– Хьюстон, думаю, мы нашли решение.
Он описал результаты проведенного с помощью космонавтки обследования и свой план. Каз ответил:
– Принято, «Бульдог», похоже, вполне может сработать, но мы должны подумать.
Заговорил Джин Кранц:
– Эком, я хочу, чтобы вы через переводчика как можно скорее пообщались с теми людьми в Москве, кто разрабатывал этот скафандр. Убедитесь, что мы правильно понимаем функции клапанов, и ознакомьте их с идеей ручного сброса давления, которая возникла у команды.
Каз махнул переводчику, чтобы подошел к пульту экома. Джин заговорил снова:
– А тем временем, капком, пускай начинают готовиться. Нельзя время терять.
Они перемещали скафандр так осторожно, словно тот был уязвимым воздушным шариком: вниз, к полу ЛМ, чтобы закрепить в неподвижности. Чад зафиксировал клапан сброса давления шлюза при помощи металлической трубки, а Майкл отмотал скотч от большого рулона и осторожно примотал трубку к клапану.
Светлана представила себе схему скафандра «Ястреб». Если поток будет медленным, может получиться. Она оглядела кабину. Ее не пускали в эту часть корабля, и лишь теперь появился шанс впервые детально осмотреть лунный посадочный модуль.
Я в этой штуке на Луну спускаться буду!
От мысли по телу пробежала дрожь возбуждения. Она окончила Московский авиационный институт с красным дипломом, потом стала инструктором по пилотажному спорту и училась в Школе летчиков-испытателей в Подмосковье. Отец Светланы удостоился наград как боевой летчик в Великую Отечественную и замолвил словечко за нее при отборе в космонавты.
Папа мной гордился бы!
Пока мужчины отвлеклись, она внимательно разглядывала панель управления модулем, воображая, как сама пилотирует его. Наверное, этот регулятор справа отвечает за поворот. Похож на ручку управления самолетом, вроде тех, с какими она тренировалась в возвращаемом аппарате «Алмаза». Она глянула влево: а это, похоже, рычаг тяги, перемещает аппарат вверх-вниз-влево-вправо. Ну да, несомненно. Напоминает ручку на выдвижном ящике шкафа, но размером с ладонь и смонтированную на короткой палочке, которая могла отклоняться во всех направлениях. Она потянулась коснуться его.
– Эй, ты что делаешь! А ну убирайся! – Лицо Чада стало маской ярости. Он ткнул в нее пальцем: – Ничего не трогай!
Смысл в переводе не нуждался, и она отплыла на расстояние вытянутой руки от пульта. Оба американца подозрительно воззрились на нее.
Ай, неважно. Я бы так же отреагировала, если б американцы в моем корабле стали ковыряться.
Она продолжала осмотр модуля. Перед двумя панелями для членов экипажа имелись знакомые авиагоризонты – серо-черные шары, утопленные в приборные доски. В окружении циферблатов. Наверное, показывают скорость, высоту, давление в системах корабля, рассудила она. Все летательные аппараты, если подумать, принципиально одинаковы – нужно просто разобраться, как их запускать и каким образом эти штуки могут тебя угробить.
Она сообразила, что треугольные иллюминаторы расположены низко, словно в вертолетной кабине, для того, чтобы космонавты смотрели вниз при спуске. Окинула взглядом кабину в поисках кресел и не нашла даже креплений для них на полу. Этой штукой придется управлять стоя! Разумный компромисс при низкой лунной силе тяжести, признала она, и все-таки странные будут ощущения.
Она поглядела на командира. Чад. Наверняка именно он полетит в ЛМ вместе с ней. Вряд ли темнокожему бы это доверили. Михаилу. Нет, Майклу. Она шевельнула губами, произнося имя на английский манер.
В наушниках команды ЦУПа прозвучал голос Чада:
– Хьюстон, это «Бульдог», мы надежно зафиксировали скафандр на полу и присоединили вентиль откачки шлема к шлюзовой линии. Вы нам только скомандуйте, когда краны открывать.
Каз покосился на пульт экома, за которым инженер и переводчик были поглощены многословной дискуссией по техническим вопросам с советским ЦУПом.
– Понял вас, «Бульдог». Мы с московскими спецами сейчас говорим, вскоре получим от них инструкцию.
– Принято, Хьюстон, но нас не колышет, что там Москва говорит. Мы в любом случае позаботимся об этом. Скафандр надувается, и мы тут в опасности.
Каз так и слышал неозвученную мысль Чада: Ну вы и придурки!
– Понял, Чад. Мы постараемся поскорее, насколько возможно.
Насколько возможно. Слова застряли у Каза в мозгу. Им приходилось поспешно переопределять само понятие возможного.
Спустя пять минут Каз нажал кнопку связи:
– Восемнадцатый, говорит Хьюстон. Из Москвы нам описали устройство клапанов скафандра и согласны с вашим планом. Даем разрешение стравить скафандр Люка в вакуум.
– Спасибо, Каз, – ответил Майкл. – Ничего ценного потеряно не будет.
Майкл осторожно повернул вентиль сбоку от белого шлема, ловя краем глаза большие красные буквы СССР. Услышал слабое шипение: это уравнялось давление с отводным шлангом. Потом оно стихло. Майкл принюхался в поисках утечек, морща нос, и ничего не унюхал. Покамест все в порядке.
Он покосился на Чада:
– Готов, босс?
Светлана беспокойно следила, как мужчины возятся с ее скафандром.
– Ага. Но если только что-нибудь пойдет не так… немедленно закрывай.
– Понял.
Майкл потянулся дальше, за вентиль, и начал поворачивать кран на клапане сброса давления в кабине. Из Хьюстона предостерегли, что поток пойдет лишь после полного оборота, и Майкл аккуратно вращал его в пальцах, чувствуя себя медвежатником, взламывающим банковский сейф. Послышалось шипение, едва различимое на фоне шума вентиляции «Бульдога». Он перестал крутить. Все трое повернулись и стали наблюдать за скафандром, в котором находился труп Люка.
Сперва ничего вроде бы не происходило. Потом натяжение ткани постепенно ослабло, словно у надувного матраца, и швы стали выглядеть менее раздутыми. Майкл с облегчением заметил, что стрелка на манометре правого запястья падает.
– Хьюстон, похоже, задумка сработала. – Он постучал по манометру, убеждаясь, что стрелка не залипла. – Как только по манометру будет нулевой перепад, я закрою клапаны. – Он постучал по ткани скафандра. Сильного натяжения больше не чувствовалось.
– Принято, Майкл, – услышал он слова Каза. – Помни, что вентиль под шлемом нужно закрывать сначала, а шлюзовый – потом. Это вытеснит любые посторонние запахи из шланга и помешает им проникнуть в кабину.
Майкл не хотел рисковать и создавать ситуацию негативного перепада, при которой в скафандр начнет засасывать воздух из кабины. Он постукивал пальцем по манометру все быстрее. Стрелка медленно ползла к нулю.
– Похоже, готово. – Он перекрыл вентиль на шлеме, быстро потянулся к шлюзовому крану и плотно прикрутил его.
Светлана слегка сжала скафандр у локтя, где не имелось внутренних креплений.
– Прекрасно, – сказала она по-русски, кивая.
Чад обратился к ЦУПу в Хьюстоне:
– Так, Каз, с этим покончили, скафандр вроде бы в порядке, но мы Люка отключать пока не станем, просто на случай, если ему снова понадобится проветриться. Очередь Майкла немного подремать. А мы с космонавткой возвращаемся в «Персьют».
– Понял, Чад. Хорошо поработали. Спокойной ночи, Майкл.
В Москве Челомей развернулся к руководителю полета:
– Все время слушайте, не проснулся ли Майкл Исдэйл.
Инженеры Московского института электронной техники поначалу заявили Челомею, что выполнить его требование невозможно, что неизвестных факторов слишком много, а времени чересчур мало, да и проверить работоспособность не выйдет. Но главный конструктор упрямился.
– Постройте мне эту установку, и все! – орал он.
Челомей ненавидел глубоко въевшееся в советскую натуру нежелание идти поперек межведомственной политики; он считал, что из-за этого американцы и выиграли у Советского Союза лунную гонку.
Кончилось дело тем, что инженеры поспешно установили рядом с приемным оборудованием большой антенны ТНА-400 наскоро собранную аппаратуру модуляции исходящих сообщений в S-диапазоне на длине волны 13 сантиметров. Модификация эта позволила перемежать голосовые сообщения из ЦУПа сильной несущей частотой; возносящийся в небо луч электромагнитной энергии был теперь прицельно сфокусирован на Луне тарелкой радиотелескопа. Словно незримый поисковый прожектор в ночи, выискивал он четыре маленькие круглые приемные антенны, выступавшие наружу из хвостовой части «Персьюта».
Если повезет, электронно-вычислительное оборудование американского корабля примет луч за обычный входящий сигнал. И если частота с модуляцией достаточно точно будут соответствовать характерным для американских передач, луч пройдет сквозь фильтры, а радиоволна преобразуется в электрический сигнал, передаваемый на динамик – в данном случае маленький динамик гарнитуры командира корабля над левым ухом Чада Миллера.
Когда руководитель полета отчитался, что второй астронавт совершенно точно спит, Челомей нажал кнопку микрофона и заговорил. Он надеялся, что на том конце канала находится один лишь командир Миллер, но на всякий случай – мало ли кто услышит? – тщательно подбирал слова:
– Проверка передачи, проверка передачи, как слышите?
Он говорил нарочито равнодушным и скучающим тоном, точно не заинтересованный ни в чем оператор радиоузла. Он не был уверен, может ли начинка корабля этот сигнал каким-то образом ретранслировать в Хьюстон, и не хотел дразнить гусей.
Чад, проверявший перечень действий, которые завтра нужно выполнить для перехода на окололунную орбиту, подскочил как ошпаренный, заслышав русскую речь в ухе. Слова не повторились. Он подозрительно покосился на Светлану, которая смотрела, как разрастается в иллюминаторе Луна. Может, померещилось?
– Проверка передачи, проверка передачи, как слышите? – повторил Владимир Челомей.