– Кто-то! – хмыкнула Алла. – Дорогуша, после того, как ваш муж свалился в тарелку кетчупа и перестал дышать, вашему бизнесу конец. Если бы не расследование и не настоятельная просьба полиции оставаться в отеле, – она подчеркнула слово «просьба», – ноги бы нашей здесь уже не было. И всех остальных тоже. А уж отзывы мы напишем!
Тамара метнула в нее злой взгляд.
– Вчера было поздно рассказывать о том, что на самом деле случилось, – стараясь держать себя в руках, сказала она. – Вы, должно быть, обратили внимание на то, что я долго беседовала с врачом. Мы говорили по-грузински, поэтому суть нашей беседы осталась за кадром…
При этих словах Агриппина Викентьевна вскинула голову, словно проснулась. Лолита тонко улыбнулась, и Инна поняла почему.
– Мой муж последнее время неважно себя чувствовал. Это все из-за его экспериментов. Он тестировал на себе удобрения, которые использовал в нашем винодельческом хозяйстве.
– Селитру ел, что ли? – ехидно улыбнулась Татьяна.
– Он ел виноград с лозы, которая была ею удобрена, – невозмутимо пояснила Тамара. – И делал это систематически, подбирал дозу. Исследовал вкус, урожайность, устойчивость к болезням. Об этом я и сказала врачу, приехавшему на «скорой». Он как раз писал заключение о смерти моего супруга. А врач, в свою очередь, поведал мне, а потом и полиции, что смерть Илии очень уж похожа на отравление. Отравление нитратами, – подчеркнула Тамара.
– И вы еще говорите, что мы можем есть вашу еду! – ахнула Алла.
– Это касается только винограда! – повысила голос Тамара. – И новых экспериментальных вин. Что до «Лилит», оно себя уже зарекомендовало, и Илие не было смысла что-то улучшать.
– Вы хотите сказать, что ваш муж просто заигрался? – внимательно посмотрел на нее Золотарев. – Переборщил с нитратами?
– Похоже на то. Если вскрытие подтвердит мои слова, дело будет закрыто. Это… – она слегка запнулась, – несчастный случай.
– На производстве, – мрачно пошутил Золотарев.
– А куда еще вы сыплете селитру? – подозрительно спросила Татьяна, гневно нацелив веер в сторону хозяйки дома.
– Господи, да никуда! – раздраженно сказала Тамара. – Я же говорю, это была инициатива Ильи! – в волнении она оговорилась. Сказала не Илиа, а Илья. – Он был одержим. Все стремился к совершенству. Он помешался на своем вине.
– Допустим, принято, – напряженно сказал Золотарев. – Но запашок-то остался.
– Хотите, я лично буду приходить на завтрак и при вас пробовать все, что лежит в тарелках? – предложила Тамара.
Немцы переглянулись. Инна уже заметила, что они сегодня общаются в основном взглядами.
– Зубаридзе и в самом деле плохо выглядел, – задумчиво сказала Алла. – Я все гадала: что с ним такое? Оказывается, он с удобрениями экспериментировал. Хотел повысить урожайность.
– Именно, – кивнула Тамара.
– Тогда все разрешится в ближайшие дни и нас опустят, – подвел итог Золотарев.
– Собаке собачья смерть, – отчетливо сказала Агриппина Викентьевна.
– Опять она за свое! – ахнула Татьяна. – Старуху надо изолировать!
– Это всех вас надо изолировать! – сверкнула глазами Лолита и резко встала: – Пойдем, бабушка.
– Останетесь голодными, – неловко пошутил Золотарев.
– Мне вчера утром пригнали машину, – парировала Лолита. – Я взяла ее аренду. Найдем, где позавтракать, а заодно пообедать и поужинать.
Вот так и получилось, что сразу после завтрака постояльцы разъехались. Лолита увезла бабушку за покупками, Золотарев пригласил Инну на экскурсию в Цинандали. Резо, который так и вился возле Аллы, предложил подругам прогулку в горы. Дамы не возражали. Что касается Саши с его девушкой, то, как оказалось, они не проспали, а позавтракали первыми и сразу уехали исследовать окрестности.
В шато остались только немцы, но Инна вовсе не была уверена, что и они куда-нибудь не уедут.
– Я ведь ее узнала, – вырвалось у Инны, когда Золотарев попытался прокомментировать утреннюю речь Тамары.
Они сидели на скамейке под огромным дубом, страшно даже было подумать, сколько ему лет! В его тени любые проблемы казались пустяковыми, столько и стольких уже видел этот дуб и столько слышал! И вот ему предстояло услышать еще одно откровение. Это Инна поняла по лицу Золотарева.
– Ты разве не впервые в Грузии? – притворно удивился Игорь.
– Не прикидывайся. Ты тоже ее узнал. Хотя она лет десять, как исчезла со сцены. А ведь была звездой, – вздохнула Инна. – Такие лица не забывают. Правда, когда Тамара прикидывалась грузинкой и носила черный балахон, идентифицировать ее было затруднительно. Но белое платье ее омолодило. И прическу она сделала, как в былые годы. Она вчера явилась на вечер, как звезда. Сняла свою маску. А теперь ты мне объясни, что происходит?
– Видимо, придется, – Золотарев устало прикрыл глаза. И медленно, явно подбирая слова, заговорил: – Это давняя история. К которой я вроде бы не имею отношения, поскольку не был тогда в Москве, но Агриппина Викентьевна отчего-то считает меня предателем. – Он вздохнул. – Все дело в моем друге детства, ее единственном сыне. Мы оба были мальчики-мажоры, как тогда называли золотую молодежь, деток элиты. Мы родились в Москве, в самом ее сердце, мой дед работал в торгпредстве, отец был директором гастронома, а родители Стара были профессорами престижного московского вуза, дед академиком, лауреатом Сталинской премии.
– Как ты сказал? Стара? – удивилась Инна.
– У него было редчайшее имя: Аристарх. Старомодное. Мама постаралась. В их роду у всех имена заковыристые. Она вот Агриппина Викентьевна, а единственного сына назвала Аристархом. Аристарх Юнисович Ригер. Хотя сам он предпочитал, чтобы его называли Аристархом Юрьевичем, особенно студенты. Потому что они все время оговаривались. А уж когда мы были маленькими, как только Стара не дразнили! Вернее, пытались дразнить. Он был из тех редких «ботаников», помешанных на гармоничном развитии личности, которые успешно сочетают ночные бдения в читальном зале и дневные тренировки. Стар занимался каратэ, это было тогда безумно модно. Фильм «Пираты двадцатого века», небось, помнишь? – Инна кивнула. – Еще «Не бойся, я с тобой». А у Стара для каратэ были хорошие данные, хотя он и не собирался становиться профессиональным спортсменом. Просто он всю жизнь, с самого детства, стремился быть в тренде. Такой уж был человек. Каратэ он потом поменял на большой теннис, а его на серфинг…
– Я уже поняла, что твой друг был выдающейся личностью, – перебила Инна. – Но какое отношение это имеет к смерти Зубаридзе?
– Самое прямое. Не сбивай меня, я сам собьюсь, потому что волнуюсь. Как-никак, десять лет прошло, я уж думал, что тема похоронена. Поэтому продолжаю с того, на чем ты меня прервала. Здесь важна любая мелочь… Так вот… – Он нахмурился, подбирая слова. – Согласись, такое имя, как Аристарх, надо было во что-то сократить. И поскольку он был лучшим из лучших, то иначе как Стар его называть не могли, – с иронией сказал Золотарев. – Стар. Звезда. Мы, мажоры, болтали на английском и французском так же легко, как и по-русски. А Стар владел еще и латынью. Он хоть и был снобом, но тщательно это скрывал. В юности Ригер наломал дров, кичась тем, что он коренной москвич, внук академика, белая кость. Но быстро понял, что с быдлом надо быть поаккуратнее, когда у этого быдла власть и деньги.
– А почему был? – осторожно спросила Инна. Она почувствовала, что Золотарев до сих пор ревнует к славе и талантам своего друга детства.
– В том-то и штука. Он умер десять лет назад, – резко сказал Золотарев. – При обстоятельствах, которые иначе как трагической случайностью не назовешь. Но при ближайшем рассмотрении это не такая уж и случайность.
– Расскажи, – попросила Инна.
– Теперь придется. Мы с Ригерами были соседями. Жили в одном подъезде, я на пятом этаже, Стар на десятом. Гуляли с нянями в одном дворе, потом пошли в одну школу для детей московской элиты. И моя и его судьба с раннего детства была предопределена. Нам завидовали, все хотели с нами дружить. Внук академика и внук торгпреда, – усмехнулся Золотарев. – Мажоры! Кто ж знал, что Советский Союз развалится?
– По-моему, ты и сейчас неплохо устроился, – не удержалась Инна.
– Хочешь сказать, папа наворовал? Не буду лукавить, и золотишко мои предки припрятали, и бриллианты. На черный день. Мне хватило. И детям моим хватит. У меня был начальный капитал и папины с дедушкой связи, я резко стартанул и быстро пошел в гору. Стару повезло меньше. Но он успел получить блестящее образование, пока скоропостижно не умер от инфаркта его дед-академик. Не пережил стремительного обнищания российской профессуры, когда над тем, чем Ригер прежде гордился, стали издеваться. Сталинская премия, ты подумай! Посыпались громкие разоблачения, повсеместно стали поднимать тему ГУЛАГа и репрессий, и старик Ригер не выдержал. После его смерти Ригерам приходилось туго, но потом Стар прибился к театральной тусовке, стал пописывать пьесы, их охотно ставили благодаря его связям. У Стара была отличная родословная. Они быстро пришли в себя, эти «осколки советской культурной элиты», – рассмеялся вдруг Золотарев. – Объединились и стали друг другу помогать. И Стар Ригер быстро пошел в гору. Поначалу-то он культурологию преподавал, да литературу, перебивался публичными лекциями, говорят, что и диссертации за деньги писал, а потом заимел авторскую программу на телевизионном канале, не федеральном, но, я уверен, не умри он так быстро, добрался бы до заоблачных высот. У него для этого было все: харизма, образование, интеллект. Стар безумно нравился женщинам. Порода! – с уважением сказал Игорь. – Кто знает, сколько у него внебрачных детей? Хотя законная жена была одна, и ребенок в браке один.
– Лолита? – сообразила Инна.
– А ты молодец, – похвалил ее Золотарев. – Смекнула, что к чему?
– Да, но пока не поняла, при чем тут ты? И почему Лолита на тебе виснет?
– Подростковые комплексы, – передернулся Золотарев. – Девочка была в меня влюблена, я тогда частенько заходил к Ригерам, и бог весть что себе вообразила. А ведь, казалось, замужем побывала. Должна уже была остыть, – с досадой сказал он.