предложение снимается.
Когда Фуллертон ушел, сгорбившись под тяжестью поражения, я вернулся к планированию покупок обесцененных активов. Его сеть магазинов станет отличной основой для будущей торговой империи. При правильном управлении и в более благоприятных экономических условиях.
О’Мэлли принес обеденные газеты с новыми ужасающими цифрами.
— Босс, — сказал он, кладя газеты на стол, — звонил губернатор Рузвельт. Просил передать, что хотел бы встретиться с вами в ближайшее время для обсуждения «мер по восстановлению экономики».
Франклин Рузвельт. Будущий президент, который через три года придет к власти с программой «Нового курса». Наши прошлые беседы о антикризисных мерах теперь обретали новую актуальность.
— Я готов приехать в любое время. В его загородном доме, как обычно.
Около пяти вечера дворецкий доложил о прибытии мистера Вандервуда. Владелец гостиничной сети выглядел встревоженным, но благодарным. Его костюм слегка взмок от дождя, а серебристые виски потемнели от пота.
— Уильям, — он крепко пожал мне руку, входя в кабинет, — я приехал поблагодарить вас. Ваши предупреждения спасли мою компанию от катастрофы.
Я указал на кресло у камина, где тихо потрескивали дубовые поленья.
— Присаживайтесь, мистер Вандервуд. Как дела с проектами расширения?
— Отменены, — он опустился в кресло с видимым облегчением. — Все десять запланированных отелей. Когда рынок рухнул, я понял, насколько близко мы подошли к пропасти.
Дворецкий принес кофе в серебряном сервизе и тихо удалился. Вандервуд принял чашку дрожащими руками.
— Если бы мы взяли те пять миллионов кредита на расширение, как планировали… — он покачал головой. — Компания разорилась бы за месяц. Банки сейчас требуют немедленного погашения всех займов.
— А текущее состояние дел?
— Сложно, но управляемо, — Вандервуд отпил кофе. — Загрузка отелей упала до тридцати процентов. Бизнес-путешествия практически прекратились. Но поскольку мы не брали новых кредитов, можем продержаться.
Я достал из ящика стола папку с предварительными расчетами.
— Мистер Вандервуд, у меня есть предложение. Сейчас многие гостиничные активы продаются по бросовым ценам. Мы могли бы выкупить их и расширить сеть, но без кредитного бремени.
Его глаза заинтересованно сверкнули:
— Продолжайте.
— Три отеля в Филадельфии выставлены на продажу за треть от стоимости строительства. Два в Вашингтоне — за четверть. Владельцы готовы продать за наличные с огромными скидками.