– Дэни любит всеми командовать и иногда перегибает палку. А ведь Хару отважилась на такой безрассудный поступок, чтобы заслужить ее похвалу. Наоми, может, тебе проведать Хару?
Делать нечего, пришлось идти. Мне казалось, что Хару не будет мне рада, но я представила, как она уже несколько дней сидит поникшая в кресле у окна с распухшей ногой, и мне стало ее жаль.
И вот на следующее утро я, немного нервничая, подошла к ее дому и постучала в дверь, которая через некоторое время открылась, и наружу высунулась голова Хару. Мой визит ее удивил.
– О… а ты чего здесь?
– Амара кое-что просила тебе передать.
С этими словами я протянула ей корзину с едой. Хару замялась, смотрела то на меня, то на корзину, но в конце концов приняла дар. После короткой паузы она сказала:
– Спасибо большое. Ну, пока.
– Подожди.
– Что?
– Можно зайти?
Хару отчего-то вздохнула, но все же впустила меня. Они с Дэни жили в бревенчатом доме с небольшой гостиной, двумя спальнями и ванной. В углу гостиной стояла деревянная кровать, а рядом была дверь в одну из комнат, запечатанная клейкой лентой. Это меня насторожило.
– Там комната Дэни. Туда никому нельзя. Это ее мастерская для рисования, поэтому обычно она спит в гостиной. Но после той истории она разозлилась и теперь, видимо, ютится у себя.
Спальня Хару была значительно меньше нашей с Амарой. Здесь поместились только кровать да корзина с бельем. Я аккуратно села на край кровати – Хару разрешила. Она развязала медицинский бандаж, осмотрела место перелома и, тяжело вздохнув, снова замотала ногу. Я не была уверена, в настроении ли напарница общаться, поэтому просто молчала. После небольшой паузы черты ее лица смягчились, и она заговорила:
– А что там с кокосом?
– Тот, что ты схватила, раскололся, но разведывательные дроны смогли раздобыть другие. Правда, оказалось, что они сгнившие внутри. Как бы то ни было, раньше ничего подобного в лесу не встречали, поэтому взрослые занимаются этим вопросом.
– А… а Дэни? Она все еще злится на меня?
Я растерянно посмотрела на Хару. В такие моменты она напоминала мне нашкодившего подростка.
– Нам она про тебя ничего не говорила. Да и она не тот человек, чтобы обсуждать других за глаза. Сама знаешь.
– Дэни меня чересчур опекает. Она была против, чтобы я ходила на разведку. Говорила: «Вот наткнешься на выживших диких животных или мародеров, и что тогда?» Но это же смешно. Для меня опасно, а для других, что ли, нет?
– Она просто беспокоится о тебе. Амара точно так же ко мне относится. Переживает, но не показывает этого, а если что, то злится про себя.
Хару молчала. Я спросила ее, откуда она знает Дэни. Они не были родственниками, но, вероятно, что-то их связывало. Хару нахмурилась и ответила:
– В Куала-Лумпуре я хотела участвовать в мюзикле и каждый день ходила в театр. Там и познакомилась с ней. Но тогда я ее побаивалась.
В театре Дэни занималась декорациями, а заработанные деньги тратила на краски и холсты, чтобы писать картины. Хару пыталась завести знакомства с артистами мюзиклов, как-то даже пробовалась на роль, но ее не взяли из-за национальности. Но она все равно при каждой удобной возможности ходила в театр, общалась с сотрудниками и актерами. Там ее все полюбили, и Дэни тоже. Но ее тучное телосложение и грубые черты лица пугали Хару.
В театре рассказали, что Дэни скоро устроит свою выставку, и Хару думала даже на нее пойти, но пыль нарушила планы. Разом отменились все концерты и выставки. Некогда оживленные улицы Куала-Лумпура наполнились криками спешно уезжающих людей. А потом в один момент наступила тишина.
После появления пыли поползли слухи, что по домам ходят военные и проверяют людей на устойчивость, поэтому мама Хару уговорила дочь укрыться в заброшенном театре, где к тому времени уже не было электричества. Туда сбежались многие актеры, кому было некуда податься, и женщины, уклоняющиеся от тестов на устойчивость.
– Мы думали, что там никто искать не будет. Но вскоре ворвались военные. Младшую сестру Дэни поймали. Я запаниковала, не знала, что делать, но она схватила меня за руку и увела оттуда. За пределами Куала-Лумпура мы случайно встретились с другими устойчивыми.
Хару с Дэни, Мелией, Янин и остальными скитались за пределами купола, пока не нашли старую деревню, где располагался НИИ. Так что они знакомы давно и вместе пережили ужасные времена.
Когда я размышляла про непростые отношения, связывающие Дэни и Хару, я вспоминала про свои двойственные чувства к Амаре. Я чувствовала себя то виноватой перед ней, то обязанной, а иногда я просто ее ненавидела. Наверное, что-то подобное испытывали и они по отношению друг к другу.
– Ты знала, что разведдроны последнее время периодически обнаруживают каких-то людей на границе леса? Конечно, нет, ведь взрослые нам ничего не рассказывают. Дэни отвечает уклончиво. Мне стало интересно, и я подумала, что, если заберусь повыше, что-нибудь да замечу.
– И как? Заметила?
– Нет, только дроны.
– Не надо было туда лезть самой. Можно было посмотреть с помощью дрона.
Хару сжала губы и спросила:
– Ты умеешь лазать по деревьям?
– Нет, но в любом случае ради кокоса я бы никогда не полезла.
– М-да. И как только ты выжила в лесу…
– Кто бы говорил. Сама-то свалилась с дерева.
Взглянув на меня, Хару рассмеялась. Я ее не понимала, но она мне нравилась.
Похоже, Хару повеселела. Я тоже, но, когда она протянула мне твердое печенье в круглой банке, я вдруг вспомнила про тех устойчивых из Джохор-Бару, и на сердце сразу стало тяжело.
Я зашила штаны и футболку Хару, валявшиеся в комнате. Сама она шить не умела, что и неудивительно, ведь до появления пыли даже мелкие дела поручали роботам. Я протянула Хару аккуратно заштопанные вещи, и она, к моему удовольствию, ахнула от восхищения. Но восторг исчез с ее лица так же быстро, как и появился.
Перед уходом я еще раз бросила взгляд на закрытую дверь комнаты-студии Дэни. В гостиную оттуда выходило одно окно, но оно было завешано шторами. Хару лишь пожала плечами.
– Кроме меня, Дэни никому не показывает свои картины. Если я без нее покажу, она ужасно разозлится.
Один раз я видела, как Дэни делает какой-то набросок перед залом собраний. По словам Хару, она частенько рисовала пейзажи деревни или портреты жителей. А краски и кисти находила в заброшенных районах.
– Когда пыль исчезнет, Дэни устроит выставку своих картин. Они представляют историческую ценность. Пусть люди узнают, что было не только плохое. Мы продолжали жить.
Хару говорила так, будто уже видела своими глазами эту выставку.
Хару предстояло сидеть дома со сломанной ногой как минимум месяц. Я любила ходить на разведку и была готова делать это даже без напарницы, но взрослые меня не отпускали одну. Вдруг что случится. Поэтому я стала выполнять мелкие поручения. За изменениями флоры в лесу теперь следила специальная группа, и в целях безопасности ввели в строй дополнительный разведывательный дрон. Я расстроилась из-за того, что теперь не смогу свободно гулять по лесу, но Дэни обещала, что, как только Хару поправится, мы снова сможем делать вылазки.
Когда я разгуливала по окрестностям, меня постоянно тянуло на вершину холма, где находилась оранжерея Рэйчел. Я ни разу не видела это здание вблизи. Хару верила взрослым, говорившим о том, что ядовитые растения выделяют смертельные для человека вещества, и не ходила туда. Но мне эти страшилки казались не очень убедительными. Интерес перевесил страх. К тому же я была уверена, что иммунитет меня защитит. По рассказам, в оранжерее, кроме диковинных растений, находились и всевозможные приборы. Для чего они? И что Рэйчел делает там целыми днями с этими ядовитыми растениями? И кто она вообще такая?
Во время очередной прогулки на холме недалеко от оранжереи я обнаружила разбившийся дрон, но не такой, как те, которые мы часто подбирали в лесу. Я дотронулась до него, он издал странный звук и снова отключился. А вдруг это чужой разведывательный дрон?
Я отнесла его Хару, но он не показался ей подозрительным.
– Вот, смотри, тут нарисованы два треугольника. Значит, это наш. Если он не сломан, то просто верни его туда, где нашла. Такие разведдроны заряжаются от солнечной энергии.
– Просто вернуть на место?
– Ну, да. Чтобы он не сбился с заданного маршрута. Или отнеси его Чису.
Мне стало интересно, что Чису делает с этими дронами, но все же я не осмелилась к ней пойти. Решила положить эту штуковину возле оранжереи, как посоветовала напарница.
На следующее утро я взяла дрон и поднялась на вершину холма. Там посреди деревьев возвышалась оранжерея, сооруженная из серебристого каркаса и стеклянных стен. К высокому потолку крепились вентиляционные решетки, лампы и оросители. Я никогда не видела столько растений. Вдоль стен оранжереи стояли огромные горшки со всевозможными фруктовыми деревьями, в поддонах росли плодовые растения и лекарственные травы; на каждом ящичке висела табличка с названием. Каучуковые деревья с серыми стволами высотой до самого потолка были увиты багряными лианами. Названий многих деревьев я не знала, но от их громадных листьев с человеческий рост захватывало дух.
Я вовремя заметила, что слишком близко подошла к оранжерее. Еще бы чуть-чуть, и проблем не миновать. Я начала медленно пятиться, как вдруг нога на что-то наткнулась. Это оказался небольшой игрушечный робот-щенок.
– Эй, а ты что тут делаешь? – сказала я, беря его в руки. – Чуть тебя не раздавила, извини!
Хоть он и робот, мне все равно стоило извиниться за то, что чуть на него не наступила. У щенка не было одной лапы. Он задергался, словно пытаясь на что-то указать. Я огляделась и увидела ее в траве.
– Ты, что ли, поранился?
Подняв потерянную деталь, я с усилием вставила ее на место. Характерный звук просигналил, что она попала в пазы.
Оказавшись снова на земле, робот тут же куда-то побежал. Я последовала за ним по тропинке, ведущей прямиком к оранжерее, которую мы с Хару во время разведки обходили за километр. Щенок привел меня к обветшалой хижине и юркнул внутрь.