Южная Африка. Наталь
08 июля 1900 года. 05:00
Ночью, как вы сами понимаете, поспать мне не удалось. Но едва начало светать, я собрал командный состав на совещание.
– Итак, господа. Хочу вас поздравить…
Невыспавшиеся небритые морды дружно уставились на меня с легким недоумением.
– С проваленной операцией… – закончил я фразу, отхлебнул глоточек крепчайшего кофе, которым гнал прочь дремоту, и продолжил: – Да-да, не спорю, мы в чем-то герои, молодцы, но основную свою задачу все-таки прогадили. Что теперь? Можно, конечно, доблестно свалить, но тогда… сами понимаете, что тогда случится. А можно постараться исправить нашу ошибку. Это будет нелегко, но все-таки возможно.
И замолчал, давая высказаться товарищам.
– Комманданте, – первым не выдержал Родригес, – не тяните осла за уши. Если вы предлагаете остаться и держать англов сколько получится, то я с вами.
– Я не для того приехал сюда, чтобы сбежать при первой опасности… – угрюмо заявил Гойко Христич. – Если надо – будем исправлять ошибку.
– Не обижай меня, командир… – недобро оскалился О’Рейли. – Я с тобой.
– И я, – флегматично кивнул головой Паша Оладьев. – Бог не выдаст, свинья не съест. И вообще…
– Я за…
– Я тоже…
– Я и мои люди с вами, капитан…
– Ей-ей… – осуждающе покрутил бородищей главканонир Борисов. – Любите вы навести тень на плетень, господин капитан. Сразу бы и сказали, мол, так и так, диспозиция требует принять бой, а вы…
– Э-эх, Ляксандрыч… – недовольно буркнул Степан, высказавшись последним. – Помирать, канешно, не хочется, но нешто мы без понимания? Обижаешь…
Я опять отпил из чашки, стараясь скрыть довольное выражение на своей морде. Нет, ничуточки в своих архаровцах не сомневался, но сами понимаете – дело такое… Командовал бы я кадровым армейским подразделением, тогда никаких политесов не было бы. Присягу принимали? Значит, вперед, умирать за Родину! Ну… может, не так категорично, но где-то около того. А у меня в подчинении команда добровольцев, приехавших за тридевять земель, защищать чужую страну. И мотивации у них разные, далеко не всегда благородные. Так что могли и послать.
– Рад, что воюю плечо о плечо с вами. – Я отставил кружку в сторону. – Будите и стройте личный состав.
Когда рота построилась, я вкратце обрисовал бойцам нашу задачу, правда, не акцентируя внимание на тяжести положения. Потом предложил всем желающим покинуть позиции и отправиться назад, пообещав, что никого и никогда не упрекну за такой поступок.
Не знаю, возможно, парни просто не хотели показывать слабость друг перед другом, а может, действительно прониклись пониманием задачи, но желающих покинуть позиции не оказалось. К счастью, не оказалось. Вот и ладненько, значит, повоюем.
– Нашли человека, способного управлять этой лоханкой?.. – По роковой случайности прежнего, британского машиниста вместе с его помощниками пришибло ружейными гранатами в числе первых. – Есть такой? Отлично. Пусть подбирает себе команду и осваивает технику. Дальше. Железнодорожное полотно от головы и хвоста бронепоезда надо будет разобрать, оставив составу где-то с полмили для маневра. Бритты вполне могут пустить брандеры, чего нам на хрен не надо. Пути не курочить, рельсы аккуратно снять и перетащить сюда. Могут пригодиться. Гойко, эта задача на тебе. Местность вокруг аккуратно заминировать. Этим займешься ты, Павел Евграфович. И да, пока не забыл, заставьте пленных копать себе щели. Поубивает же болезных. И еще, лошадок наших с минимальным сопровождением эвакуируйте подальше и спрячьте. Идем дальше. Арсений Павлович, вы будете руководить артиллерией. Предлагаю…
Все наши действия были обдуманы еще ночью, так что инструктаж много времени не занял. Правда, пришлось внести в первоначальный план несколько поправок, сделанных по дельным советам соратников. Но, как говорил Змей Горыныч, одна голова хорошо, а несколько – еще лучше.
Если вкратце, диспозиция такова. Мы занимаем оборону на очень удачном участке местности. Он находится на возвышенности, откуда великолепно просматривается все на несколько миль вокруг. Личный состав зароется в землю на холмах по обе стороны дороги. Там же будет расположено все наличное тяжелое вооружение, то бишь четыре наших пулемета, два снятых с бронепоезда, ракетный и минометный дивизионы, а также двухорудийная батарея семидесятипятимиллиметровок Максима-Норденфельда.
Сам бронепоезд станет подвижной огневой точкой. Его трехдюймовые орудия – морского образца, то есть с длинными стволами, – способны закидывать двенадцатифунтовые снаряды на добрых девять тысяч ярдов, то есть примерно на четыре мили, так что при должной корректировке огня бриттам не поздоровится.
Не думаю, что они смогут с нами что-то быстро сделать, разве что только измором. Но на это потребуется время. И немаленькое. Вроде как. Интересно, а на сколько нас хватит?
– Палыч, – окликнул я Борисова, матюгами погонявшего расчет, втаскивающий орудие на холм, – ты глянул, что там со снарядами на бронепоезде?
– А как жа… – Старик недовольно зыркнул на меня, мол, чего отвлекаешь, сверился с потрепанной записной книжкой и отрапортовал: – По полусотне картечи, столько же шрапнели и по сотне гранат на ствол. А точнее, по девяносто три штуки.
– Хорошо. Как справишься, подойди, будем выбирать ориентиры.
– Угу… – Борисов кивнул и умчался, истошно вопя на своих помощников: – Да что ж вы творите, ироды, тудытьваснаперекосяк!..
Итак, с этим ясно, а что у нас с остальными боеприпасами?
У бойцов носимый запас в полторы сотни патронов на ствол, и еще по триста на каждый лежат в обозе. Мало, черт побери, но придется выкручиваться. Если что, перейдут на вражеские «Ли-Энфилды», коих мы натрофеили почти полторы сотни штук с большим количеством припаса к ним.
Теперь пулеметы. На каждый пулемет бралось в рейд под две с половиной тысячи патронов. Еще восемь тысяч мы взяли с двумя трофейными «виккерсами». Теми же «максимами», под тот же ублюдочный патрон калибра .303, только уже британского производства. В общем, с этим терпимо.
Но вот на орудия у нас есть всего по шестьдесят гранат. Шрапнели и картечи нет совсем. С минометами и ракетными установками дело обстоит еще хуже. Всего лишь по тридцать мин на ствол и шестьдесят ракет в общей сложности. М-да… явно не клондайк боеприпасов. Скудно, очень скудно…
– Твою же кобылу в дышло! – с досадой выругался я. – Зараза, огневого припаса – всего на световой день хорошего боя. Кто же предполагал, что так получится. Да и хрен с ним, больше все равно нет. И негде взять. Стоп!.. Надо будет приказать набрать воды во все подходящие емкости…
– Господин… как вас там! – послышался позади звенящий от возмущения голос. – Что вы себе позволяете?!
– Коммандант Игл. – Я сделал поворот круго́м и увидел перед собой автора, подарившего миру Маугли, Балу, Багиру и прочих бандерлогов.
Писатель имел вид донельзя воинственный и просто кипел от гнева. Хваленой британской невозмутимостью даже и не пахло.
– В чем дело, господин Киплинг?
– Да как вы смеете заставлять пленных работать… – с жаром начал он, но не договорил, потому что сзади подошел один из моих пруссаков, схватил его за воротник и без лишних слов потащил к остальным пленным, от которых британец в порыве возмущения отбился.
Киплинг попытался вырваться, но в связи с явным несоответствием весовых категорий успеха не добился. Так и тащился, взрывая каблуками ботинок каменистую рыжую землю.
М-да…
– О-отставить!.. – пришлось прикрикнуть, вызволяя писателя из рук детины. – Что вас возмущает, господин Киплинг?
– Вы заставляете пленных рыть окопы! – Писатель ткнул рукой в сторону своих собратьев по плену, уже вовсю работающих лопатами и кирками. – Это возмутительно!
– Для начала… – я аккуратно стряхнул с его френча пыль, – вы копаете могилы… простите, оговорился, окопы для самих себя.
– Как? Зачем? – на лице Редьярда Киплинга выразилось явное недоумение.
– Затем. Подозреваю, что уже сегодня к вечеру ваши соотечественники начнут лупить по нам из всего, что только под рукой найдется. Как вы думаете, остановит их наличие в лагере пленных? Правильно, не остановит, ибо дорога, которую мы будем удерживать, сейчас имеет гораздо большее значение, чем какая-то горстка солдатиков. Так вот, вместо того чтобы заставить пленных строить укрепления для нас, что более насущно, я озаботился вашей безопасностью. А мог бы выставить на бруствер распятыми на крестах, как поступил со мной в Кимберли командир британского гарнизона майор Кекевич.
– Не сомневаюсь – если бы этот случай был предан огласке, – энтузиазм писателя заметно погас, – Кекевич был бы строго наказан командованием.
– Мне от этого стало бы легче? – задал я вопрос и отвлекся, завидев слоняющегося без дела нашего батальонного фельдшера Якова Бергера, недоучившегося студента Гамбургского медицинского университета. – Ко мне, солдат! Де́ла себе не можешь найти? Вперед, оборудовать полевой лазарет в одном из броневагонов. Живо!
– Есть, господин коммандант! – Яков, спотыкаясь, ринулся к бронепоезду.
– Бегом, лепила хренов… – рыкнул я ему вслед и обернулся к писателю: – Так о чем мы говорили?..
– Зачем вы на этой войне? – вдруг поинтересовался англичанин – Вы же не бур. Какие-то счеты с Британией?
– Господин Киплинг, вы здесь находитесь в роли журналиста? – Мне в голову вдруг пришла одна интересная идея.
– Да, – кивнул он, – корреспондент армейской газеты «Друг».
– Отлично. Не хотите, пользуясь случаем, взять у меня интервью? Озаглавив его, скажем… «Один день вместе с коммандантом Майклом Иглом». Или как-нибудь еще, это совершенно не важно. Думаю, тысячи ваших коллег по всему миру передрались бы за такую возможность прославиться. В свою очередь, обещаю, что отвечу предельно честно на любые ваши вопросы.
– Вы серьезно?.. – заметно растерялся писатель.
– Серьезней не бывает. Конечно, сомневаюсь, что интервью выйдет в своем истинном виде, но готов рискнуть.