В Москве Челомей ждал этого мига. Он требовательно бросил через скрипучий динамик Габдулу, застывшему в ожидании у пульта в Симферополе, за тысячу двести километров на юг:
– Давай!
Габдул рывком перевел вперед штурвал и задержал его. Не время думать об осторожности.
В Хьюстоне переводчик рядом с Казом пригласил Светлану покинуть модуль. Белая фигура появилась на экране и ловко спустилась по перекладинам. Она развернулась и прошла к противоположному от Чада месту рядом с флагом. Покосилась на него и тоже подняла светофильтр.
Никсон кивнул Добрынину, а тот тихо проговорил:
– Господин президент, в такой важный для моей страны день я, с вашего разрешения, обращусь к космонавтке сперва на русском, а затем на английском.
Превосходно, подумал Холдеман, глядя, как Никсон кивает. Нет сомнений, кто здесь главный.
За спинами астронавтов в поле обзора камеры медленно продвинулся серебристый объект. Каз тут же заметил его и быстро доложил:
– Руководитель, их ровер приближается к «Бульдогу»!
Джин Кранц набычился, глянул на экран с прищуром.
– Я его вижу, капком.
Советы это нарочно. В голове замелькали потенциальные угрозы и варианты реагирования.
Добрынин развернулся к экрану и заговорил громче:
– Майор Светлана Евгеньевна Громова, говорит посол Добрынин. Я передаю вам сердечные поздравления и выражения признательности от генерального секретаря Леонида Брежнева, высшего руководителя Союза Советских Социалистических Республик. Ваши жертвы, умения и достижения уже легендарны, ими будут гордиться на протяжении всей дальнейшей истории. Мы отдаем вам честь – вам, первому советскому человеку на Луне.
Майор? Меня только что на два звания продвинули. Она ответила официально:
– Благодарю вас, товарищ посол. Я глубоко признательна и чрезвычайно польщена возможностью оказаться здесь первой из советских людей – в этом уникальном месте, в этот день.
В Симферополе Габдул считал вслух. Произнеся «тридцать шесть», он отпустил рукоятку штурвала. Двигаясь на полной скорости, Луноход должен был преодолеть двадцать метров. Он воззрился на экран, ожидая, пока обновится неподвижное изображение, и вознес краткую молитву.
Добрынин продолжал говорить:
– Генеральный секретарь Брежнев попросил меня подчеркнуть, что он с нетерпением ожидает возможности приветствовать вас в Кремле после вашего благополучного возвращения.
– Благодарю вас, товарищ посол, – повторила Светлана.
Добрынин развернулся к Никсону. Никто из них не обращал особого внимания на серебристый аппарат, мельтешивший на дальнем плане телекартинки. А Холдеман обратил. Он быстрым шагом подошел к экрану и нахмурился.
Посол заметил Холдемана, но был привычен не отходить от темы, пока нижестоящие разбираются с отвлекающими моментами.
– Господин президент, наш народ вместе с вами празднует этот акт сотрудничества, указывающий миру новые пути в космических исследованиях. Группа инженеров в Москве также хотела бы сказать несколько слов майору Громовой.
Луноход нарисовался прямо в центре телекартинки.
Пока соединяли телефонные линии, что-то несколько раз щелкнуло, потом из помех пробился голос Челомея. Хьюстонский переводчик быстро дублировал его:
– Космонавт Громова, товарищ майор, это директор Челомей из ЦУПа. Мы отдаем честь вашему мужеству. Вы стали первой исследовательницей Луны в нашей программе пилотируемых полетов, примером нам всем в ряду героических первопроходцев советского народа.
– Спасибо, товарищ директор.
Холдеман повернулся к президенту:
– Сэр, они пригнали свой ровер в кадр.
Он с трудом сдерживал отвращение при мысли о том, как его обвели вокруг пальца. Трое вокруг стола подались ближе к экрану, присматриваясь.
Челомей сделал контрольный выстрел:
– Наш Луноход, который можно видеть прямо позади вас, уже три месяца исследует место вашей исторической посадки по советской научной программе. И теперь ваше имя навеки встанет в ряд с именами Гагарина, Терешковой и Леонова! Поздравляем.
Чад вихрем развернулся и изумленно увидел Луноход всего в пятнадцати футах от себя, по центру и позади группы. Светлана тоже обернулась и кивком одобрила тактику. Умный ход.
Она ответила:
– Для меня большая честь следовать по стопам этих героев Советского Союза и следам Лунохода. Я благодарю вас и всех сотрудников Центра управления, директор Челомей. Я очень горжусь тем, что представляю всех вас здесь.
Повисло молчание. Каз почувствовал, что не все вполне понимают, кому говорить дальше, и вмешался:
– Господин президент, пожалуйста, снова вы, сэр.
Холдеман быстро шагнул вперед и шепнул что-то Никсону.
Президент решил проигнорировать ровер. Значение имеют люди, а не механизмы.
– Соединенные Штаты также поздравляют вас, майор Громова, с этим историческим для человека достижением. Майор Миллер, я хотел бы лично поблагодарить вас за умелое пилотирование корабля при спуске к поверхности и помощь представительнице другого государства в исследовании нового мира – Луны.
Чтобы не сомневались, кто тут основную работу сделал.
– Америка желает вам и остальным членам экипажа успешного завершения исследований на поверхности и безопасного возвращения домой на Землю. Скоро увидимся здесь, в Белом доме.
– Благодарю, господин президент, – ответил Чад. – Я буду ждать этого момента.
Каз сосчитал про себя до пяти на случай, если кто-нибудь пожелает что-нибудь сказать. Радиомолчание.
– Благодарю вас, господин президент, посол Добрынин, директор Челомей. «Аполлон-18», Хьюстон присоединяется к поздравлениям. Церемония окончена.
В Овальном кабинете Киссинджер тряс руку уходящему послу и приговаривал:
– Я уверен, абсолютно уверен, что вы бы нас предупредили, Анатолий Федорович, если бы знали, что они подгонят ровер в кадр.
Этим двоим еще много битв предстояло вместе пройти. Не стоит заострять внимание.
Добрынин зачин узнал и подхватил плавно, достаточно громко, чтобы и Никсон услышал:
– Да, я приношу извинения за то, что наша команда ровера перестаралась. Хоть они и оставались на безопасном расстоянии, но похоже, что им тоже захотелось под лучами софитов покрасоваться. – Направляясь к двери, он кивнул президенту: – Мы с товарищем Брежневым еще раз благодарим вас за эту историческую возможность.
Никсон кивнул, но руки Добрынину для пожатия не предложил. Он искренне ненавидел сюрпризы.
В Москве, несмотря на то что день выдался долгий, а час был поздний, с лица Челомея не сходило совсем не характерное для него выражение – улыбка. Редко задействуемые мышцы напрягались, усталые глаза почти слипались. Сработало!
Его ракета, его планетоход, его изобретательность и упрямство показали американцам – да что там, всему миру! – подлинный размах советских достижений. Он отправил человека на Луну. Да вдобавок – женщину, на что американцы ни разу не сподобились! И это навеки останется в истории, записанное рядом с уникальным советским аппаратом, сработанным по недоступной американцам технологии. День триумфа для Советского Союза!
Он смотрел, как истекает отведенное время и Земля безжалостно отворачивается от Луны, прерывая на сегодня связь с ней через гигантскую антенну в Симферополе. Кивнув руководителю полета, он поблагодарил его, вышел и двинулся прочь из ЦУПа.
Под эхо собственных шагов в длинном коридоре, возвращаясь к кабинету, главный конструктор усилием воли сосредоточился на дальнейшем. Луноход открыл на Луне что-то ценное. Он, Владимир Челомей, разработал способ принудить американцев доставить это на Землю так, чтобы они сами не поняли.
Много еще трудностей предстоит преодолеть. Но у него и другие козыри в рукаве найдутся.
Мероприятие закончилось. Эл Шепард подошел к пульту Каза в ЦУПе и обратился к нему:
– Можно тебя на минутку? – и склонил голову к выходу.
Каз временно передал свои обязанности капкому вечерней смены, явившемуся раньше срока. И пошел за руководителем подготовки астронавтов в пустой зал для брифингов. Эл взял быка за рога:
– Как хорошо ты знаешь Чада?
Каз, ожидавший этого, пожал плечами:
– Мы встретились в школе летчиков-испытателей почти десяток лет назад, потом пересекались в ходе отбора в MOL и тренировок. Но он, честно сказать, не моего круга парень, и мы редко общались.
Эл медленно кивнул и скривил губы:
– Он тебе про свое детство никогда ничего не рассказывал?
Каз отвел глаза, посмотрел в пространство, принялся вспоминать:
– Немного. Он висконсинский реднек, на ферме вырос, посещал универ штата, думаю, оттуда прямо в ВВС пошел по программе подготовки офицеров запаса, стандартная траектория. Я впервые встретился с его семьей на запуске, и они произвели на меня ожидаемое впечатление. Братьев и сестер нет. Чад не был женат, я никогда не встречал его девушку. Он, пожалуй, одиночка. – Каз прервался на миг, потом добавил: – Теперь, когда ты об этом спросил, Эл… а я его, пожалуй, совсем и не знаю.
– Как и я. – Эл посмотрел Казу в зрачок здорового глаза: – А ты не в курсе, знает ли он иностранные языки?
– Не думаю. Чад, он такой типичный американец. Очень висконсинский, не слишком… склонен вдаваться в нюансы, если ты понимаешь, о чем я.
Эл опять кивнул:
– Еще один вопрос. Тебе известно что-нибудь о его финансах?
Каз помотал головой:
– Он никогда не бросался деньгами, а в барах всегда платил за себя. Я ни разу не слышал от него разговоров о деньгах. – Каз, будучи связным правительства, собрал положенную юридическую макулатуру у всех троих членов экипажа. – Завещание, составленное им перед отлетом, совершенно стандартно, по армейскому шаблону, предельно простое. Все оставил своим родным.
Каз позволил себе задать встречный вопрос:
– Известно ли тебе что-нибудь, способное повлиять на остаток полета, о чем мне следовало бы задуматься?