Я убежден, что хорошая история приходит и пишет себя сама, а автор по большому счету творчески осмысливает приходящее, а также занимается деталями и оформлением. Поэтому пара слов о том, что здесь от меня.
Как сказал кто-то мудрый, наш мир – неподходящее место для отыгрывания идеальных сценариев. Поэтому все фантастические допущения в том, что я пишу, касаются лишь внешней стороны жизни в будущем, сюжетная канва и внутренний мир героев намеренно реалистичны, а что касается человечества, то оно, как и сегодня, само себе главный враг и балансирует на краю.
Мне хотелось написать интересную историю о тех проблемах, которые интересны мне самому.
Мне хотелось написать правдивую историю о людях, не столько противостоящих полчищам врагов, сколько оказывающихся перед сложным внутренним выбором.
Мне хотелось написать о красоте разных взглядов на мир.
Мне хотелось дать повод подумать над вопросом о том насколько безнадежно человечество, стоит ли его менять и если да, то какой ценой.
Мне хотелось написать о любви без свойственных массовой литературе иллюзий.
Наконец, мне хотелось написать историю, дающую надежду.
История рассказана.
Что же касается периодически задаваемого вопроса о новых книгах, посвященных этому миру, то самым честным ответом будет «Не знаю». Сюжет завершен, тайны раскрыты, сыгранные карты лежат на столе. Но если ко мне придут новые истории, происходящие в мире «Шамана…», я непременно поделюсь ими с читателями.
Автор
Звезды кормят тьму
Не мучайся вопросами,
Ты знаешь почему
Судьба играет белыми,
А звезды кормят тьму…
«Валькирии Вавилона», с альбома «Мадонна самоубийц»
1
Худого мальчишку с холодными глазами в проеме двери Егор узнал сразу.
Клинок в ножнах, пристегнутый к правой икре под светлыми летними брюками Егора был почти невесом и обладал идеальными пропорциями узкой серебряной рыбы. С оружием он испытывал чувство обманчивого спокойствия, но не позволял этому чувству взять верх и убаюкать себя.
Происходящее нравилось ему всё меньше.
Полчаса назад он оставил жену и дочь с её мужем в отеле. Всем троим безумно хотелось посидеть за ужином, за бокалом вина аплодируя турскерам-факирам, огненным фокусам ирканской труппы, и конечно же клоунам, акробатам и прочему трудовому цирковому народу, в выступлениях которых реальность была совершенно незаметно сплавлена с моднейшими виртуальными трюками, когда клоуны на глазах покрывались шерстью и превращались в беснующихся павианов, а исполняющие канкан танцовщицы запросто отращивали по дополнительной паре ног.
Егору же просто хотелось брести по пляжу, чувствуя кожей ступней прохладный песок. Потом не складывая, комом, запихнуть одежду в автоматическую камеру хранения, войти в прибой и плыть по ночному морю. То отдыхать на воде, глядя на незнакомый рисунок звездного неба, то снова плыть и плыть, наслаждаясь несколькими часами полного одиночества. Жена никогда не спрашивала его, зачем ему эти ночные заплывы. Жена полицейского приучена не задавать много вопросов.
Зачем же он тогда надел кроссовки вместо пляжных сандалет? Он размышлял над этой загадкой, пока спускался по лестнице отеля в холл, где его окликнул портье за стойкой и передал записку. И тогда всё стало на свои места, в том числе и удобные кроссовки для вечерней прогулки.
2
Солнце заглядывало через стеклянные двери в холл, поджигало темно-вишневую ковровую дорожку и падало в море, обещая бесконечно длинный отпускной вечер и незабываемый закат. Он вышел на крыльцо отеля, с улыбкой помахал рукой сидевшим на веранде жене, дочке и её блондинистому Люку.
Егор прошел мимо зеркальной витрины, за которой хохотали, собираясь домой, молоденькие смуглые продавщицы. Ему кивнули, он мягко улыбнулся девушкам, взгляд сам собой скользнул по зеркальной витрине, и он поймал себя на том, что машинально проверился – хвоста не было.
3
Нож с узким рыбьим лезвием он купил в магазинчике для подводной охоты, притулившимся между корпусами отелей на второй линии. Продавец долго расхваливал сверхлегкую марку сталепласта и напирал на то, что затупиться клинок просто не способен. «Мне это шило на один вечер, друг», – подумал Егор, выбрал комплект ремней для закрепления ножен на любой части тела и расплатился.
Выйдя на бульвар, Егор на ходу любовался аллеей ровно подстриженных деревьев и размышлял о бластерах. Бластер шумный. Даже для покупки гражданской модели придется предъявлять чип удостоверения личности…
С ножом всё проще. Пусть будет нож.
4
Карту на инфобраслете он посмотрел раньше, пока продавец в магазине отсчитывал ему сдачу. Это был дешевый отель черт-знает-какой линии, бетонное чудище на несколько тысяч номеров с небольшим огороженным квадратом собственной территории.
Восставший из мертвых коп внутри Егора быстро прикинул план местности, отметил единственные ворота на территорию отеля и тут же «срисовал» не вписывавшегося в картину ленивого курортного вечера человека снаружи, на скамейке напротив входа. Парень со скучным лицом был одет поверх белой несвежей футболки в мятый пиджак, совершенно не вязавшийся с белыми шортами и сандалетами на босу ногу. Эта задачка решалась просто – в жару пиджак не снимает тот, у кого есть что-то под пиджаком. Несмотря на нарочито расслабленную позу, от парня в пиджаке исходила волна напряженной сосредоточенности.
Егор расслабленным шагом курортника прошел в ворота и поднялся по ступенькам на крыльцо одного из подъездов отеля. В отличие от парня на скамейке, вид у Егора был самый пляжный и расслабленный, и охранник на первом этаже даже не обратил на него внимания. «Будь этот курорт подороже – здесь бы стоял кибер. Хотя и тут на первой линии у моря отели охраняют лучше. Поблагодарим же небеса, что этого не случилось».
Бросив взгляд в сторону лифта, Егор поднялся по лестнице на третий этаж, нашел дверь с нужным номером. Дверь была надежная, с несколькими замками: просто так не выбить и без спецснаряжения шума будет – всё курортное побережье сбежится. Приятно видеть когда люди всё делают правильно. Егор постучал как просили в записке: удар, пауза, два удара, пауза, еще удар.
Он вошел в номер словно в полусне. Несколько фраз на листке бумаги пробудили прошлое.
И теперь Егор вспоминал то, что надеялся забыть навсегда. Он вспоминал Ленту-5.
5
…Порой для того чтобы узнать, что дела твои плохи достаточно простой интуиции. Ощущение того, что жизнь готова выйти из привычной колеи и свернуть в совершенно неподходящую сторону пришло к Егору ночью. В муторном утреннем полусне он слышал человеческие крики и лязг железа за окном. Пару раз взвизгнул бластер, а потом к ночной симфонии присоединились полицейские сирены. Силовое поле на ночь прикрывало пять нижних этажей кондоминиума, но свойствами звукоизоляции не обладало.
Когда в семь утра инфобраслет разразился назойливым пиликаньем, Егор подошел к окну и поднял жалюзи. На грязной мостовой заляпанной темными пятнами и усеянной обрывками тряпья бродил одинокий щуплый полицейский. Егор подумал, что наверное ночью у него под окнами убили беженца… а может беженцы убили и ограбили неосторожного ночного прохожего. Пока криминальные сводки по Сайнттауну не были засекречены даже для рядового состава полицейских частей, он не раз читал о случаях обоего рода.
Егор привычно коснулся пустого безымянного пальца и ощутил след от кольца, похожий на заросший рубец.
Из полной вчерашних окурков пепельницы на подоконнике тянуло холодной табачной вонью. Егор опорожнил пепельницу в мусорное ведро, кинул её в раковину на кухне и прошлепал в ванную.
Делать зарядку не хотелось. Он лениво отжался двадцать раз, постоял, глядя на свое отражение в мутном зеркале на стене, и пошел варить кофе. На кухне включил объемник. Длинноволосый мужчина с круглым благообразным лицом вещал нечто на тему духовности и нестяжательства. Мелкие кубики в нижней части объемного изображения медленно поворачивались, демонстрируя на каждой из граней происходящее на других каналах. Егор почувствовал приближение головной боли и выключил объемник. Достал из холодильной машины пару кусочков льда и кинул в прозрачную кружку. Вылил на лед немного виски из квадратной бутылки на столе. Залил лед и алкоголь едва переставшим кипеть кофе. С кружкой в руке подошел к окну. Полицейский исчез. С кровью на мостовой сражалась небольшая машина-дворник.
Отхлебывая кофе, Егор прошел в ванную и побрился. Потом вернулся в комнату, медленно влез в форму, проверил бластер и убрал в кобуру. Нехотя нахлобучил берет с эмблемой полицейского департамента и посмотрел на себя в зеркало.
Внезапно с тяжестью боксерского удара накатило воспоминание о совершенно взрослых аргументах дочери, спокойно и без жестикуляции излагавшей, не тараторившей запаленной детской скороговоркой, а именно размеренно излагавшей свои соображения в ту бесконечно долгую ночь, когда они втроем должны были принять решение. Дочь говорила, фоном для ее серьезного двенадцатилетнего лица служила спина жены, упорно смотревшей в окно. За окном медленно падал снег.
«…буду заниматься на этой захолустной планете? Какие вузы, пап? Ты о чем? В одном ходят в черном и на мужчин нельзя глаза поднимать, а в другом юбки до пола и день с молитвы начинается и молитвой заканчивается… Да не в вере дело! И не в твоей работе! Да бандиты они, твои орденские! Туда попадешь – уже не вырвешься… Я понимаю, что твоя работа…».
- Хорошо бы что-то изменилось… – сказал Егор своему бледному отражению с мешками под глазами. Он просунул пальцы между пуговиц форменного кителя и ощутил колкую твердость нательного крестика. – Что-то должно измениться.
6
Цугцванг. Когда-то в прошлой жизни он поигрывал в шахматы, и теперь этот термин всплыл у Егора в голове в самый неподходящий момент, в темном вонючем дворе в сердце трущоб Сайнттауна. В момент, когда смерть в упор смотрела на него из дула бластера в руке того, кто в следующее мгновенье, не задумываясь и не сомневаясь, нажмет спуск. «Вот значит, что должно сегодня измениться… Вот здесь я сдохну…. На этой помойке…». Егор знал, что сейчас попытается прыгнуть и забрать с собой хотя бы одного урода. И что на этом его жизнь и закончится. Его не слишком удачная жизнь… Или можно покорно стоять, дожидаясь момента, когда его оппоненты, вдоволь насладившись ощущением от созерцания безоружного полицейского по ту сторону ствола в руке, вышибут ему мозги. Или растянут удовольствие и сперва прострелят ему колени?