«Новый Орлеан» плыл подбирать экипаж «Аполлона-18»!
Капитан Кариус не вполне понимал, какая судьба ожидает Тихоокеанский флот после вьетнамской войны, однако «Новый Орлеан» проявил себя достойно, а помощь в доставке на базу астронавтов «Аполлона» – просто-таки вишенка на торте. Он слышал даже, что Эл Шепард, первый американец в космосе, контр-адмирал флота, лично поприсутствует при этом на борту.
Они миновали красные и зеленые буи на входе в гавань; капитан расслабился, прошелся по мостику, поглядывая на корабль. Большей части из семи сотен людей экипажа позволили подняться на просторную плоскую палубу после выхода из порта, а капитан позаботился, чтобы спасательные вертолеты программы «Аполлон» были величаво припаркованы на носу, не оставляя сомнений в цели плавания. Техподдержка тщательно подкрасила вертолеты «Сикорский» SH-3 «Си Кинг» свежей белой краской, и спасатели Шестой вертолетной эскадрильи тренировались несколько недель напролет.
Они ждали в Перл-Харборе точных координат приводнения, и вот из НАСА уведомили об этом флот: триста миль к северу и чуть западнее Оаху. Легкое плавание, немногим более суток на заключительные приготовления, и все будет готово.
На самом деле это круто. Как только модуль выпустит парашюты, поднять вертолеты, рассредоточить водолазов вокруг места приводнения, прикрепить флотационный круг и помочь команде перебраться на спасательные плоты, после чего астронавтов можно будет доставить на борт «Нового Орлеана» и поздравить с возвращением на Землю.
Если только не возникнет каких-нибудь проблем. Его детально ознакомили с ситуацией, пока корабль стоял в гавани, и капитан прорабатывал несколько сценариев вместе со своими людьми. В зоне планового приводнения «Аполлона-11» случались бури, и спасательному кораблю пришлось мчаться на полной скорости к модулю, упавшему в океан за сотни миль от намеченного ранее места. Модуль «Аполлона-12» сильно ударился о воду при спуске, внутренняя камера отцепилась и ударила астронавта по голове так, что тот потерял сознание. Бортовой медик потом шесть швов наложил. У модуля «Аполлона-15» в момент приводнения оставалось еще много токсичных компонентов топлива и окислителя, и при стравливании они пережгли парашютные крепы, так что один из трех парашютов был потерян. В нескольких случаях модули приводнялись перевернутыми, и команде нужно было срочно надувать флотационные баллоны для поддержания плавучести. Из брифинга стало ясно, что «Аполлон-18» с самого начала преследуют серьезные несчастья, но капитан не сомневался, что он и его экипаж сделают все возможное. Они доказали свой профессионализм в этом плавании как при мирных, так и при военных задачах, и остается еще пара суток, чтобы блеснуть напоследок. Что бы НАСА ни потребовало от них, они будут готовы.
Кариус подался вперед и глянул в синее гавайское небо. Все будет проще простого.
Под жарким Солнцем на лунной поверхности умирал Луноход. Словно ребенок, охваченный не поддающейся лечению лихорадкой, он медленно отключался изнутри, все менее способный противостоять внутреннему нарастающему теплу.
Габдул отчаянно трудился, пытаясь спасти аппарат, и тут стартовал «Аполлон». Он как можно резче переключался с режима вождения на режим торможения, пытаясь стряхнуть пыль с радиатора, но не удалялся при этом от модуля в надежде, что ракетный выхлоп тоже поможет очистить плоскую поверхность. Команда быстро обсудила риски получить повреждения от разлетающегося мусора, но сочла их незначительными. Если пыль не удастся счистить, экспедиции в любом случае конец.
Они успели передать команду накрыть камеры крышками перед самым стартом, и глаза аппарата прищурились, избегая порыва. Однако легкая верхняя ступень отделилась так быстро, что сдула лишь немного пыли; темпы саморазогрева упали, но процесс не прекратился.
Габдул в спешке придумал еще один вариант, оповестил о нем, откинул крышки и выжал рукоятку штурвала на полную. Команда ранее картографировала небольшой кратер с крутыми стенками в паре сотен метров оттуда, обогнула его по дороге к месту высадки американцев, а сейчас аппарат поехал прямо туда.
– Нужен как можно более точный отсчет времени. Начинаем с десяти! – требовательно крикнул он штурману. Требовалось угадать очень точно, а новые изображения обновлялись медленно из-за большого расстояния, да вдобавок картинка получалась размытая тряской.
Штурман сделал все, что мог, опираясь на доступные ему данные: скорость перемещения вперед, навигационный атлас, угловые замеры, свежайшие кадры лунной поверхности на экране.
– Десять! – решительно воскликнул тот. Потом: – Девять!
Последовательность штурман выверял до последнего отсчета, учитывая все, что наблюдал. Он быстро произнес «восемь, семь, шесть», затем с равномерными промежутками, немного медленней, «пять, четыре, три». Он чувствовал, как бьется сердце, понимая, что они все ставят на кон, а догадок слишком много.
– Два… раз! Габдул, тормози!
Габдул резко затормозил, подержал еще две секунды и отпустил рукоятку, услышав, как быстро взвизгнули пружинки, когда штурвал возвратился в центральное положение. Все вперились в экран.
Он хотел перевалить через край на полной скорости, а потом резко остановиться с разворотом восьми колес, чтобы пыль осыпалась с вершины, когда Луноход замрет на крутом склоне.
Изображение обновлялось, линия за линией прорисовываясь снизу вверх на экране. Виден был только лунный реголит, никакого горизонта.
– Мы внутри! – Габдул повернулся взглянуть на высотомер аппарата: чуть перекошен влево, но вполне устойчив. Он торжествующе зачитал: – Тридцать пять градусов! – Почти предельный физически возможный уклон для рассыпчатого лунного реголита. Они не могли бы справиться лучше. Неизвестно, получится ли выехать, но они хотя бы сделали все возможное.
Габдул повернулся к специалисту по двигателям Лунохода и задал вопрос, будораживший всех:
– Разогрев продолжается?
Внутренняя температура оставалась неизменной много секунд. Дольше, чем при гонках по поверхности. Надежды крепли. Но вот температура поднялась на десятую долю градуса. И еще на десятую. И, под их взглядами, еще.
Не сработало. Стряхнуть достаточное количество пыли не удалось.
После трех месяцев исследований, тысяч изображений и замеров данных, открытия концентрированной радиоактивности на Луне экспедиция закончилась.
Луноход прибыл в свою могилу.
Снаружи огромная антенна, принесшая команде скверные новости, почти неощутимо повернулась; следуя командам фокусировки, ее терпеливые приемные цепи поискали новый сигнал. Нашли, после чего запустился механизм автоподстройки, обеспечивший точную привязку. Электроника проанализировала тайминги и частотные смещения сигналов, произвела математические расчеты. Продолжила отслеживание, наращивая точность, пока не был достигнут желаемый порог сходимости решения.
Вторая ЭВМ приняла эту информацию и подставила в уравнения, включавшие массы и точную взаимную ориентацию Луны и Земли, использовала модели трения в атмосфере и ударных волн. Добавила известные по прежним миссиям параметры коррекций и перегрузок при торможении в атмосфере.
Меньше чем через две минуты результат был получен, и его автоматически переслали ответственному за динамику полета сотруднику в московский ЦУП. Тот посмотрел на экран, по которому замелькали числа в табличной форме выдачи, проследил, как с каждой следующей секундой они обновляются и уточняются.
Он повернулся и помахал, привлекая внимание руководителя полета. Теперь в Москве точно знали, где собирается приводниться «Аполлон-18».
56
База ВВС Хиккам, Гавайи
Каз потягивался и зевал, выходя из темной утробы транспортника C-141 под яркое гавайское солнце, заставившее поморгать; окинув взглядом рампу, он заметил белый вертолет «Си Кинг», ожидавший их. Он поспал, но нижняя часть позвоночника ныла; сиденья в самолетах ВВС сугубо для транспортировки, а не для удобства. Спускаясь по трапу, он быстро почувствовал отражаемое гудроном инфракрасное излучение, рубашка стала липнуть к телу во влажном океанском воздухе. Дж. У. пыхтел за его спиной – оба несли багаж сами. У подножия их встретил матрос и принял поклажу, чтобы перенести в вертолет.
Эл Шепард добрался туда первым, и экипаж «Си Кинга» уже салютовал ему. Позади Эла своей очереди вежливо дожидался советский атташе, высокий человек в темном костюме. В Хьюстоне он представился как Роман Степанов, по-английски говорил хорошо, пускай и с сильным акцентом. В полете держался тихо, читал документы из чемоданчика и дремал, как и все они; каждый из трех американцев сделал попытку подсесть в соседнее кресло и завязать разговор с советским представителем. Каз протянул ему руку через кресла:
– Привет, я Каз Земекис, ответственный по связям с экипажем, работал в ЦУПе все время экспедиции.
Степанов, широкоплечий и мускулистый, пожал руку в ответ – ладонь его была сухая и крепкая.
– Привет.
Волосы на его голове с ранними залысинами были аккуратно подстрижены, густые брови поднимались высоко, маленькие уши плохо сочетались с большим крючкообразным носом. Бледно-серые глаза и тонкие губы ничего не выражали. Он был задумчив.
– Вас ввели в курс дела, ну, насчет того, что следует ожидать при приводнении?
– Да. – Степанов поднял стопку листков с логотипом НАСА и показал ему.
Пауза.
Каз испробовал другой подход:
– Вы уже бывали раньше на Гавайях?
– Нет. – Ответ не то чтобы недружелюбный, но явно намекающий, что атташе занят каким-то важным делом и вежливо ждет, пока Каз оставит его в покое. Словно профессор, которого оторвали от работы.
– О’кей, отлично, если понадобится моя помощь, скажите.
Русский кивнул и поблагодарил его.
Да уж, не находка для шпиона.
Каз и медик поднялись на борт вертолета и заняли свои места напротив Эла и русского: простые зеленые пластиковые сиденья на металлических опорах, проходивших по всей длине кабины. Старший офицер экипажа коротко проинструктировал их на случай ЧП, выдал ненадутые спасательные жилеты и беруши, а потом пять крупных винтовых лопастей закрутились над головами.