— Конечно, не вернулся, раз портфель вот он! — воскликнул Владик. — И это... Это же в самом деле сокровище! Его оторвет с руками любой морской музей! И можно устроить выставку для туристов, они рты пораскрывают! И дядюшка Юферс напишет такую историю для своей книги, что эту книгу переведут на все языки!..
— Клянусь памятью дедушки Анастаса, у мальчика светлая голова... — с осторожной радостью заметил Жора.
— В наш век всеобщего предпринимательства музейное дело может оказаться неплохим бизнесом, — потирая руки,заявил Охохито.
— Главное — наладить рекламу, — деловито посоветовал Максим.
— Лучше бы не надо, — осторожно сказал Макарони. — Лучше бы утопить эту коллекцию...
Но на Макарони все замахали руками. Каждый уже понял великую ценность медной коллекции и прикидывал, какие выгоды она сулит каждому. Чтобы Макарони не канючил и не портил всем радость, его отправили на палубу — сменить на руле капитана.
Капитан спустился в кубрик и включился в беседу. Он постарался было охладить энтузиазм ликующего экипажа: сказал, что нынче у музеев мало денег и вряд ли они отвалят за пуговичное сокровище большую сумму. Но остальные продолжали радоваться. «В конце концов, — повторял свою мысль Владик, — если они и не отвалят, то дядюшка Юферс теперь напишет такую книгу, что ее напечатают во всех странах. И получит за нее столько, что хватит всем...»
— И тебе, Степан Данилыч, на новую яхту, — весело покивал дядюшка Юферс, который теперь был уверен, что новый сюжет сделает его сочинение самым знаменитым в морской литературе. — И тебе, Гоша, на маленький уютный парусник для жилья. И всем нам...
— И на велосипед для Макарониного брата, — сказал вдруг Максим. — Хотя Макарони и нытик, но братишка-то не виноват...
Капитан Ставридкин скептически покачал головой. Но тут Макарони (легок на помине!) спустил в люк голову:
— Я бы все-таки не советовал. Эта пуговица, она ведь...
— Марш на место! — гаркнул капитан. — Кто позволил оставлять штурвал!
Макарони сдуло, будто семя одуванчика с ладони. Старпом Жора скривился, как от меда, попавшего на больной зуб:
— Клянусь дедушкой, свет не видел такого суеверного болвана. Что за манера портить людям настроение, когда у всех радость...
Не все услышали, как в общем шуме тихонько вздохнула Ника. Но Максим услышал.
— Ты чего? — шепотом спросил он.
— Радость, конечно... только папу-то не нашли.
Оказалось, что Нику услыхал и капитан Ставридкин.
Наклонился к ней:
— Что ты, девочка! Папу будем искать изо всех сил. Только вот доставим яхту заказчику и займемся поисками по всем островам и берегам...
Ника слабо улыбнулась.
Между тем все, кто собрался у стола, разглядывали пуговицы — перебирали их, подносили к глазам, как драгоценные камни, вертели так и сяк.
— Клянусь дедушкой, здесь могут оказаться пуговицы с мундиров Крузенштерна и Лаперуза...
— Смотрите, какая красивая: скрещенные якоря и дракон! — восхитился Владик.
— Это самое... жалко, что нету этого... этикеток с объяснениями...
— В тетрадку вложены листы, на них есть рисунки, номера и указания: какая пуговица откуда! — сообщил дядюшка Юферс и потряс мятыми бумагами.
— О-о! Будет большое подспорье научным работникам, — обрадовался не чуждый музейному делу Охохито.
Всем захотелось посмотреть рисунки, потянули к листам руки.
И в это время снаружи грянул оглушительный залп. И сразу тонко завопил Макарони:
— Тревога! Я же говорил!..
Он все-таки накаркал беду, этот Макарони. А может, и правда причиной была злополучная пуговица, которую срезал с камзола пиратского адмирала бесстрашный капитан Румб — за что получил от скелета хриплое проклятье и пинок костлявой ногой... Так или иначе, яхту «Кречет» преследовал быстроходный катер с высокой рубкой. Над крышей рубки торчал ствол крупнокалиберного пулемета и головы очень несимпатичных, разбойного вида личностей.
Яхта шла с хорошей скоростью, но у катера были могучие моторы, и он, конечно, догонял «Кречет». Под гафелем появился и задергался на ветру черный флаг.
— Драгенногер... — со стоном сказал Охохито. — Держит свое слово, негодяй... И как назло, больше ни одного судна на горизонте...
— Клянусь дедушкой, эти подозрительные типы что-то сигналят флажками, — сообщил старпом Жора. — Кретины! Они что, не знают, что семафорная азбука давно вышла из морского обихода? У нас никто не умеет ее читать...
— Я умею! — подскочил Максим. — Я учил, на всякий случай!
— Тогда читай, чего хотят эти... дрыганогеры!
Максим стал читать:
— Требуем... немедленно... спустить паруса... лечь в дрейф... и отдать... шкатулку и то... что нашли на острове...
— Клянусь... не только дедушкой, но и его супругой, добрейшей бабой Ксаной, что не видел еще никогда такой наглости! Мальчик мой, забудь на минуту о своем интеллигентном воспитании и ответь этим нехорошим дядям, куда они должны идти. Открытым текстом.
— Ладно. Только пусть Ника отвернется...
— Я ведь не знаю этой азбуки!
— Все равно лучше отвернись!
Ника отвернулась. А Максим сдернул с Владика и с себя бейсболки, вскочил на крышу кубрика и замахал яркими кепками, как флажками...
Капитан катера — длинный, с заросшим черными клочьями лицом дядька в нелепой треуголке и в фуфайке с буквой D на груди (видимо, тот самый Драгенногер) и его плюгавый сигнальщик шевелили губами — читали ответ Максима.
— Шпана! — взвизгнул наконец Драгенногер. — Кто его воспитывал? Прежде чем утопить этого сопляка со шлюпочным якорем на шее, я отрежу ему уши и утоплю их отдельно!.. Пиши ответ: «Даем вам пять...»
Сигнальщик начал послушно махать рваными флажками...
— Они не хотят идти туда, куда я их послал, — сообщил Максим. — Они пишут: «Даем вам пять минут на размышление... Если не отдадите то, что требуем... пойдете на дно...»
В подтверждение этого с катера ударила пулеметная очередь и пересекла главный парус дырчатым пунктиром. Все, даже капитан Ставридкин, невольно присели. С катера донеслось довольное ржание. Он замедлил ход и теперь двигался с той же скоростью, что и яхта, — так чтобы расстояние между судами оставалось неизменным, с полкабельтова.
— Я говорил... — хныкнул у штурвала Макарони. Негромко, а скорее для себя. Но его услышали.
— Не рыскай на курсе! — прикрикнул старпом Жора. И обвел всех озабоченным взором. — Мой дедушка Анастас Сидоропуло в таких случаях говорил: «Не пора ли готовить бутылку для последнего письма родным и близким...»
— Никаких бутылок, — сумрачно распорядился капитан Ставридкин. — У нас на судне дети. Придется выполнить требование...
— Капитан, не будет никакого прока, — очень серьезно возразил Охохито. — Пираты не оставляют свидетелей. Они прихватят портфель и яхту, а нас отправят к медузам. И взрослых, и детей...
— Что же вы предлагаете? — пряча отчаянье, спросил Степан Данилыч. — Сцепиться с ними в абордажной схватке?
— Это самое... лучше уж так, — подал голос Гоша. — Троим я точно сверну шеи, гарантирую. Помню, когда это... наш клипер...
— Стоп, — сказал капитан. — Говорим по очереди. Объявляю военный совет. Начинаем, как положено, с младшего. Владислав...
Владику было очень страшно, чего уж там. Но страшно было и показать себя полным трусом.
— Это самое... — сказал он почти как Гоша. — Если абордаж, когда борт к борту, стрелять из пулемета они не смогут. А в рукопашной есть надежда...
— Ясно, — хмыкнул Владькин отец. — Максим...
— По-моему, Владик прав, — довольно хладнокровно отозвался тот. — Погибать так с музыкой. Только вот среди нас девочка...
— Сам ты девочка! То есть ну и что такого? Ты не знаешь, как я умею кусаться и царапаться!
— К счастью, не знаю, — вежливо согласился Максим. — И не хотел бы.
— Они перестреляют нас и без пулемета, — нарушив очередность, вмешался капитан Ставридкин. — А у нас никакого оружия.
— А пистолет! — подскочил Владик. — Охохито! У тебя же большущий запас пороха!
— Да толку-то! — горестно воскликнул Охохито. — После каждого выстрела этот экспонат надо заряжать две минуты!
— Послушайте! Но ведь порохом можно зарядить пушку! — осенило Максима.
Охохито радостно хлопнул себя ладонью по лбу:
— Мучачо, ты гений! Залп картечи из моей карронады сметет с палубы всю эту пиратскую шушеру!
— Да картечь-то где? — охладил вдохновенного стрелка Степан Данилыч.
— Ох... — бедный Охохито опять огрел себя по лбу. — А если насобирать всяких гаек и железок?
— Яхта новая, на ней нет мусора, — сумрачно напомнил капитан.
— Постойте, я вспомнила! Я читала! В той книжке, про Ботончито! Кажется, там стреляли вместо картечи пуговицами!
— Ура! — гаркнули Охохито, Жора и даже Макарони (который был суеверен, но не был трусом).
Но дядюшка Юферс простонал:
— Это же коллекция! Вся наша надежда!
— Вот именно надежда! На спасение! — по-капитански решил Степан Данилыч Ставридкин. — Охохито, назначаю тебя начальником корабельной артиллерии! Орудие к бою!..
Охохито помчался в кубрик и тут же вернулся с жестяной коробкой: в ней был пороховой запас. Все встали вокруг карронады — так, чтобы враг не разглядел боевых приготовлений. «Начальник корабельной артиллерии» горстями отправил порох в орудийный ствол. Гоша притащил тяжеленный портфель, поставил на палубу, толкнул в ствол вместо пыжа свой колпак и начал (тоже горстями) сваливать пуговицы в пушечное жерло. Владик, Максим и Ника помогали ему. Владик при этом, оборачиваясь, утешал дядюшку Юферса:
— Дядя Юферс, вы не горюйте. Ведь тетрадка-то осталась. Для книги она самая главная. И горсточку пуговиц можете оставить на память...
— Ох, да что там горсточка вместо такой коллекции... Ладно уж, чего там...
Владик сдернул футболку и засунул ее в ствол вместо верхнего пыжа...
А что в это время делалось на катере?
Несчастный Поганель, вплавь добравшийся до катера, все еще жевал сухарь и продолжал жаловаться на судьбу. Но пираты были не в восторге от его шпионской деятельности. В конце к