Габдул собирался пнуть по камню.
Не так-то просто это было. Никто не додумался оборудовать Луноход кранцами, поскольку его предполагали, напротив, беречь от столкновений. Повреждение Лунохода или его научного оборудования представлялось катастрофой. Если Уголек – часть более крупного валуна, удар по неподатливой поверхности рискует причинить Луноходу непоправимый урон.
В продолжение тринадцатисуточной лунной тьмы симферопольцы раз за разом тренировались на площадке, называемой лунодромом, с полноразмерной копией Лунохода, проверяя различные варианты. Камеры Лунохода не могли поворачиваться, и это дополнительно осложняло задачу: если чересчур близко подобраться к камню, массивное шасси аппарата скроет его из виду.
Решили не очень сильно коснуться его одним колесом. Титановый обод и решетчатое покрытие из нержавеющей стали достаточно прочны, и если Уголек просто покоится на поверхности, его получится сдвинуть. Но для этого понадобится аккуратное вождение, а Луноход тяжел даже на Луне.
Когда лунная ночь закончилась, выждали еще несколько суток, пока Габдул не счел, что Солнце в небе уже высоко, длинных теней предметы отбрасывать не будут, а вероятность ослепления камер невелика.
На лунодроме Габдул без конца водил Луноход задним ходом и практиковался с выбранной траекторией приближения; по видам с камер он точно определил нужное расстояние и понял, сколько минут и секунд необходимо будет перемещать рукоятку штурвала, прежде чем дать полный назад и только потом отпустить. Было показано, что такие маневры приведут к передаче камню максимального импульса при минимальной опасности повреждений для аппарата.
Приходилось терпеть и ждать, но вот день настал.
Габдул подался вперед за пультом и утвердил руку. Посмотрел на штурмана, тот кивнул. Картинка на экране подтверждала: они в необходимой позиции. Габдул тихо повел обратный отсчет:
– Три, два, один, пуск!
Он плавно переместил рукоятку до упора вперед, подержал так, считая в уме, быстро отвел до упора назад и отпустил. Все взгляды присутствующих были устремлены на маленький телеэкран в ожидании, пока неспешно обновится картинка.
Десять секунд растягивались в вечность. Габдул бормотал про себя:
– Давай же, давай…
Зернистое равнодушное изображение замерцало и обновилось. Ничего примечательного они не увидели: только кусочек горизонта и пыль за камнем. Однако именно это и планировалось увидеть. Все ровно, как и было, ничего не испортили. Габдул глянул на оператора-бортинженера, тревожно просматривавшего обновленные данные по системам Лунохода.
– Пока все в порядке, – сказал тот наконец.
Кивнув, Габдул плавно оттянул рукоятку на себя – и тем скомандовал Луноходу откатиться на расстояние, достаточное для обзора результатов через камеры. Сосчитал до трех и снова отпустил. Если все сработало, как на лунодроме, экран покажет новое положение Уголька. Перемещение удастся зафиксировать на фоне окружающей пыли.
Ведущий специалист проекта стояла поодаль, но сейчас схватилась за спинку стула Габдула и вперилась в обновляющееся на экране изображение. Предыдущее вывели на печать, и она приблизила лист к экрану, чтобы сравнить. Взгляд заметался туда-сюда, влево-вправо, сравнивая страницу и экран на предмет различий.
Новый след колес просматривался сразу. Там, где раньше простирался непотревоженный реголит, теперь отрисовывался темнеющий отпечаток с узором, подобным поверхности вафли, а пыль еще не осела от внезапной смены направления. Габдул коснулся края камня на распечатке и показал в ту же точку на экране.
– Думаю, сместился! – удовлетворенно воскликнул он.
Ученая наклонилась еще ближе, исследуя отмеченное им место. Край Уголька на фоне пыли казался гладким, но под ярким солнечным светом стала видна и более темная полоса в месте контакта.
– Да, кажется, ты прав, Габдул. Уголек передвинулся!
Она отступила и выпрямилась, скрестила руки на груди. Итак, Уголек – не прочный выступ радиоактивной породы. Загадочный камушек не соединен с материнской жилой. Она опять пытливо поглядела на экран, подперев рукой подбородок и кончиком пальца постукивая по высокой скуле.
Как ты попал туда, малыш? Может, мощным столкновением тебя из недр Луны на поверхность выбросило? Есть ли сразу под поверхностью еще такие, как ты?
Селенологу о большем счастье и не мечталось.
Что ты такое, Уголек? Откуда ты появился и что можешь нам рассказать о Вселенной?
33
ЦУП, Хьюстон
Шла пересменка, и в ЦУПе народу было вдвое больше обычного. За каждым пультом заступающий на дежурство выслушивал подробности случившегося за прошлую смену, делал заметки, задавал вопросы, чтобы коллега мог беспроблемно передать ему ответственность. Миссия «Аполлона» походила на девятисуточную эстафету с множеством участников, где о падении палочки с технической информацией и критериями принятия решений страшно и подумать.
Каз вводил в курс дела принимающего смену капкома. Из Госдепа прислали переводчика с русского, который тихо стоял поблизости и впитывал новую для себя лексику.
Джин Кранц заговорил, когда его смена уже собиралась скидывать наушники:
– Народ, денек выдался адовый. Вам выпало много серьезных проблем, некоторые не имели прецедентов за всю историю пилотируемых космических полетов. – Он по очереди оглядел всех за пультами. – Нам пришлось уживаться с трагедией, а также сложностями сотрудничества с новым человеком из команды – иностранкой, не говорящей по-английски. В сухом остатке, однако, у нас успешный запуск, экипаж отдыхает, корабль в порядке, дальнейший ход миссии ясен. Реальная работа только началась. Идите поспите немного. Жду вас снова в… – он сверился с наручными часами, – пятнадцать часов.
Каз, пока ехал домой, проводил долгим взглядом через стекло машины «Ю-Джойнт», но мысль о визите в шумный бар его не прельстила, к тому же грустно было бы увидеть стену почета и подумать, что вскорости рядом с фото Тома появится снимок еще одного астронавта из экипажа «Аполлона-18». Он вместо этого заехал в продуктовый магазинчик по дороге. Ему хотелось переключиться, сбросить усталость на беговой дорожке, выпить пива в тишине, перекусить и, может, провести какое-то время с Лорой. Повернув на подъездную дорожку «Ранчо Полли», он припарковался и посмотрел на часы, потом вылез и запер автомобиль. Лора сказала, что попробует заглянуть после долгой поездки из Флориды – около восьми будет.
Отлично!
Он бросил сумку на диванчик и поставил продукты в холодильник, поморщившись на застоявшийся воздух дома. Холостяцкое хозяйство. Открыл жалюзи, распахнул окна и, пока переодевался, вдыхал свежий вечерний ветерок, задувающий внутрь.
Когда он снова появился на дорожке, солнце уже клонилось к горизонту. Каз приступил к обычным упражнениям. На мысе Кеннеди ему подолгу доводилось сидеть, и он чувствовал онемение в теле. Решил, что лучше об этом не думать, просто выполнить привычные растяжки за десять минут, плавно отработать программу предельной для себя гимнастики, а поскрипывания в позвоночнике игнорировать. Пускай мысли блуждают своими отдельными путями.
Однако события дня продолжали будоражить его сознание. Переходя от растяжек к приседаниям, Каз воображал себе действия команды в корабле. Он рассудил, что сон им дается нелегко. Чад быстро выходит из себя и гневается на многочисленные изменения графика, Майкл старается успокаивать, следит за кораблем и делает что должен. Но оба уже на пределе от необходимости делить тесную кабину с трупом Люка (а куда его девать?) и женщиной-космонавтом.
Напряжение на корабле растет.
Он встал и начал, морщась, выполнять упражнения для спины, затем попытался отвлечься, задумавшись, как выглядит ситуация глазами русской. Что ей довелось пережить? Коллега убит, «Алмаз» изувечен и брошен, а потом – дикие мгновения полета на корпусе корабля с работающими двигателями. Совсем как Слим Пикенс в «Докторе Стрейнджлаве». С ума сойти!
Он призадумался, что ему известно про женщин-космонавтов. Слышал только об одной, имя у нее странно ритмичное и поэтому запоминающееся: Валентина Терешкова. Кто, бишь, она? Офицер ВВС и парашютистка? Совершила короткий одиночный полет десять лет назад, сопровождавшийся мощными залпами советской пропаганды. Но эта Светлана, вероятно, совсем другая. Она летала в шпионской военной миссии, длительной и секретной: было бы ошибочно ее недооценивать.
Он перешел к отжиманиям, чувствуя, как впиваются в кожу ладоней камешки на асфальте: упражнение он выполнял с замедлением для вящего эффекта. Боль в груди и плечах доставляла известное удовольствие, служа безошибочным индикатором приближения к пределу: он прорабатывает мышцы, испытывает собственную силу.
Завтра должно стать полегче: команда на пути к Луне. Может, включат разок двигатели подкорректировать траекторию. Шанс для экипажа приспособиться к новой реальности и переключиться на подготовку к грядущему прилунению.
Было бы неплохо, получись этот день спокойным.
Он встал и без проблем, трусцой, выбежал на взлетно-посадочную дорогу. Глянул на часы. Сорока пяти минут хватит, пожалуй. Он выбрал темп, который, как было уже известно, доведет пульс до ста сорока пяти ударов в минуту, и переключился на бег.
Он только что откупорил бутылку «Лоунстар», а волосы еще не просохли после душа, когда на дорожке зафырчал двигатель маленькой машины. Каз улыбнулся, откупорил вторую бутылку, встал и пошел открывать.
– Я так рада вернуться, – устало улыбнулась ему в ответ Лора, вылезая из «жука».
Она была в новой футболке с эмблемой «Диснейуорлда» и обольстительной Минни-Маус в красном платье. И тащила саквояж. Добравшись до него, приняла пиво и в знак тоста коснулась его бутылки, потом сделала длинный жадный глоток.
Искорки снова засверкали в ее глазах:
– Если у тебя еще и провиант заготовлен, тогда ты идеальный самец.