Аён вдруг заметила, что взгляд Рэйчел напоминает ей взгляд Чису, когда она сидела посреди своего сада. В их глазах читались грусть и тоска, ностальгия по прошлому. Казалось, все, что произошло в жизни, причиняло им боль, но в то же время давало силы жить.
– Рэйчел, я знаю только одно: Чису вас не забыла. Когда я была маленькой, она рассказывала мне о человеке, которой научил ее ценить растения, воспринимать их как сложный механизм. Однажды поздно вечером я видела, как она сидела в своем саду и наблюдала за синим свечением. Она была такой задумчивой в тот момент. Теперь я понимаю, что, возможно, она вспоминала вас. Не знаю, что между вами произошло и действительно ли ваши чувства – лишь результат механического вмешательства, но я думаю, что чувства и эмоции – это физические субстанции. Течением времени вымываются поверхностные слои, но всегда остается суть. Даже годы неспособны ее уничтожить.
Смотря в грустные глаза Рэйчел, Аён вдруг кое-что вспомнила.
– В конце ее воспоминаний была просьба. Она просила передать вам ее извинения, если когда-то удастся с вами повстречаться. Всю жизнь она мучилась оттого, что была слишком эгоистична. Чису сожалела о произошедшем и хотела, чтобы вы об этом знали. Мне известно, где она провела последние годы жизни. Если бы только могла, она бы непременно вернулась на тот холм с оранжереей. Но силы ее покидали. Вы могли бы поехать туда. Чтобы еще раз…
Увидев лицо Рэйчел, Аён замолчала на полуслове.
– Вы в порядке?
Искусственные мышцы Рэйчел не позволяли ей плакать. Но отчего-то казалось, что по ее искаженному от воспоминаний и непостижимых чувств лицу в тот момент полились слезы, пусть и невидимые. Аён поняла, что это было слишком личное, и отвела взгляд.
С разрешения Наоми Аён оформила записи и воспоминания в брошюру под названием «Оранжерея на краю света» и планировала передать ее в СМИ. В историю она включила не все. Ей казалось, что это и не нужно. Даже тело киборга в итоге изнашивается. Все на земле стареет и увядает. Тогда в чем же смысл этих записей? Аён была сбита с толку, но решила рассказать миру все как есть.
Рэйчел помнила Наоми как смышленую девочку, каждый вечер наведывающуюся в хижину Чису. Они были рады услышать новости друг о друге. Наоми улыбнулась и сказала:
– Я помню, как подходила к оранжерее и осторожно приветствовала Рэйчел, в ответ она всегда махала рукой. Тогда нам казалось, что мы с ней живем в разных мирах. Но это было не так. А теперь мы можем подтвердить существование друг друга.
Когда Аён узнала, что Рэйчел решила отключить себя, ее это совсем не удивило. Почти все, кого помнила Рэйчел и кто помнил ее, превратились в прах. Смерть была для нее своего рода очередным экспериментом. Страх перед гибелью покидал ее вместе с каждой новой механической деталью. Аён поняла, что Рэйчел наконец-то обретет долгожданный покой.
В их первую и единственную встречу она передала ей чип с воспоминаниями Чису. Рэйчел, в свою очередь, дала ей координаты. Она не сказала, что там находится, да это и не требовалось. Аён все поняла. Она хотела было спросить, не пыталась ли Рэйчел найти оранжерею, но по ее туманному взгляду догадалась сама: она бывала там не раз.
Аён попрощалась с Рэйчел и вышла из музея. Придя домой, она сразу купила билет до Малайзии.
Среди густых тропических лесов недалеко от Кепонга еще до экологической катастрофы располагался огромный Институт лесных исследований, развалины которого стали убежищем для нескольких десятков беженцев и местом, где находилась оранжерея Рэйчел. Сейчас от всего этого не осталось и следа.
После публикации рассказа Наоми удалось обнаружить развалины института. Территория была включена в план реконструкции, но, к счастью, работы еще не начались. От жилых домов и зданий уцелели только сваи и фундаменты. Многие предлагали восстановить оранжерею, но Наоми и Амара были против. В конце концов было решено ограничиться лишь памятной табличкой.
Аён предложила Наоми съездить туда вместе, но та отказалась:
– Сейчас там, должно быть, все иначе. Илим остался только в моих воспоминаниях, и мне хотелось бы их сохранить. Поезжайте без меня, а потом расскажете мне обо всем.
Всю территорию бывшего НИИ было решено засадить мосваной. Обычных посетителей туда пока не пускали. Горы являлись частью национального заповедника, и для посещения требовалось получить разрешение. Дорога от аэропорта на ховеркаре заняла четыре часа. Прибыв на место, Аён увидела перед собой невероятные заросли лиан.
– Здесь ведутся исследовательские работы. Правила знаете? С тропинок сходить запрещается. Если вдруг далеко отойдете от робота-помощника, зазвучит сигнал тревоги. Два раза – и штраф. Будьте осторожны. Собирать образцы запрещается. Для этого необходимо дополнительное разрешение, на вашем нет соответствующей печати.
– Не волнуйтесь. С растений не упадет ни один листок.
Подозрительный сотрудник вернул Аён ее разрешение и вытащил из ящика стола робота. Как оказалось, функции помощника ограничивались лишь слежением за тем, чтобы посетители не сходили с разрешенных тропинок. Аён подумала, что неплохо бы получить карту местности, но сотрудник явно не был настроен на общение. Попрощавшись, она подошла ко входу в лес.
В начале растительность представляла собой по большей части привычные дикие растения Малайзии – папоротники, пиррозии, кокосовые пальмы и каучук. Но по мере того как уклон увеличивался, высокие деревья сменялись низкорослыми, джунгли редели. Похоже, из-за работ по реконструкции дикий тропический лес частично вырубили, а оставшиеся деревья покрылись лозами мосваны.
Перед Аён открылся холм, который почти полностью скрылся под зарослями мосваны. Взгляду ничего не мешало, и, если бы обломки зданий были, Аён бы уже их заметила. Но она видела лишь луга и жужжащих над ними насекомых. Неожиданно подул ветер. Нос зачесался, и Аён чихнула. Перед ней простирались гущи лиан. Вспоминая рассказ Наоми, она рисовала в воображении образы деревни. Вон там внизу должен был находиться зал собраний, а здесь – школа и библиотека.
Побродив по холму, она поднялась выше и заметила, что рельеф стал более пологим. Видимо, это именно то место, которое она искала. Здесь виднелись остатки какого-то строения. Конечно, стебли мосваны окутали и их.
Обломки каркаса и табличка свидетельствовали о том, что здесь когда-то стояла оранжерея. Любой другой мог бы пройти мимо и не обратить на это внимания. Но не Аён.
Именно здесь все началось.
Солнце садилось. Мосвана больше не светилась в темноте. Со временем она утратила это свойство. Но Аён представила, как в ночном сумраке витают одинокие синие крупицы света. Совсем как те, что она видела в далеком детстве в саду Чису.
Аён присела и почувствовала, как лианы касаются ее тела и рук. Наклонившись к земле, она услышала шелест травы и вдохнула ее запах. В ночном сумраке, опускавшемся на холм, чувствовалось что-то до боли знакомое.
Перед глазами появлялись картины былых лет. Садится солнце, в окнах одна за другой загораются желтые лампы. Огромные листья растений, напоминающие зонтики. И синие частицы пыли, витающие в воздухе. Это не край света и не край земли. Это всего лишь лес. Но когда опускается мрак, внутри стеклянных стен оранжереи блуждают дорогие сердцу воспоминания.
Послесловие автора
Когда я только задумывала «Оранжерею на краю света», я пыталась представить, какой в итоге получится эта книга. Для того чтобы мои идеи превратились в полноценный роман, мне хотелось найти какой-то живой организм, способный медленно, но верно заполонить не только книгу, но и всю планету. Я думала о бактериях, вирусах, грибах, плесени и даже насекомых. Но все они не вписывались в главную концепцию романа. И вскоре я поняла, что единственным подходящим живым организмом могут стать растения.
Как-то раз мы с папой сидели в кафе, похожем на оранжерею. Я расспрашивала его о цветах и растениях – какие они, как растут, как размножаются, чем отличаются травяные от древесных; спрашивала про однолетние и многолетние, о влиянии среды обитания, о том, как виды приспосабливаются к изменениям климата. Я ничего не знала о них, но мне хотелось получить точный ответ на один вопрос: существует ли в реальности растение, которому я посвящу свой роман? И в тот момент мой папа, который многие годы посвятил садоводству, сказал: «Мир флоры уникален». Он стал рассказывать мне о разных диковинных растениях, произрастающих на нашей планете. Заглянув в этот необыкновенный мир, я поняла: растения чрезвычайно многообразны, а наша планета удивительна.
В оранжереях меня привлекает их противоречивость. Это место, где встречаются человек и природа. В ограниченном пространстве оранжереи растения рассказывают нам о жизни в далеких краях. Работая над романом, я размышляла о нашей планете, которую мы изменили до неузнаваемости и где нам предстоит строить наше будущее, о людях, которые не боятся менять этот мир и не отказываются от своих убеждений. Думаю, что моя книга именно об этом.
Ким Чхоёп