Но, разумеется, не это делает сон кошмаром.
Кампания длится уже 1,1 мегасекунды, и хотя мы – мое подразделение, в смысле – обычно не спим, все находимся под воздействием яда усталости от почти двенадцати последовательных суток высокоскоростных маневров. Военные действия начались, как только Верховное командование установило орбитальные элементы на одном из своих самых выгодных ИРЛ-узлов сети, а Шестиперстое Зеленое Королевство проявило особую настойчивость в попытке удержать скомпрометированные А-врата, все еще зараженные цензорботами Короля в Желтом – и заражающие всех, кто через них проходит. ШЗК – один из последних оплотов проигравшей стороны; они еще долго держались после того, как иные редуты Цензоров поддались нашим маневрам благодаря фанатично-мракобесной топологии сети и хитроумному распределению внутренних брандмауэров. Мы определили местоположение в реальном пространстве одного из их основных коммутаторов, и это значит, что у нас есть узел с огромным разветвлением, который можно использовать, как только мы подключим к нему наших людей. Мое подразделение – на взводе.
Вектор атаки – один конец Т-ворот с радиусом десять метров, который ускоряется примерно до тридцати процентов скорости света и свободно падает в ледяной периферии облака космического мусора, вращающегося вокруг коричневого карлика Эпсилон Инди Б. ЭИБ немногим больше газового гиганта – температура поверхности не превышает тысячу градусов Кельвина; за несколько световых минут до вхождения в ореол звезда становится почти невидимой. Вокруг нее, в морозной изоляции, вращаются кометные тела, холодные как глубины межзвездного пространства.
Наши штурмовые ворота отключены, поэтому их не засечь. Секунды уходят у нас на то, чтобы инфильтроваться в защитное поле по периметру орбиты ШЗК и пронестись мимо огромного цилиндра на расстоянии менее пятидесяти километров – близость опасная, но поди нас заметь. А когда цилиндр проносится мимо, несколько взводов – в том числе мой – совершают экспресс-посадку через дальний конец тоннеля. С точки зрения стражи, мы появляемся на пороге из ниоткуда. А с нашей точки зрения, это смертельная ловушка.
Чтобы преодолеть пятьдесят километров до обитаемой зоны, требуется пятьдесят секунд. Мы лежим распластанные в ускорительных клетках, постоянно теряя скорость, и наши костюмы делают финты, уклонения, рывки через срабатывающие ловушки и лучи гамма-лазеров. За эти пятьдесят секунд мы теряем восемьдесят процентов личного состава из-за огневой мощи защитников орбиты. Это бойня, но нам все равно повезло – мы выживаем лишь потому, что работаем на Кошек Лайнбарджера, а они специализируются на прикладном безумии. Всем известно, что только сумасшедший может атаковать из открытого космоса, поэтому ШЗК сосредоточили 90 % огневой мощи внутри орбиты, с прицелом на выходы своих дальних Т-ворот, а не за пределы маршрутизатора, в пустоту космоса.
Я нахожусь без сознания в течение большей части атаки; все сенсорные впечатления фиксируются датчиками на костюме и сохраняются в буфере мгновенного запоминания. Но вот меня рывком вбрасывает в тело, и я беру его под контроль. Секунда – я еще лежу, весь закованный в броню, другая – стою в руинах замка на орбите ШЗК, и воспоминания о том побоище, что имело здесь место, оживают в моей голове с запозданием. Я вытаскиваю свой меч, подключаю бластерные системы наведения к глазным трекерам, выпускаю еще больше абляционной пены [8] и направляюсь в жилую зону.
Перемотка вперед:
Иметь дело с гражданскими, как только мы захватим тут власть, будет очень сложно, потому что все они подверглись действию Короля в Желтом – его исходной версии, несущей цензурную нагрузку, а не более позднему хакнутому инструментарию разных религиозных полиций и когнитивных диктатур. Цензурная нагрузка Короля не только стирает запретные воспоминания – она имеет тенденцию оставлять споры в мозгах своих жертв и бэкдор-загрузчик в их модемах, и, если те загружаются в уязвимые A-ворота, эта дрянь может активироваться и заразить воротную прошивку. Так что мы должны собрать всех в этом жилом комплексе, который только что расстреляли из бластеров и порезали на ремни мечами, и переправить через наши собственные грубые дезактивационные ворота.
Здесь вступает в игру логика сна: их ворота – технически продвинутые, элегантные продукты зрелой технической мысли. А наши сляпаны как и из чего попало, на очень скорую руку, с опорой на жалкие крупицы чудом уцелевших знаний. Мы собирали их в дикой спешке и едва поняли, как далеко забрался вирус – а он охватил все А-врата Насущной Республики, – так что они неэффективны и медлительны. Да, работают – но с просто чудовищной задержкой. Сейчас они пашут в одностороннем режиме, разбирая и каталогизируя граждан, чтобы потом проверить их на вирусы и перевоплотить. Поскольку мы не защитили все подходы и другие узлы Шестиперстого Зеленого Королевства сопротивляются нам в яростном отчаянии, нужно действовать быстро.
Примерно через пять тысяч секунд сбора сопротивляющихся гражданских лиц и подачи их к воротам группа майора Нордака посылает мне новый приказ. Тела замедляют процесс, говорится в нем. Просто соберите головы. Мы воскресим всех, как только возьмем ситуацию под контроль.
На палубе J, куда мы всех согнали, находится огромная толпа мирных жителей: все – в замешательстве и страхе. Мы вдвоем тащим их по одному через дверь, говоря, что проводим обработку. Кто-то упирается, но с человеком-танком при полной экипировке спорить нет смысла, поэтому, нравится или нет, они идут с нами; ушибы и переломы – цена, которую платят упрямцы, вот и все. Мы проводим их через внутренний проход, который не отворяется, пока внешние проходы не закрыты наглухо. А когда на другой стороне глазам гражданских предстает гора обезглавленных трупов у штурмовых ворот и Лорал с мечом в тяжелой руке, начинается дикое яростное сопротивление.
Грязную работу мы выполняем по очереди – иначе никак, ибо она напряженная, да и просто морально тяжкая. Я хватаю трепыхающуюся жертву – всякие попадаются: то толстая женщина-орточеловек; то старик, которому замена тела не помешала бы. Многие из них запустили себя, одряхлели, отказываясь обновляться в А-воротах из страха перед Королем в Желтом, – обезглавливаю, а тело укладываю на скользкий от крови пол зала. Они кричат, иногда обделываются от страха, когда Лорал вгоняет ворпальный меч им в загривки – между позвонками С7 и Т1. Щелчок кнопки активации, и кровь плещет по сторонам; ее так много – никогда не подумаешь, что жидкость из человека может бить фонтанами. И крики обрываются. Лорал опускает меч, я – тело и подбираю с пола голову, скользкую от крови, с дергающимися от постампутационного шока веками. Головы бросаю в А-ворота – так быстро, как получается, – и те проглатывают их, считывают содержимое черепа и, надеюсь, успевают выгрузить их до того, как все когнитивные связи рушит осмотический стресс-индуцированный апоптоз. Затем Лорал хватает выброшенное тело и швыряет его в угол, в общую кучу, которую один из наших товарищей по спецназу время от времени увозит на погрузчике для поддонов, пока я с помощью турбонасоса безуспешно пытаюсь осушить море крови, что плещется у наших ног.
Это отвратительная и неприятная работа, и хотя мы вошли в раж и работаем на предельных скоростях – убиваем в среднем всего одного гражданского каждые пятьдесят секунд. Мы работаем уже сто килосекунд – одна из восьми бригад, брошенных на задание; обрабатываем, может, шестнадцать тысяч человек в день. И это просто мое горькое невезение, что, когда двери открываются и парни с другой стороны швыряют в нас следующее тело, отбрыкивающееся и кричащее во всю глотку, моя очередь браться за меч. Лорал удерживает жертву, я поднимаю клинок и смотрю в испуганное лицо. В зависимости от того, какая это вариация кошмара, я вижу, что оно – мое собственное или, что много хуже, принадлежит…
– Кей —
Я вскакиваю, захлебываясь криком, и кто-то баюкает меня в своих объятиях. Я вся в холодном поту и неудержимо дрожу. Я медленно осознаю, что нахожусь в постели и только что сбросила одеяло. За окном – лунный свет, я нахожусь в симуляции Юрдона—Фиоре—Хант, и неважно, насколько плохи дела днем, – они не могут сравниться с тем, насколько плохи дела в моих снах. Изнутри рвется жалкий скулеж побитой собаки.
– Все в порядке, ты проснулась! Никто тебе не навредит! – приговаривает Сэм, гладя меня по плечам. Я прислоняюсь к нему и умудряюсь превратить всхлип во вздох. Мое сердце колотится, словно жало отбойника, снимающего дорожное покрытие, кожа становится липкой. Рука Сэма крепче обнимает меня.
– Может, расскажешь, что тебя так мучает? – тихо спрашивает он.
– Да все этот… ужасный… повторяющийся сон. Память… думаю, не удаленная до конца… из прошлой жизни. Я хотела избавиться от нее… а она возвращается… преследует. – Я говорю сбивчиво, во рту кисло, и я не до конца проснулась – вуаль теней минувшего еще застилает глаза. – Что… как ты тут оказался?
– Услышал, как ты мечешься и визжишь во сне, – пояснил Сэм. – Подумал, что у тебя какой-то припадок.
Справедливо. Это не такая редкость даже в мои годы. Я приподнимаюсь на руке, но не отстраняюсь от Сэма. Вместо этого вытаскиваю другую руку из-под одеяла и крепко его обнимаю.
– Амнезия многое забрала у меня, – медленно выговариваю я. – И если то, что мне снится – настоящая часть моей прошлой жизни… хотела бы я, чтобы она так и осталась забытой.
– Сон ушел, – успокаивающе приговаривает Сэм, и я крепко его обнимаю.
Он большой, серьезный и солидный. Большой Серьезный Сэм. Я прижимаюсь лицом к впадине на его шее и вдыхаю запах его тела. Рука на моих плечах сильная, крепкая. О да, как и весь Сэм. Мои ребра дрожат, я сдерживаю нервный смех.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Нормально, – мурлычу я ему в шею.
Я достаточно проснулась, чтобы заметить, что я не единственная, кто спит голышом в этом доме. Меня это не волнует – я верю, что он не возьмет меня силой и не сделает того, чего я не хочу. Он каким-то образом перешел порог между неуверенным незнакомцем и другом, а я даже не заметила, когда это произошло. Теперь я не хочу быть одна, и обнять его – самая естественная вещь в мире, как и провести рукой по его спине, прижаться лицом к шее и вдохнуть его естественный аромат.