Мороз пробежал по коже. Морган описывал Великую депрессию и Вторую мировую войну как неизбежность. Я допил херес, обдумывая услышанное. Морган либо обладал феноменальными аналитическими способностями, либо, как и я, знал будущее из первых рук.
— Конкретные условия нашего сотрудничества?
Морган достал из ящика стола папку с уже подготовленными документами:
— Взаимное невмешательство в дела друг друга. Обмен информацией по вопросам, касающимся общих интересов. Координация действий в критические моменты. И самое главное, абсолютная конфиденциальность нашего соглашения.
Я пролистал документы. Юридическая формулировка была безупречной, каждый пункт продуман до мелочей.
— Срок действия соглашения?
— Пять лет с возможностью продления, — ответил он без колебаний. — Достаточно времени, чтобы пережить грядущие потрясения и укрепить позиции.
Предложение казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Но альтернатива, война на несколько фронтов, выглядела значительно хуже.
— Я согласен, — сказал я, протягивая руку для рукопожатия.
Рукопожатие Моргана было твердым и прохладным. В его глазах мелькнуло что-то, напоминавшее удовлетворение хищника, загнавшего добычу в угол.
— Превосходно, — он вернулся к столу и взял золотое перо. — Давайте оформим наше соглашение должным образом.
Через полчаса документы были подписаны. Морган предложил отпраздновать достигнутое соглашение бокалом французского шампанского «Дом Периньон» урожая 1921 года.
— За новую эру сотрудничества, — произнес он тост, поднимая бокал.
— За взаимовыгодное партнерство, — ответил я.
Шампанское искрилось на языке, его пузырьки создавали ощущение праздника. Но внутри у меня поселилось странное чувство, что я только что заключил сделку с дьяволом.
— Джонатан, — сказал я, поднимаясь с кресла, — надеюсь на плодотворное сотрудничество.
— Я в этом не сомневаюсь, — он проводил меня к двери. — Увидимся через неделю. Хотелось бы обсудить некоторые европейские инвестиционные возможности.
Дверь закрылась за мной с мягким щелчком. Я шел по коридору отеля, чувствуя одновременно облегчение и тревогу. Соглашение с Морганом решало множество текущих проблем, но создавало новые, долгосрочные риски.
В лифте, спускаясь в вестибюль, я размышлял о том, что произошло. Морган слишком легко согласился на мои условия, слишком быстро предложил решения всех проблем. Такая щедрость в мире, где каждый доллар выбивается с боем, выглядела подозрительно.
Но пока что соглашение работало в мою пользу. Теперь я смогу сконцентрироваться на заключении перемирия с другими противниками.
Выходя из отеля на Пятую авеню, я чувствовал, что только что завершил самую важную сделку в жизни. Оставалось надеяться, что цена этой сделки не окажется слишком высокой.
Глава 16Старые друзья
Заброшенный металлургический завод в пригороде Чикаго встретил нас сыростью, запахом ржавчины и эхом собственных шагов. Пронзительный ветер с озера Мичиган завывал сквозь выбитые окна цехов, где когда-то плавили сталь для небоскребов.
Оуни Мэдден выбрал место для встречи с расчетом. Далеко от города, множество путей отхода, идеальная акустика для выявления засад.
Бронированный Packard остановился у восточного входа завода ровно в полдень. Шон Маллоу первым выбрался из машины, автоматически просканировав периметр острым взглядом ветерана окопов.
— Чисто, босс, — коротко доложил он, придерживая дверцу автомобиля. — Снайперы заняли позиции на водонапорной башне и в административном корпусе. Патрули проверили все подходы в радиусе полумили.
За нами остановились еще два Chrysler Imperial. Из них высыпали вооруженные люди, десять лучших бойцов моей организации. Thompson Model 1928, Colt.45, Winchester Model 12, арсенал, способный выдержать серьезное столкновение.
О’Мэлли прихрамывал рядом со мной, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Ранение, полученное во время взрыва в Бостоне, еще давало о себе знать, но преданный ирландец отказался остаться в Нью-Йорке.
— Босс, — сказал он, щурясь на заводские корпуса, — Мэдден хитрая лиса. Место выбрал так, чтобы можно уйти в любую сторону. Либо он действительно боится засады, либо готовит нечто неприятное.
Главный цех завода «Чикаго Стил» когда-то гремел молотами и ревел домнами. Теперь здесь царила мертвая тишина, нарушаемая только скрипом металлических балок под порывами ветра. Солнечный свет, пробиваясь сквозь разбитые окна, рисовал причудливые узоры на бетонном полу, усыпанном осколками стекла.
У дальней стены, возле заржавевшего прокатного стана, стоял круглый стол, единственный предмет мебели в огромном помещении. Два стула, бутылка канадского виски «Crown Royal» и два стакана.
Оуни Мэдден ждал меня, прислонившись к ржавой стойке управления краном. Даже здесь, среди промышленных руин, он выглядел безупречно. Серый костюм-тройка от лондонского портного, золотая цепочка карманных часов, начищенные до зеркального блеска ботинки.
В зеленых глазах читалась усталость. Усталость человека, который слишком долго играл в опасные игры и начал понимать истинную цену этих развлечений.
— Билли, — произнес он с легким ирландским акцентом, который никогда не мог полностью скрыть, несмотря на годы в Америке. — Ты привел так много охраны? На встречу со старым другом? Не слишком ли много чести? Сколько воды утекло с тех пор, как мы познакомились? Я вот, как видишь, явился один.
— Воды утекло много, — ответил я, медленно приближаясь к столу. — Но я все помню, как будто это было вчера. Лето двадцать восьмого. Встреча в твоем клубе Cotton. Тебя поразили мои выдающиеся способности к наблюдению и выявлению копов.
Он рассмеялся, но в смехе не было веселья:
— Ты всегда видел детали, ускользающие от других. Именно поэтому я поверил, что из тебя выйдет толк. Молодой финансист с Уолл-стрит, который умеет считать не только проценты, но и риски.
Маллоу и трое наших людей заняли позиции у входов в цех. Остальные охранники патрулировали периметр завода. О’Мэлли остался рядом со мной, его рука покоилась на рукояти Colt.38 под пиджаком.
— Оуни, — сказал я, садясь напротив Мэддена, — объясни мне, что происходит. Некоторые люди говорят, что ты работаешь с чикагцами. Это правда?
Мэдден налил виски в оба стакана, его движения были медленными, размеренными. За годы, проведенные в рядах нарушителей закона, он выработал привычку превращать любой разговор в ритуал.
— Правда, — ответил он без обиняков. — Фрэнк Нитти предложил мне долю в его Национальном синдикате. Сорок процентов прибыли от операций в семи штатах Среднего Запада против тридцати процентов от нью-йоркских дел.
— Дело только в деньгах? — спросил я, хотя знал, что причины глубже.
Мэдден отпил виски и задумчиво посмотрел на меня:
— Билли, когда я начинал в этом бизнесе, Нью-Йорк был центром вселенной. Все важные решения принимались в Манхэттене, все деньги текли через наши банки. Но времена меняются.
Он указал на разбитое окно, за которым виднелись заводские трубы и железнодорожные пути:
— Посмотри на эту страну. Детройт производит два миллиона автомобилей в год. Чикаго контролирует железные дороги от Атлантики до Тихого океана. Нефтяники из Техаса качают черное золото быстрее, чем Роквуд в лучшие времена. А мы все сидим в Нью-Йорке и думаем, что Америка заканчивается за рекой Гудзон.
Мне показалось, что он говорит чужие слова. Слова Нитти, сорванные с кончика языка.
— Значит, ты предаешь Комиссию ради географии? — в моем голосе прозвучала горечь.
Мэдден резко обернулся:
— Не смей говорить о предательстве! — зеленые глаза вспыхнули гневом. — Кто предал кого? Лучиано обещал мне равное партнерство, а превратил в младшего компаньона. Анастасия решает вопросы жизни и смерти, не спрашивая мнения остальных. А ты, Билли, ты превратился в марионетку, которая танцует под их дудку.
О’Мэлли напрягся, рука скользнула к оружию, но я остановил его жестом.
— Объясни, что ты имеешь в виду, — произнес я спокойно.
Мэдден вернулся к столу и сел напротив меня:
— Когда мы познакомились, ты был независимым игроком. Умным, расчетливым, готовым идти на оправданный риск. Теперь ты превратился в банкира мафии, который выполняет чужие приказы и боится принимать самостоятельные решения.
— А Нитти предлагает мне независимость? — иронично спросил я.
— Нитти предлагает партнерство равных, — ответил Мэдден. — Никто не диктует условия, все решения принимаются коллегиально. Чикагский синдикат строится на принципах американского бизнеса, а не на диктатуре одного человека. А я вижу, что Лучиано постепенно подминает нас всех под себя.
Я отпил виски, обдумывая слова Мэддена. В них была своя логика, но также чувствовалась попытка оправдать уже принятое решение.
— Оуни, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, я не приехал сюда угрожать или уговаривать. Хочу понять мотивы старого друга.
Мэдден кивнул:
— Ценю честность. Тогда скажу прямо. Комиссия обречена, Билли. Вы слишком высоко подняли лапки, забираясь под Лучиано. Вы слишком респектабельные. Чикагцы, хоть и считаются дикарями, но в то же время думают масштабнее, они понимают, что будущее за континентальными операциями.
— И поэтому ты решил перейти к победителям? — уточнил я.
— Я решил остаться на плаву, — честно признался Мэдден. — В нашем деле выживают только приспособленцы. Слишком твердые, с железным хребтом, вымирают.
Минуту мы молчали, каждый обдумывал позицию противника. За окнами завода слышался шум железнодорожного состава. Товарные вагоны везли зерно с Великих равнин к портам Восточного побережья.
— Хорошо, — наконец сказал я. — Предположим, ты прав насчет будущего. Но зачем тогда эта встреча? Чего ты хочешь от меня?
Мэдден подался вперед, его голос стал доверительным:
— Хочу предложить тебе то же, что и себе. Переход к чикагцам на выгодных условиях. Нитти готов забыть прошлые разногласия и принять тебя в синдикат с сохранением контроля над финансовыми операциями.