и много. И совсем необязательно брать на дело Пенни, с четырьмя бандитами я и сам справлюсь. Вот только надо отправляться прямо сейчас, чтобы хорошенько понаблюдать за прииском.
В общем, докурив до половины сигару, я принял решение и стал собираться. Куда? Конечно же на прииск. А куда же еще? Надо только Пенни приструнить. Ишь, глаза горят – воительница…
– И не думай – тебя с собой не возьму.
– Ну почему? – Пенелопа даже кулачки к груди от отчаяния прижала.
– Милая, я все понимаю, но не возьму. Даже не буду объяснять почему, ты все сама знаешь.
– Знаю, но мне так понравилось!.. – Тут она сообразила, что сказала лишнее, и покраснела. – Хорошо, хорошо… И не надо делать такое строгое лицо. Да-да, я понимаю, что это не спорт и в ответ может прилететь пуля. Война – не женское дело и так далее и тому подобное. Ты мне уже сто раз говорил. Я не дура, запомнила. Но все равно: мой муж – жуткий злюка.
– Вот и хорошо, что ты все понимаешь. – Я чмокнул ее в щечку. – Приглядывай за этим Жозефом. Я скоро.
– Ракетницу возьми. – Она вытащила из кофра тяжеленный сигнальный пистолет с бронзовым стволом и дала мне. – Как закончишь, выстрелишь ракетой. Чтобы я не беспокоилась.
Глава 23
Южная Африка. Наталь. Верховья реки Оранжевая
28 июня 1900 года. 18:00
– Итак, что мы имеем? – Я отложил бинокль и перевернулся на спину. – А имеем мы нелегальный золотой прииск, хозяева которого вдобавок к этому используют незаконный рабский труд, что, как бы странно это ни звучало, совершенно преступно в Оранжевой Республике. И я, как официальное лицо, в полном праве сие безобразие пресечь. И скоро пресеку. Еще немного понаблюдаю – и обязательно исполню свой гражданский и служебный долг.
Адольфо, как и обещал, привел меня самым кратким и удобным путем к логову бандитов. Сделав свое дело, он мирно пристроился возле большой акации, связанный по рукам и ногам. А я вот лежу на пригорке и уже два часа как наблюдаю за лагерем.
Лагерь как лагерь. Несколько хижин, сложенных из сланца, загоны с лошадками и быками, выгороды для содержания рабов, ну и сам прииск. Неглубокий котлован и мойка, куда отвели воду с реки. Все как везде. Видимо, Оранжевая здесь сменила русло, вот старое и разрабатывают.
Туземцы, около полусотни, уныло роются в земле, пара бандитов за ними присматривает. Третий разбойничек кашеварит возле кухни под навесом. Четвертый – мирно спит на топчане в тенечке. Падре Доминика не видно.
Непосвященному человеку может показаться странным, что несколько белых успешно тиранят стольких кафров. Но тут ничего удивительного нет. Туземцы принадлежат к койсанской народности: более чем мирные и наивные существа. В неволе быстро ломаются, да и методы, используемые рабовладельцами, отточены веками, кого хочешь вымуштруют.
Будь со мной Пенни, мы бы в два счета перестреляли субчиков с расстояния, но ее нет, а одному это сделать совершенно нереально. Поэтому придется переться в лагерь.
– Поехали… – Я отполз с холмика назад, встал и, особо не скрываясь, направился по неглубокому оврагу к лагерю.
Вышел к торцу крайней хижины, осторожно выглянул, тщательно прицелился и выстрелом в голову из нагана упокоил мирно дремавшего в тенечке толстяка. Совсем тихо не получилось, он вскрикнул перед смертью, но повар, ближе всех находившийся к этому месту, как раз яростно лупцевал дубиной какого-то кафра и ничего не услышал. Я спокойно подобрался поближе, дождался, пока негр уползет в сторонку, поймал поварскую лысину на мушку и плавно нажал на спусковой крючок. Револьвер тихо кашлянул, кулинар едва слышно всхлипнул и осел прямо в костер.
– Минус два… – Я быстро выбил из барабана стреляные гильзы и вставил новые патроны. После чего спрятал револьвер в кобуру, удобно пристроил ствол маузера на поленницу дров и прицелился в охранников, стоящих ко мне спинами.
Резкий звук выстрела – и левого разбойника снесло в котлован к кафрам. Второй успел укрыться за штабелем бревен, пал на колено и, вскинув винтовку, стал водить стволом по сторонам, высматривая противника.
Ты смотри, резкий какой… Мне не было видно его голову с туловищем, зато отлично просматривалась опорная нога, куда и послал пулю. Бандит взвизгнул, пальнул в воздух, завалился на бок и, тут же получив еще два свинцовых подарка, навсегда затих.
– Как бы все… – Чрезвычайно довольный собой, я встал и пошел к хижинам, искать второго иезуита. Кафры подождут. Но едва сделав пару шагов, полетел на землю от страшного удара по голове.
Не знаю, как я не потерял сознание. Вернее, я его все-таки потерял, но, когда через мгновение пришел в себя, обнаружил, что сижу на земле и целюсь из пистолета в низенького кафра с дубиной в руках.
Страшно грязный, плюгавый и кривоногий, с разбитой мордой, он замахивался на меня здоровенным длинным поленом.
В глазах все плыло, но я успел заметить, что лицо туземца было искажено жуткой гримасой ненависти.
«Дурень ты дурень… – мелькнула мысль. – Я же тебя освобождать пришел…»
И дважды нажал на спусковой крючок.
А потом, напрягая все усилия, чтобы не улететь в маячившую где-то рядом темноту, дополз до стены хижины и привалился к ней спиной.
Приступы отчаянной тошноты жестоко терзали желудок, сознание временами исчезало, сменяясь причудливыми видениями, потом опять появлялось вместе с жуткой головной болью. Не знаю, сколько я так просидел, но, когда пришел в себя, уже наступали сумерки. Тошнота с туманом в глазах прошли, но во рту пересохло так, что язык царапал десны, как наждачная бумага.
Первым делом вылил в себя половину фляги воды, а потом осторожно ощупал череп. С ужасом ожидая найти в нем дырку с кулак размером. Но не нашел, а обнаружил всего лишь легкую ссадину и здоровенную шишку чуть повыше уха.
– Были бы мозги, было бы сотрясение… – нашел в себе силы пошутить и попытался встать.
Не с первой попытки, но встал и огляделся. К дикому удивлению, в лагере ничего не изменилось. Вот обугленная тушка повара дотлевает в костре, чуть поодаль валяется трупик охранника, третий разбойничек так и лежит на топчане в луже засохшей крови. Дохлый кафр с дубиной тоже никуда не исчез.
– Не понял… А где рабы? Разбежались? – Я подобрал карабин повара и, опираясь на него как на палку, поковылял к котловану.
Добрел, заглянул вниз, обнаружил рабов смирно сидящими на корточках, хмыкнул и, достав сигнальный пистолет, выстрелил в начинающее темнеть небо красной ракетой.
– Идиоты долбаные… Пусть с вами ваш пастырь разбирается… – буркнул я, вылил себе на голову остатки воды из фляги, а потом, почувствовав себя лучше, побрел осматривать лагерь.
Второй иезуит нашелся в одной из хижин. Он лежал на куче тряпья без сознания, сотрясаясь в приступах жестокой лихорадки. Я ничем серьезным не мог помочь, поэтому только смочил священнику губы водой из плошки, стоявшей на полу, и направился в другую хижину, где, по рассказам Адольфо, располагалось обиталище главаря банды и по совместительству хранилище общака.
Тяжеленный амбарный замок поддался только с третьего удара колуна. Я совсем обессилел, его круша, а когда наконец сломал, вспомнил, что забрал у мертвого Альфонсо связку ключей. Ну и ладно: мне, ушибленному в голову, простительно.
– Так, ну и что тут у нас? – Я шагнул через порог и, разглядев керосиновую лампу на стене, зажег ее.
Обстановка внутри оказалась вовсе уж немудрящей. Стол, сбитый из досок от ящиков, колченогий табурет, пара полок, здоровенный, окованный железными полосами сундук да топчан, покрытый облезлыми козьими шкурами.
Но меня интересовал только сундук. Я достал из кармана ключи, подбросил их в руке и, решив передохнуть перед решающим обыском, присел на табурет. Голова уже не кружилась, но все еще зверски болела, да и ноги то и дело норовили подкоситься.
Посидев пару минут, обнаружил на столе маленькую табакерку. Открыл ее и довольно ухмыльнулся. Да-да, я все понимаю, это явное зло, но в моем случае – наименьшее зло. Сыпанул на палец белого порошка и употребил.
По голове будто опять поленом саданули, но в этот раз с совершенно другими постэффектами. Голова сразу прояснилась, вокруг стало как-то светлее, я четче стал различать звуки, а руки и ноги опять налились силой.
Прекрасно понимая, что это ненадолго, вскочил с табурета, упал на колени и стал быстро подбирать ключ. Открыть замок удалось только с третьей попытки. Отчаянно заскрипев, крышка открылась…
И тут же над головой что-то оглушительно грохнуло, а в противоположной стене образовалось отверстие размером с арбуз.
Боясь пошевелиться, я потряс головой, приходя в себя, дождался, пока пороховой дым рассеется, и только потом сообразил, что случилось. Клятый Альфонсо, видимо не доверяя своим подельникам, устроил хитроумную ловушку. Предполагалось, что желающие поживиться золотишком откроют сундук, крышка потянет проволочку, а припрятанный на полке обрез чудовищного калибра снесет незваному гостю башку. Или что там под выстрел подвернется.
Спасло меня лишь то, что я стал на колени, да еще несколько сбоку, неосознанно уйдя с линии огня.
– А не слишком до хрена на сегодня приключений? – поинтересовался я у сундука. – Как по мне, хватит уже…
Ответа ожидаемо не получил и принялся выбрасывать барахло на пол.
Чистое бельишко, куртка, новые сапоги, еще какая-то хрень… Стоп, а что это?
На свет появился сверток. При ближайшем рассмотрении находка оказалась небольшой шкатулкой, бережно завернутой в кусок одеяла.
Ключ к ней на связке не нашелся, пришлось ломать. Просунул в щель кинжал, с силой провернул… легкий треск, и крышка отлетела в сторону.
– Тебе бы домушником подрабатывать! – погордился собой и, разглядев содержимое, несколько озадачился. С каких это делов банальному разбойнику собирать такие изящные и редкие вещички?
Взвесил на руке складной нож, а если точнее, испанскую наваху. Щелкнула пружина – и из ручки, отделанной черненым серебром, выскочил хищный клинок матово-синеватой стали.