Завтра мне предстояло найти ответы на эти вопросы. Потому что если Барух действительно предал американские интересы, война за экономическое будущее страны уже проиграна.
А если нет, значит, игра только начиналась. И мы еще можем побарахтаться.
Глава 24Первые сомнения
Есть особое чувство, которое испытывает человек, когда понимает, что его союзник может оказаться врагом. Это похоже на ощущение, будто почва уходит из-под ног, только гораздо хуже, потому что в финансовом мире предательство измеряется не в разбитых сердцах, а в разоренных империях.
Вернувшись домой после встречи с Вагнером, я не мог заснуть до рассвета. Упоминание имени Баруха крутилось в голове, как назойливая мелодия. Барнард Барух, человек, с которым я встречался недавно, работая по проектам Рузвельта и Роквуда. Тот самый Барух, который казался искренним патриотом и надежным союзником.
А теперь выяснилось, что он «выражал заинтересованность» в предложениях европейского альянса.
Утром я вызвал Чарльза Бейкера в свой кабинет. Мой помощник выглядел уставшим, но был готов к работе.
— Чарльз, — сказал я, указывая на кресло напротив стола, — мне нужно, чтобы ты провел деликатное расследование. Речь идет о Барнарде Барухе.
Бейкер поднял бровь:
— О том самом Барухе, с которым мы встречались по поводу благотворительного фонда?
— Именно о нем. Мне нужна информация о его деятельности за последние месяцы. Все публичные выступления, встречи с иностранными представителями, инвестиционные решения.
— Какие-то проблемы, Уильям?
— Возможно. А возможно, я просто становлюсь параноиком. — Я встал и прошелся по комнате. — Но в нашем бизнесе паранойя часто оказывается единственным способом выживания.
Пока Бейкер занимался своей частью расследования, я решил провести собственный анализ. Достав из сейфа папку с записями о встрече с Барухом, я начал восстанавливать хронологию событий.
Встреча состоялась совсем недавно, до заварушки с чикагцами и ирландцами. Барух тогда казался искренне вовлеченным и готовым помочь по любым вопросам. Мы договорились о регулярных консультациях.
Но что происходило после той встречи?
Я начал собирать информацию из открытых источников. «Wall Street Journal» за последние месяцы содержал несколько интервью с Барухом. В феврале он выступал с критикой «чрезмерного иностранного влияния на американскую экономику». В марте предупреждал о «необходимости защиты национальных финансовых интересов».
Это звучало как слова истинного патриота.
Но недавно тон изменился. Барух начал говорить о «важности международного сотрудничества» и «необходимости координации с европейскими партнерами». На прошлой неделе он публично поддержал идею «стандартизации международных промышленных отношений».
Тонкий сдвиг, но заметный для внимательного наблюдателя.
К обеду Бейкер вернулся с первыми результатами:
— Уильям, кое-что интересное. За последние три месяца Барух провел серию встреч с представителями европейских банков. Deutsche Bank, Credit Suisse, Banque de France.
— Официальные встречи?
— Нет, все неформально. Обеды в частных клубах, встречи в его загородном доме. — Бейкер достал блокнот. — Плюс он недавно инвестировал полмиллиона долларов в германские промышленные облигации.
— Какие именно?
— Krupp, IG Farben, Thyssen.
Те самые компании, которые Вагнер упоминал как участников альянса. Очень интересно.
Совпадения в финансовом мире редко бывают случайными. Если Барух инвестировал в компании, участники альянса, это могло означать либо гениальную прозорливость, либо инсайдерскую информацию.
— А что насчет его правительственных связей? Изменилось ли что-то в его консультационной деятельности?
— Тут становится еще интереснее. Мой источник в министерстве торговли говорит, что Барух недавно представил секретный доклад о «необходимости адаптации американской экономики к международным стандартам».
— Какие рекомендации?
— Облегчение процедур для иностранных инвестиций в стратегические отрасли. Создание совместных американо-европейских промышленных комиссий. Стандартизация производственных процессов.
Программа действий, которая словно написана в штаб-квартире альянса в Гамбурге.
Во второй половине дня я решил провести личную разведку. Офис компании Баруха на Уолл-стрит располагался в тридцатиэтажном здании с отличным обзором гавани. Я устроился в кафе на противоположной стороне улицы, заказал кофе и начал наблюдение.
В течение двух часов я видел обычный поток посетителей: деловые партнеры, правительственные чиновники, журналисты. Но в четверть пятого произошло кое-что интересное.
К зданию подъехал элегантный черный «Паккард», из которого вышел мужчина в дорогом пальто. Высокий, лет сорока пяти, седеющие волосы, вполне подходящий под описание «мистера Вольфа», которое дал О’Мэлли типограф Медичи.
Мужчина провел в здании около часа, затем вышел и уехал в том же автомобиле. Слишком короткая встреча для обычных деловых переговоров, но идеальная продолжительность для передачи информации или получения инструкций.
Вечером я снова встретился с «мистером Смитом» в той же «Морской таверне» у причала. Моему правительственному информатору не нравилось, когда его беспокоили дважды за неделю, но очередные пятьсот долларов успокоили его недовольство.
— Барух? — Смит нахмурился, услышав мой вопрос. — Что конкретно вас интересует?
— Его влияние на правительственную политику. Кого он лоббирует, какие идеи продвигает.
— Ну, официально он консультирует по экономическим вопросам. Но последнее время активно пропагандирует идею более тесного сотрудничества с Европой.
— В каком смысле?
— Совместные промышленные стандарты, объединенная торговая политика, общие подходы к регулированию рынков. — Смит отпил из кружки пива. — Министр торговли в восторге от его предложений.
— А оппозиция есть?
— Некоторые сенаторы выражают сомнения. Говорят о потере экономического суверенитета. Но Барух очень убедителен. Он ведь национальный герой, советник президентов.
Именно в этом проблема. Репутация Баруха настолько безупречна, что его рекомендации принимались без серьезной критической проверки.
— Смит, а не замечали ли вы изменений в его позиции за последние месяцы?
— Теперь, когда вы спрашиваете… Да, был один странный эпизод. В марте Барух выступал против законопроекта об облегчении иностранных инвестиций. А в мае внезапно стал его поддерживать.
— Объяснения?
— Сказал, что получил дополнительную экономическую информацию, которая изменила его мнение. Но никто не знает, откуда эта информация.
Вернувшись домой поздним вечером, я сел за стол с блокнотом и начал анализировать собранные данные. Картина складывалась тревожная, но не однозначная.
С одной стороны встречи с европейскими банкирами, инвестиции в германские корпорации, изменение политических взглядов, продвижение идей, выгодных альянсу.
С другой стороны возможно, что Барух действовал из искренних убеждений, считая международное сотрудничество полезным для Америки.
Но визит мистера Вольфа склонял чашу весов в сторону первого варианта.
Я взял лист бумаги и начал составлять план проверочной операции. Нужно выяснить, на чьей стороне играет Барнард Барух. Сделать это, не раскрывая собственных карт.
Потому что если влиятельный советник правительства предал страну, он не остановится перед устранением тех, кто угрожает разоблачением.
А если он невиновен, то обвинения могли разрушить мою собственную репутацию и карьеру.
Есть что-то почти театральное в планировании предательства друга. Особенно когда не знаешь наверняка, предатель он или нет. Сидя за столом с чистым листом бумаги, я чувствовал себя драматургом, сочиняющим пьесу с заранее неизвестной развязкой.
План родился из простой мысли: если Барух действительно работает с альянсом, он не устоит перед соблазном передать по-настоящему ценную информацию. А если нет, моя репутация параноика будет заслужена, но по крайней мере я буду спать спокойно.
На следующий день в офисе я первым делом вызвал Бейкера.
— Чарльз, — сказал я старому товарищу, который разбирал почту в приемной. — Мне нужна услуга деликатного свойства.
Он вошел с блокнотом наготове, как всегда готовый записать очередное безумие, которое я выдавал за гениальность.
— Слушаю, Уильям.
— Я недавно узнал, что на Хестер-стрит есть такая типография Медичи. Там печатают, скажем так, особо качественные визитки для особо взыскательных клиентов.
— Они специализируются на нестандартных заказах? — Бейкер поднял бровь с выражением человека, привыкшего к странностям жизни.
— Именно. Мне нужно, чтобы они изготовили документ. Очень официальный, очень секретный и очень убедительный документ.
Я достал из ящика стола несколько образцов правительственных бланков, которые накопились за годы работы с различными ведомствами. Министерство торговли, военное ведомство, казначейство, целая коллекция американской бюрократической эстетики.
— Видишь этот бланк военного ведомства? — показал я Бейкеру letterhead с орлом и звездами. — Нужно изготовить точную копию, но с одной особенностью. Серийный номер должен быть уникальным — XB-7749–1929. Запомни эти цифры.
Бейкер записал номер:
— А содержание документа?
— Секретный меморандум о разработке нового авиационного двигателя. — Я начал диктовать, расхаживая по кабинету. — «Конфиденциально. Только для лиц с допуском уровня А. Проект Thunderbird показал выдающиеся результаты испытаний. Новый двигатель превосходит германские образцы Junkers по мощности на тридцать процентов, по расходу топлива — на двадцать пять процентов».
— Thunderbird? — Бейкер скептически взглянул на меня. — Звучит как название индейского тотема.
— Именно поэтому выбрал. Если кто-то попробует проверить существование проекта с таким именем, военные подумают, что речь идет о каком-то фольклорном исследовании. — Я самодовольно улыбнулся собственной хитрости. — Продолжаю диктовать. «Особенности конструкции: использование нового сплава алюминия с добавкой молибдена, разработанного в лабораториях Массачусетского технологического института. Предварительные расчеты показывают возможность увеличения скорости до двухсот миль в час».