На том и порешили.
Линь-Игдорж вёл себя скромно, как и положено слуге. Лишь к вечеру Баурджин позвал его к себе, громко заявив о намерении «поболтать с земляком о родных местах», что, в общем-то, было понятно и не могло вызвать никаких особых подозрений у остальных слуг.
— Ах, какие дворцы у нас в Иньчжоу, а, Линь? — кивая на стены, громко заявил нойон, едва только Игдорж вошёл.
— Да, пожалуй, не найдёшь лучше во всём Западном Ся! А харчевни, мой господин? Это ж просто чудо какое-то!
— Да-да, вот и я помню одну...
И тут же оба перешли на монгольский... к глубокому разочарованию Чена, давно приложившего ухо к тонкой перегородке.
— О чём говорят? — подкравшись к парню на цыпочках, шёпотом поинтересовалась Лэй.
Чен лишь уныло скривился:
— Болтают по-своему.
— Ну, понятно. — Лэй мягко улыбнулась, присаживаясь на корточки рядом. — С кем и поговорить по душам нашему бедному господину, как не с земляком?
— Бедный? — усмехнулся юноша. — Мне кажется, нашего господина уж никак нельзя назвать бедняком.
— Ладно тебе придираться, — Лэй хмыкнула и шутливо замахнулась. — Ты ж знаешь, что я не в том смысле. Интересно, наш господин был женат? Наверное, был, ну разве будет жить в одиночестве такой красивый, добрый и умный мужчина? — Девчонка вздохнула. — Наверное, разбойники-монголы убили всю его семью. О, несчастный господин Бао!
— Ну, хватит причитать, — не выдержал Чен. — Вот заладила — «бедный», «несчастный»... Подожди, наш господин ещё здесь развернётся! Ещё и нас не оставит милостями — меня женит, а тебя выдаст замуж за какого-нибудь важного шэньши.
— Не хочу за шэньши! — зло прошептала девушка. — Вообще не хочу замуж.
— Это потому, что ты плохо разбираешься в жизни. — Чен убеждённо помотал головой. — А я так вот понимаю, что нужно жениться, обзавестись семьёй и жить как все люди. Ну, не сейчас, конечно, а, скажем, лет через десять.
— Лет через десять я уже буду старая...
— Ну, вообще, да. Значит, тебе надо подобрать хорошего жениха пораньше. Ты как-нибудь намекни об этом господину.
— Что?!
О, каким гневом вспыхнули глаза девушки! Чен даже вздрогнул и на всякий случай отодвинулся подальше. Кто её знает, эту Лэй? Возьмёт да ударит, а бьёт она так, что мало никому не покажется. Одно слово — кошка!
— Ладно, ладно, — примирительно зашептал юноша. — Стесняешься сама сказать, придётся мне замолвить за тебя словечко.
— Чен!!!
— Да не шипи ты так! Прямо страшно становится, честное слово... Ой, Лао! — Чен быстро обернулся. — Ты как здесь? Наверное, мы тебя разбудили?
Старый слуга закряхтел:
— Честно сказать — да, разбудили. Могли бы и потише шептаться.
— Ой, Лао, — усмехнулась Лэй. — А мне вот кажется, что ты давно уже за нами стоял.
— Именно что кажется. — Старик покачал головой. — Вообще-то, коли уж встал, так загляну к господину. Спрошу, не надобно ли чего.
— Нет, нет, Лао! Господин приказал ему не мешать. Он, видишь ли, вспоминает свою покинутую родину. Вместе с новым слугой-земляком.
Родину Баурджин с Игдоржем действительно вспоминали. На предмет получения денег. Ну, хотя бы сотню лянов серебра — уж можно было бы развернуться.
— Готов отправиться обратно хоть сейчас, — уверял Игдорж.
Князь задумчиво качал головой:
— А смысл? Пока туда, пока обратно — может так случиться, что и никаких денег уже не надо будет, тумены Джэбэ разгромят чжурчжэней и так, безо всякого нашего участия.
— Разгромят-то разгромят, кто бы сомневался? Только вот сколько сил придётся на это положить. Чжурчжэни — опасный противник. Что, совсем-совсем мало денег осталось?
— Увы!
— А если занять у кого-нибудь? — неожиданно предложил Игдорж. — Вот хоть у этого твоего покровителя, Цзяо Ли.
— Занять? — Признаться, Баурджин был озадачен — такую возможность он почему-то не рассматривал. — Занять... А вообще, это было б неплохо! Только даст ли серебро Цзяо Ли? Так просто — вряд ли. А вот если под что-нибудь... Скажем, на открытие какой-нибудь харчевни. Ну да, харчевня как раз то, что нужно. И доход приносит, и для всякого рода встреч очень удобно. Завтра же переговорю с Цзяо Ли! То есть завтра запишусь к нему на приём, а уж дальше — как примет. И тебе, Игдорж, за деньгами ехать нет смысла. Ты нужен здесь — приглядеть за моими слугами. Больно уж они у меня шустрые. А насчёт денег... Я просто напишу письмо.
— Письмо? Но его могут прочесть и... Ведь мы же не договаривались ни о какой тайнописи!
— Обойдёмся без тайнописи. — Баурджин поднялся на ноги и достал из небольшого шкафчика письменные принадлежности — бумагу, тушь, кисточки. Не удержавшись, похвастал, кивая на развешенные по стенам иероглифы в красивых бамбуковых рамках: — Сам рисовал!
Игдорж лишь хмыкнул и, сославшись на усталость, отправился спать.
Озабоченное лицо князя вдруг озарилось нежной улыбкой: вспомнился дом — жёны, дети, друзья. Баурджин только сейчас осознал, как он по ним соскучился! Первенец, Алтай Болд, уже совсем большой. Двенадцать лет, не шутка... Единственный человек, с которым Баурджин мог говорить по-русски. Специально учил, можно сказать, с раннего детства. Жёны смеялись — что ещё за новости, учить наследника неизвестно чьей речи, да и что это за речь, смешная, писклявая, ни на что не похожая. Баурджин сказал своим, что это — древний язык его рода. Поверили. Так вот и научил сына понемножку говорить, читать, писать — всё теперь пригодилось.
Закончив письмо, нойон дождался, пока высохнет тушь, и, скрутив бумагу в свиток, отложил в сторону — пусть завтра Игдорж передаст знакомым караванщикам, тем самым, что выполняли разного рода щекотливые и неплохо оплачиваемые дела.
Была уже глубокая ночь, тёмная и влажная, вокруг стояла мёртвая тишина, лишь слышно было, как за тонкими перегородками ворочался и по-стариковски кряхтел Лао.
Утром Баурджин надел свой лучший халат, причесался и, кликнув Чена и Лэй, велел сопровождать себя в административное здание, витиевато именовавшееся «дворец Белого тигра».
Чен выглядел как всегда — изысканно и модно, а вот Лэй... Девчонка так и ходила в мужской одёжке — короткий халат и узкие штаны-ноговицы, только вот покрой всего этого был весьма далёк от любых представлений о красоте. Да-а... Ну, хоть так. Баурджин хмыкнул и подумал, что обязательно надо будет купить девчонке новый красивый халат — и как можно быстрее. А пока же...
— Чен, а где твой пояс? Ну, тот, широкий, с кистями.
— Это вечерний пояс, мой господин.
— Вот что — дай-ка его Лэй.
— Но...
— Не навсегда, на время. Да, и завяжи его на ней эдак позаковыристей. Ну, как ты умеешь.
Лэй фыркнула, а заметно возгордившийся после слов господина Чен ловко завязал пояс. И в самом деле — красиво.
— Ну, пожалуй, всё. Идём, парни... Тьфу ты, Лэй, — не прими на свой счёт.
Конечно, Баурджину было бы сейчас намного удобней не таскать с собой слуг, но местные обычаи того требовали. Ещё бы, чай, не к тёще на блины собрался, а в государственное учреждение, куда каждый уважающий себя человек всенепременно являлся в сопровождении слуг, ежели таковые у него имелись.
Приёмная господина Цзяо Ли располагалась на первом этаже обширного строения, украшенного витыми колоннами и позолоченными карнизами, с загибающейся кверху крышей травянисто-зелёного цвета — как и положено по статусу.
Секретарь — толстощёкий молодой человек лет двадцати — двадцати пяти, важный и разряженный, словно павлин, — вальяжно принимал посетителей, большей частью торговцев и провинциальных шэнь-ши, прибывших в Восточную столицу по каким-то своим делам.
Дождавшись очереди, Баурджин попросил записать его на приём как можно скорее. Секретарь лишь поцокал языком — вас, мол, тут таких много, а господин Цзяо Ли — один, да и вообще — не раньше чем через неделю-другую. А потом посмотрел на князя искоса... этак нагло-просительно посмотрел, крапивное семя! А вот чёрта тебе в ступе, а не взятку!
— Жаль, жаль, — покачал головой нойон. — А я так хотел засвидетельствовать благороднейшему господину Цзяо своё почтение. Это же мой спаситель! Воистину, где б я был без него? Остался бы лежать средь пыльных сопок с разбойничьей стрелою в груди. Жаль, очень жаль, что господин Цзяо не сможет меня сегодня принять.
Баурджин разочарованно отошёл.
— Постойте, постойте! — Быстро сообразив, секретарь кинулся за князем — и куда только подевалась его вальяжность?
— А? Что? — нарочито медленно обернулся нойон.
— Так вы — господин Бао Чжи?! — Толстощёкий улыбнулся такой смущённо-виноватой улыбкою, словно бы только что не признал родного брата. — Господин Цзяо Ли не так давно справлялся о вас... О, любезнейший господин Бао! Немножко подождите — я немедленно доложу о вас.
Видя столь чудесное преображение надменного секретаря, посетители недоумевали. Правда, не все — нашёлся кое-кто, кто был в курсе дела, Баурджин хорошо расслышал пронёсшийся в приёмной шепоток:
— Это он, он! Тот самый дансян, спасённый нашим великим шэньши!
Да-а, хорошо быть спасённым, особенно если спаситель — столь важный чиновник.
Господин Цзяо Ли принял Баурджина этим же вечером. В просторном, богато обставленном кабинете ярко горели светильники. Резная мебель на позолоченных ножках — кресло и стулья для посетителей, длиннющий, покрытый зелёным сукном стол, — золотая клетка с канарейкой — всё говорило о влиянии и значимости столь почтенного должностного лица.
— Да благословят вас боги, уважаемый и великодушнейший господин! — с порога поклонился князь. — Поистине, не знаю, как и выразить вам всю свою благодарность, всю свою почтительность, всю свою радость от встречи с таким благородным человеком, как вы, господин Цзяо! Позвольте прочесть вам сочинённые лично стихи?
— Что ж, читай, Бао. — Чиновник довольно ухмыльнулся. — А потом расскажешь, как идут дела.
Не доходя до стола шагов пять, Баурджин выставил вперёд левую ногу и, воздев правую руку к небу — сиречь к потолку, — прочёл: