– Ты что, серьезно?
– А ты как думаешь! – Толька растерянно поднялся из-за стола, заметался по комнате. – «Раньше, – говорит, – больше брали, а теперь – восемьсот кусков…» Крыса мохнатая! «Несите, мол, деньги, Анатолий Мошкин, и вы – популярный артист эстрады!»
Наташа согласилась с Толей – худрук сволочь. Однако надо было решаться: либо менять профессию, либо доставать восемьсот тысяч.
Через неделю, выйдя на улицу в удушливый июньский полдень, когда кожа у москвичей словно дымилась, разрушая обожженные поры, Толька решил так: «Надо искать деньги… Без сцены все равно сдохну».
Свернув к Покровским воротам, он оказался в окружении машин – «тойоты», «форды», «мерседесы», – их всегда много у торговых представительств.
«Фиат», точь-в-точь как у «мохнатой крысы», – подумал Толька. Он подошел к машине, заглянул в салон. Предельная скорость на спидометре была двести сорок километров.
«Вот это ракета! Вот это роскошь!»
И вдруг его словно обожгло внутри. Закружились перед глазами пешеходы, дома, улицы, загудели какую-то свою жуткую музыку. Внезапно все оборвалось и в наступившей тишине тяжело повисли слова: «Угнать… Угнать… Угнать…»
«Так-так, Толька, что-то у тебя нервы шалят, – стал успокаивать он сам себя. – Неужто беда душу выворачивает?! – Его вдруг бросило в жар и залихорадило. – Нет, не могу… Надо профессию менять…»
Он еще раз обошел машину.
«Интересно, чья эта роскошь?»
Он сделал несколько шагов, но, оглянувшись, опять остановился.
К машине подошла женщина неопределенного возраста в джинсовой шляпе и декольтированной кофте, обнажающей почти до половины загорелую грудь. В одной руке она держала яркий целлофановый пакет с английскими надписями, в другой – связку ключей.
«Иностранка, – решил Толька. – Походка как у балерины, но, видно, тоже из этих представительств, что здесь в переулке помещаются. Интересно, чем торгуют?»
Он подошел ближе и заметил, что пальцы незнакомки украшены золотыми кольцами и сверкающими камнями.
«Наверное, управляющая богатой фирмы. Небось, за поступление к ней на работу побольше, чем восемьсот тысяч, откусывает, – он даже похолодел от злости. – Эх, как мерзко внутри… Интересно все же, сколько стоит машина?»
– Эй, мадам, шпрехен зи дойч? – внезапно вырвалось у него.
– Чего вам надо, гражданин? – неожиданно ответила женщина по-русски.
– Извините, я думал, вы иностранка, – смутился Толька.
Смерив Мошкина пристальным взглядом, женщина приветливо улыбнулась.
– А почему вы решили, что я немка? А я подумала, что вы иностранец – швед или финн. Они очень интересуются «тачками», – пояснила она. – Что вы так осуждающе смотрите на меня?
– Извините… – с дрожью в голосе выдавил он и подошел ближе. – Скажите, пожалуйста, это ваша машина?
– Странный вопрос! Конечно, моя…
– И сколько стоит?
– Для меня – ничего…
– Как так?
– Неужели я похожа на женщину, которая сама покупает дорогие вещи?
Незнакомка кокетливо постукивала ключами по тонким изящным пальцам. В ее остром, слегка хищном взгляде была жестокость и какое-то наглое высокомерие.
– А я вот определенно скажу – молодой человек с такой внешностью, как у вас, должен иметь американский «Кадиллак», не одну любовницу, дачу двухэтажную с верандой, и обязательно – свой лицевой счет… Имеете ли вы все это?
– Ничего не имею, – мрачно пробурчал он. – Даже работы по специальности…
– Собственно, что мы стоя разговариваем? Давайте сядем в машину. Меня зовут Клара, а на работе – Клара Георгиевна, – она сама протянула руку, и это настолько ошеломило его, что он не сразу вспомнил свое имя.
– Анатолий.
– Ну, вот и познакомились. Но отчего же ты такой неудачник? Даже работы не имеешь?
– Специальность моя не материальная.
– Не понимаю, – она достала из багажника пачку иностранных сигарет без фильтра. – Курить будешь?
– Не курю.
– Давай послушаем «хеви металл»?
– Не-е, не-е…
– Даже смешно. Такой бугай, а ведешь себя… Может, ты и за девочками не ухаживаешь?
– Не… Есть жена, двое детей…
– А говоришь, что ничего не имеешь.
– Вы меня не так поняли.
– Может быть… Скажи, а что это за специальность такая – нематериальная? С воспитательной работой связана или библиотекарская? Может, ты на гособеспечении или стукач в законе?
– Не переводите все в шутку, – на этот раз тихо, с трудом сдерживая накатившую боль, ответил он.
– Слушай, малый, может, ты гастарбайтер?! Тогда понятно, почему ты такой взъерошенный.
– Смейтесь, сколько угодно… Только поймите меня, ради Бога! Не могу больше молчать… Не могу! Гибну, уважаемая!
Клара выключила магнитофон.
– Что с тобой?
– Весь мир в черном цвете! Восемьсот тысяч надо! Ах, трясет всего!
– Восемьсот?! Какие пустяки! – усмехнулась Клара.
– Иначе все прахом! Я ведь артист по специальности.
– Артист?!
– Теперь вот на эстраде хочу себя испытать. А чтобы творческий конкурс пройти, восемьсот тысяч надо! Для Бельмондо, может, это маловато, а мне… Но ведь иначе, поймите меня… Иначе сдохну! Ко мне уж идея привязалась – угнать машину!
Клара насторожилась.
– Приехали, мальчик. Успокойся, в конце-то концов. Это что, намек или предупреждение?
Но Тольку трудно было успокоить. Все, что накопилось в нем за последние годы московской неустроенной жизни, вдруг одним разом защемило где-то внутри, и его понесло. Может, оттого, что до конкурса оставались считанные дни, может, оттого, что в Кларе он почувствовал незаурядный талант, с которым человек горы переворачивает, но добивается своего, – таких людей он встречал на лесоповале.
Одним словом, он почему-то решил, что Клара может помочь деньгами, и начинал не робеть, как говорят жеребцовские лесорубы, а валить лесину в сторону, где ее сподручнее окорзать.
– Поймите меня правильно, – доверительно сказал он, – ведь я к вам с большой доброжелательностью отношусь! С уважением! Иначе бы не поделился бедой, тем более, что мы только сейчас познакомились. Иначе наговорил бы всякой чепухи, наобещал всего… А потом… Спускаетесь вы после работы к своей машине, а она – ку-ку, уехала…
– Ты меня насмешил, безработный артист! Ну что же, поехали ко мне! Там все обсудим, подумаем насчет денег.
И они поехали.
Клара жила в центре Москвы на шестнадцатом этаже. Ниже она не могла, потому что сверху ей было удобнее следить за ритмом города. Она вела шаманский образ жизни, любила рок-музыку, особенно в исполнении дрессированных обезьян или африканских папуасов, кроме того, она считалась запатентованным экстрасенсом (врачом от любых недугов) и вполне могла конкурировать с экстрасенсом Кашпировским.
– А это означает, – пояснила она словами великого поэта, – «Коса и камень, лед и пламень». – И тут же добавляла от себя. – Человека бывает очень много, и весит он около ста, а энергии в нем, как у мелкой сонной рыбки, которая уже в кастрюле оказалась, а ей все чудится, что она в море… И соперник ее только кашалот. А бывает с виду немощный человечек, и росточком мал, ну прямо как подросток, а биополе у него, как у акулы.
Клара обожала высоких, крепко сложенных красавцев-мужчин с малоподвижными мозгами. Энергии в ней было чудовищно много, но расходовалась она только на именитых и богатых людей, хорошо плативших за лечение.
– Ну как, нравится тебе у меня? – тащила она его из комнаты в комнату, а потом вдруг исчезла и через некоторое время появилась в ярком халате.
Толька не знал, куда деться от смущения и как вести себя в подобной ситуации: из-под нарядного халата с изящными кружевами чуть пониже талии высовывалась голова желтой змеи.
Она медленно вытягивалась и, шевеля раздвоенным языком, ползла навстречу гостю.
– Если ты настоящий мужчина, то мой удавчик Боря должен зашипеть, – с улыбкой подметила Клара и, дав волю змее, вдруг залилась неудержимым смехом. – А он не только шипит, но и хвостиком дрыгает… Того и гляди бросится на тебя!
Клара провела Тольку в большую комнату, посередине которой уже стоял накрытый стол с шампанским и напитками покрепче. В углу комнаты, похожей на столовую, возвышался самодельный террариум, из которого торчали головы доброго десятка змей.
– Не обращай внимания. Это мое хобби! – продолжала она осмотр. – Если бы ты пришел в день кормления, то сразу бы понял, насколько интересны эти киски. Они поедают грызунов в три раза больше себя, почти как люди…
– Откуда они?
– Я ведь экстрасенс… Вот и дарят клиенты. Это ко многому обязывает. Все хотят быть здоровыми… вечными, потому что ничего не земле нет вечного. Ты, например, богатырь, а голова, как снег, белая. Тебе помочь в этом вопросе?
– В каком?
– Ну, скажем, восстановить прежний цвет?
– Спасибо…
– Дурачок! Люди сотни тысяч платят, чтобы на их лысинах пучок волос появился. Ну что же, человекообразное ископаемое, мой руки и присаживайся к столу! Посмотрим, на что ты способен, – энергично предложила Клара и выставила на стол бутылку с водкой. – Не стесняйся, откупоривай.
Толька откупорил, аккуратно разлил по вместительным рюмкам.
– За знакомство, – предложила Клара. – Ну, будем здоровы!
Они выпили, и он не поморщился, а наоборот, заулыбался, широко и, по-видимому, впервые за всю прошедшую неделю.
– Давай еще?
– Давайте.
В квартире повисла трапезная тишина, и только громкое бульканье где-то внутри детины из Жеребцова нарушало возникшее безмолвие.
– У нас, бывало, в Жеребцове, приедешь в гости, и, пока мерин твой на дрожках, а то и в санях сена накушается, назад не отпустят.
– Что ж, давай за Жеребцово?
– Давайте.
После очередной рюмки Толькины глаза загорелись, лицо сильно покраснело.
– А чем вы этих здоровенных удавов кормите? – неожиданно спросил он.
– Крысами мохнатыми, – также неожиданно ответила Клара. – Из орденоносного питомника привозим.
– Забавно мир устроен. Все связано. Только с каждым днем удивляешься…