Подобные истории являются наглядной иллюстрацией влиятельности и целеустремленности иностранных покупателей современного искусства. Продавцом картины Гогена, купленной за рекордную цену в 300 миллионов долларов, был шестидесятидвухлетний коллекционер из Базеля, бывший сотрудник «Сотбис» Рудольф Штехелин. Как представитель семейного фонда, Штехелин заведует крупнейшей коллекцией работ импрессионистов и постимпрессионистов. Эта коллекция была собрана после Первой мировой его дедом, которого также звали Рудольф Штехелин. Девятнадцать произведений – та самая картина Гогена, а также работы Ван Гога, Пикассо, Камиля Писсарро и других – полвека экспонировались в Базельском художественном музее. Но затем Штехелины решили забрать коллекцию из музея. В интервью газете Basler Zeitung он выразил недовольство тем, что директор музея не имеет намерения предоставить для экспонирования коллекции наиболее выигрышные выставочные площади и отказывается выставлять все работы одновременно.
Осведомленный об этой ситуации швейцарский арт-дилер связался с представителями Управления по делам музеев Катара, намекнув, что некое «сенсационное предложение» может сподвигнуть Штехелина продать картину Гогена или какую-то иную из его коллекции без необходимости выставлять ее на торги в надежде на альтернативное – более выгодное – предложение (например, от музеев Абу-Даби). Результатом этих переговоров стала та самая рекордная цифра. Были ли предложены музеям Катара прочие работы с экспозиции Базельского музея – неизвестно. По слухам, Штехелин вел переговоры с другими музеями, желая предоставить их для экспонирования на своих условиях. В частности, шестнадцать работ были предложены в экспозицию Собрания Филлипс в Вашингтоне.
В 2011 году наследники выставили на продажу собрание покойного греческого коллекционера Георгия Эмбирикоса. Жемчужиной коллекции была картина Поля Сезанна «Игроки в карты». Остальные четыре работы из этой серии хранятся в Метрополитен-музее в Нью-Йорке, в Орсэ, галерее Курто в Лондоне и в Фонде Барнса в Филадельфии. В том же 2011 году журнал Art News назвал «Игроков» Эмбирикоса одним из величайших произведений мирового искусства, когда-либо оказывавшихся в руках частного коллекционера.
Когда стало известно, что «Игроки» из коллекции Эмбирикоса вскоре могут сменить владельца, в качестве потенциального покупателя назывались имена дилеров Ларри Гагосяна и Уильяма Аквавеллы, которые, согласно курсирующим слухам, предложили продавцу от 220 до 230 миллионов долларов. Но затем Управление по делам музеев Катара предложило за картину 250 миллионов при условии, что продавец не будет устраивать торгов или искать более выгодного предложения. Как говорится, соглашайтесь или забудьте. Наследники Эмбирикоса предпочли согласиться. «Игроки в карты» Сезанна – на сегодняшний момент, возможно, самое громкое приобретение музеев Катара, равно как репродукция картины – самое тиражируемое в их публикациях изображение.
Считается также, что именно Катар стал новым домом для беспрецедентной коллекции работ Марка Ротко, собранной Эзрой Меркином, оценивающейся в 310 миллионов долларов и проданной в Нью-Йорке по решению суда. Коллекция Меркина считается лучшей частной коллекцией работ Ротко в мире. Меркин был обвинен в мошенничестве за то, что незаконно вкладывал деньги своих клиентов в фонд Берни Мэдоффа, зная о том, что фонд является финансовой пирамидой. В результате Меркину пришлось расстаться с частью собранной им коллекции произведений искусства. Торги открыл российский коллекционер Роман Абрамович, сразу предложив за работы Ротко 200 миллионов долларов (позже он отрицал это). Катар ответил предложением 310 миллионов долларов, судя по слухам, с условием, что предложение будет действительно лишь в течение очень короткого промежутка времени, предположительно не более сорока восьми часов. Работы Ротко можно с уверенностью назвать вторым по значимости приобретением после несомненной звезды – Сезанна. Не говоря уже о том, что в целом покупка коллекции Меркина самая громкая арт-сделка последнего десятилетия.
По мнению нескольких дилеров, в Катар отправилась также знаменитая работа Энди Уорхола «Мужчины в ее жизни» (1962), шелкография, представляющая собой тридцать восемь одинаковых снимков Элизабет Тейлор, расположенных в семь рядов. На фото, изначально напечатанном в журнале Life, Тейлор была заснята на скачках в Эпсоме с третьим мужем Майком Тоддом по левую руку и будущим четвертым мужем Эдди Фишером справа. Рядом с Фишером – Дебби Рейнольдс, в то время его супруга. Впрочем, разобрать, что же изображено на этой большеформатной шелкографии, с расстояния более метра довольно затруднительно.
В ноябре 2010 года картина «Мужчины в ее жизни» была продана на аукционе «Филлипс» в Нью-Йорке за 63,4 миллиона долларов – на тот момент это была вторая по величине цена, когда-либо заплаченная на аукционе за работу Уорхола. Запутанная история взаимоотношений Тейлор, Фишера и Рейнольдс в свое время широко освещалась в прессе, и именно благодаря ей работа Уорхола обрела громкую известность. Однако насколько эта история знакома и близка жителям Катара – и если да, то многим ли, – большой вопрос. Среди прочих это недавнее приобретение музеев Катара представляется наиболее сомнительным.
Еще несколько любопытных примеров закупок Катара. В 2009 году на аукционе «Кристис» в Лондоне музеи Катара заплатили 540 тысяч фунтов стерлингов (890 тысяч долларов) за картину Уильяма Хоара «Портрет Аюба Сулеймана Диалло» (1733). Этот портрет – первое из известных изображений чернокожего африканского раба-мусульманина, созданных в Англии.
Правительство Великобритании отклонило поданную Катаром заявку на экспортную лицензию. Вероятно, в надежде на то, что Национальная портретная галерея изыщет средства на приобретение портрета, и он останется в Англии. Согласно обычной практике, получив отказ на предоставление экспортной лицензии, покупатель произведения искусства подчиняется решению государственных органов и дает возможность британским музеям перекупить работу. В этом случае Управление по делам музеев Катара просто отозвало поданную заявку. Это означало, что по прошествии года после первой попытки заявка снова должна быть рассмотрена. Было достигнуто соглашение, что картина отправится в продолжительный выставочный тур по английским музеям, а затем на пять лет будет предоставлена для экспонирования в Национальную портретную галерею. Подразумевалось, что в обмен Национальная галерея не будет препятствовать музеям Катара в получении экспортной лицензии после того, как все договоренности будут выполнены.
Комментаторы выражают обеспокоенность, что принадлежность сокровищ культуры тому или иному владельцу определяется главным образом таким непредсказуемым и нестабильным фактором, как международное распределение богатств. Возможно, так оно и есть, но это не что иное, как главный принцип функционирования арт-мира. Влиятельность на национальном или международном уровне определяет возможность и готовность участвовать в торгах, повышая ставку до тех пор, пока не остается конкурентов.
Шейха Аль-Маясса – четырнадцатый ребенок шейха Хамада бин Халифа Аль Тани. В 2005 году она окончила бакалавриат Университета Дьюка по специальностям политология и литература. В рамках обучения она прослушала семестр в Сорбонне. Так же как и ее супруг шейх Джассим бин Абдула Азиз Аль Тани, прежде чем вернуться в Катар, шейха Аль-Маясса окончила аспирантуру Колумбийского университета. И хотя шейха никогда не изучала историю искусств в учебных заведениях, все, кто знаком с ней лично, признают, что благодаря самообразованию она прекрасно ориентируется в этой области.
В 2012 году в интервью New York Times шейха выразила надежду, что новая музейная политика Катара поможет изменить как сложившийся на Западе образ мусульманского общества, так и восприятие западного мира ее соотечественниками. Шейха надеется, по ее собственным словам, «подтолкнуть» наиболее консервативные элементы катарского общества к современной художественной жизни. «Это замечательный повод чествовать западное искусство в нашей части мира. Мы должны принимать, отдавать должное и, да, учиться у других культур»[110].
Смелость, которую демонстрируют музеи Катара, подчас может показаться неожиданной представителям западного мира, учитывая стереотипные представления о мусульманском Востоке. В 2013 году в честь открытия нового медицинского учреждения в Дохе шейха устроила выставку, названную «Чудесное путешествие». Перед Центром здоровья матери и ребенка разместились четырнадцать бронзовых скульптур работы Дэмиена Хёрста, представляющие развитие эмбриона человека от оплодотворения яйцеклетки до рождения. Последняя скульптура – это анатомически корректное изображение готового к появлению на свет младенца мужского пола.
Можно предположить, что изображение обнаженного женского тела – абсолютное табу для искусства на Ближнем Востоке. Однако, по словам шейхи, для художников, выставляющихся в Дохе, нет никаких ограничений – в том числе и запрета на демонстрацию произведений с обнаженной натурой. Однако как минимум однажды ей пришлось отступить от этого правила. После того как руководство музеев Катара отказалось организовывать выставку древнегреческих скульптур обнаженных богов и героев, экспонаты, уже доставленные в Катар, были возвращены в Афины. Жан-Поль Инглен выразил возмущение этой историей: «Это иная культура, ориентированная на семейные ценности; неверно действовать силой: лучше привлекать людей на свою сторону, чем отталкивать их»[111].
Соперники шейхи в гонке за громкими приобретениями – два новых музея на острове Саадият в Абу-Даби: Музей Гуггенхайма Абу-Даби, здание которого спроектировал Фрэнк Гери и Лувр Абу-Даби, спроектированный «Норман Фостер и партнеры». По состоянию на 2016 год строительство Музея Гуггенхайма было заморожено на три года, однако его планируется возобновить. Причина столь напряженного соревнования между музеями в том, что каждый эмират мечтает стать обладателем единственного значимого музея – центра притяжения «большого искусства» в этой части мира.