— Именно поэтому стоит быть осторожным, — настаивал я. — Помните панику 1907 года? Ей тоже предшествовали годы бесконечного роста.
Роквуд-старший пристально посмотрел на меня:
— У вас есть конкретная информация о грядущих проблемах?
Я осторожно покачал головой:
— Скорее интуиция. И анализ исторических циклов. За каждым бумом следует спад. Это неизбежно, как смена времен года.
— Но когда? — спросил Дэвид. — Через месяц? Через год? Через пять лет?
— Не знаю точно. Но подозреваю, что раньше, чем все ожидают.
В кабинете повисла тишина. За окном слышался шум ветра в листве и далекое гудение автомобиля на шоссе.
— Что конкретно вы предлагаете? — наконец спросил Роквуд-старший.
— Диверсификацию. Вывод наличных. Золото, земля, европейские облигации. Активы, которые не зависят от американского фондового рынка. Хотя и там следует быть осторожным.
— А United Petroleum? — поинтересовался Дэвид. — Продавать после роста?
— Нефть понадобится всегда, — ответил я. — Но возможно, стоит зафиксировать спекулятивную прибыль и оставить только долгосрочную позицию.
Роквуд-старший встал и подошел к окну. Его силуэт резко выделялся на фоне вечернего неба:
— Мистер Стерлинг, правда ли, что вы настаиваете на консервативном подходе со всеми клиентами в последнее время?
— Откуда вам это известно?
— У меня есть друзья среди финансистов. Говорят, молодой Стерлинг вдруг стал проповедовать осторожность. Хотя он и до этого был по большей части консерватором, но теперь и вовсе повернулся назад. Это странно для человека, который только что провел блестящую спекулятивную операцию.
Я глубоко вдохнул. Нужно было правильный баланс между убедительностью и правдоподобностью:
— Есть признаки, которые беспокоят. Банки сокращают резервы. Федеральный резерв поднимает ставки. Промышленное производство замедляется, а акции продолжают расти. Классические признаки пузыря.
Дэвид скептически покачал головой:
— Уильям, эти сигналы экономисты видят уже давно. И что? Рынок продолжает бить рекорды.
— До тех пор, пока не перестанет, — сухо заметил я.
Роквуд-старший повернулся от окна:
— Хорошо. Допустим, ваши опасения обоснованы. Что делать с прибылью от United Petroleum?
— Треть оставить в нефтяных активах, они переживут любой кризис. Две трети в ликвидность: наличные и краткосрочные облигации.
— Довольно консервативно, — заметил Дэвид.
— Консервативность иногда высшая форма мудрости, — ответил его отец неожиданно. — Мистер Стерлинг, а как быстро, по-вашему, может начаться гипотетический кризис?
Я выдержал паузу, делая вид, что обдумываю ответ:
— Если он грядет, то скоро. Пузыри лопаются неожиданно. От первых признаков до полноценной паники может пройти несколько недель.
— Недель? — удивился Дэвид.
— В 1907 году между первыми банкротствами и всеобщей паникой прошло меньше месяца. Современные коммуникации только ускорят процесс.
Роквуд-старший вернулся к столу и сел:
— Интересная точка зрения. Скажите, а что может стать спусковым крючком? Как лопнет пузырь?
— Множество факторов. Неожиданное банкротство крупной компании. Обвал иностранных рынков. Решение Федерального резерва. Даже массовая паника без видимых причин.
— А есть предвестники? — спросил Дэвид.
Я на мгновение задумался. Как намекнуть, не выдавая знания точных дат?
— Исторически кризисы часто начинаются осенью. Летом люди в отпусках, торговля вялая. А с началом осеннего сезона все накопившиеся противоречия выходят наружу.
— То есть сентябрь-октябрь? — уточнил Роквуд-старший.
— Вполне вероятно.
За дверью прозвучал мелодичный звон, гонг на ужин. Роквуд-младший встал:
— Не будем забегать в будущее. Пока рынок растет, грех не воспользоваться. Но ваши предостережения принимаем к сведению. А пока ужин подан. Можем продолжить обсуждение за столом?
Столовая Роквудов поражала сдержанной роскошью. Длинный стол из красного дерева, стулья с высокими спинками, серебряная посуда Tiffany Co. За стол сели только мы трое, семейный ужин в узком кругу Роквуды предпочитали громким приемам.
— Кстати, — сказал Роквуд-старший, когда подали первое блюдо, бульон из черепахи, — ходят слухи, что вы также давали подобные советы молодому Кеннеди.
Джозеф Кеннеди, биржевой спекулянт и отец будущего президента, действительно был одним из немногих, кто прислушался к моим предупреждениям.
— Мистер Кеннеди опытный трейдер. Он и сам видит риски текущей ситуации.
— А что с вашими собственными активами? — поинтересовался Дэвид, отпивая красное вино из богемского бокала.
— Постепенно сокращаю соприкосновение с фондовым рынком. Увеличиваю долю наличных, недвижимости, международных активов.
— И сколько у вас сейчас в акциях? — не отставал он.
— Около тридцати процентов портфеля. К концу лета планирую сократить до пятнадцати.
Роквуд-старший кивнул с одобрением:
— Разумно. Я сам начал переводить часть средств в землю и золотодобывающие компании.
— Действительно? — удивился его сын.
— В моем возрасте излишний риск ни к чему. А история учит, когда все говорят, что «на этот раз все по-другому», обычно ничего не меняется.
Мы закончили ужин обсуждением деталей United Petroleum. Завтра, сразу после объявления о слиянии, начнется массированная продажа акций. Но не все сразу, небольшими блоками, чтобы не обрушить цену.
«План выхода уже готов, — отметил про себя я. — На будущей неделе мы зафиксируем основную прибыль. А к октябрю останутся лишь минимальные позиции».
Когда Паккард вез нас обратно в Манхэттен, О’Мэлли заметил:
— Вы их напугали, босс. Особенно молодого Роквуда.
— Не напугал. Предостерег. Разница существенная.
— А сами вы действительно во все это верите? В кризис?
Я посмотрел на огни Нью-Йорка, приближающиеся в темноте.
— Верю, Патрик. И готовлюсь к нему как могу.
Глава 4Подготовка
Утренний свет заливал мой кабинет, когда я застегивал манжеты рубашки серебряными запонками с гравировкой. Стрелки настенных часов показывали восемь тридцать — впереди исторический день. За окнами особняка на Пятой авеню нарастал городской шум: автомобильные гудки, крики газетчиков, цокот копыт по асфальту.
Фаулер, безупречный как всегда, принес свежую газету на серебряном подносе.
— Доброе утро, сэр. «Нью-Йорк Таймс». Полагаю, сегодня вас интересуют финансовые новости в первую очередь?
— Спасибо, Фаулер, — я взял газету, пробегая глазами заголовки. — Кофе и тосты через пятнадцать минут.
Первая страница кричала о новых рекордах индекса Доу-Джонса, но в углу притаилась маленькая заметка о необычной активности в нефтяном секторе. Пока только слухи о возможном крупном слиянии, официальное объявление ожидалось в десять утра на пресс-конференции в «Уолдорф-Астории».
Телефон зазвонил ровно в восемь сорок пять. О’Мэлли ответил в соседней комнате и через секунду появился в дверях:
— Мистер Прескотт на линии. Говорит, срочно.
Я взял трубку, готовясь к разговору с партнером и соратником по операции «Черное золото».
— Доброе утро, Джонатан.
— Уильям! — голос Прескотта звучал возбужденно. — Наши информаторы сообщают, что слухи уже просочились. Акции Texas Petroleum подскочили на пять процентов на предварительных торгах!
— Раньше, чем мы ожидали, — я отпил глоток кофе из фарфоровой чашки, принесенной Фаулером. — Но это не меняет наш план.
— Согласен. Роквуды получили все необходимые подписи? — голос Прескотта звучал приглушенно, несмотря на безопасную линию, проведенную ко мне по специальному заказу.
— Да, документы оформлены вчера вечером. В десять объявят официально. Ты будешь на бирже?
— Конечно. А ты?
— Я буду наблюдать с галереи. Точнее, не совсем я, — я усмехнулся, вспоминая заранее подготовленный костюм курьера.
Прескотт понял намек:
— Понимаю. Мудрая предосторожность. Наши брокеры готовы начать ликвидацию по сигналу. Первая партия — десять процентов, как договаривались?
— Именно. А после пресс-конференции увеличим до пятнадцати. Рассчитываю, что к закрытию торгов мы выведем не менее сорока процентов позиции.
После быстрого завтрака я прошел в гардеробную, где О’Мэлли уже приготовил необходимое. На кровати лежал поношенный костюм курьера с эмблемой «Rapid Dispatch», небольшой курьерской службы, выполнявшей поручения для брокерских контор. Рядом кепка, потертая кожаная сумка для документов и накладные усы.
— Все готово, босс, — О’Мэлли достал небольшую коробочку с гримом. — Пятнадцать минут, и от Уильяма Стерлинга не останется и следа.
Трансформация прошла быстро и профессионально. В зеркале теперь отражался немолодой курьер с усталым лицом, морщинами вокруг глаз и залысинами, скрытыми под кепкой. Даже осанка изменилась, я слегка ссутулился, как человек, проводящий дни в беготне по финансовому району.
— Превосходно, — одобрил О’Мэлли. — Ни один из ваших знакомых не узнает вас даже с расстояния в фут.
— Они и не должны, — я проверил содержимое сумки: блокнот, карандаши, поддельное удостоверение на имя Гарольда Дженкинса и несколько запечатанных конвертов. — Сегодня я просто один из сотен курьеров на Уолл-стрит.
Вместо Packard Twin Six нас ждал неприметный Ford Model A, автомобиль, какой мог принадлежать небольшой курьерской компании. За рулем сидел Мартинс, одетый в форму водителя доставки.
— В биржу через служебный вход? — спросил он, трогаясь с места.
— Да, и затем сразу к «Уолдорф-Астории». Мне нужно успеть на пресс-конференцию.
Мы выехали на улицы Нью-Йорка, вливаясь в поток коммерческого транспорта, грузовиков, фургонов и такси. В этом простом автомобиле мы стали невидимками, еще одна доставка в бесконечном круговороте финансового района.
О’Мэлли сидел рядом со мной, изучая утренние газеты.
— Странно, — заметил он, — о слиянии упоминают всего несколько изданий, и то вскользь. А в «Финансовом вестнике» вообще ни слова.