Улыбнувшись, Сю Жэнь подскочила к ложу и, проворно скинув штаны, прильнула к распалённому танцем гостю...
О, это было блаженство — ласкать столь опытную в любви женщину, молодую, красивую, грациозную!
Обнажённые тела со стоном сплелись вместе, улетело на пол скомканное в порыве страсти покрывало, и даже пламя светильника, заколыхавшись, погасло...
— Как мне с тобой хорошо, господин!
— Называй меня Бао, Сю Жэнь.
— Как скажете, господин Бао.
— Выпьем вина?
— Конечно.
— Вкусное вино. Хм... А я и не знал, что вас посылают на общественные работы!
— На самые грязные, господин Бао! Мы же проститутки — не люди.
Сю Жэнь вздохнула и тут же, вздрогнув, спрыгнула на пол. Упала на колени:
— О, господин, прости меня за столь дерзкие речи!
— Не вини себя, милая Сю Жэнь! И ничего не бойся. Иди лучше сюда. Ну, вставай же!
— Господин, вы не пожалуетесь тётушке И?
— Жаловаться — не в моих правилах!
— Правда?
— Сказал же — нет!
Баурджин притянул к себе девушку и ласково погладил её по спине и бёдрам.
— О. — Сю Жэнь закатила глаза. — Какие у вас нежные руки, мой господин.
— Я знаю...
И снова сплелись тела. И снова — словно бы гремел гром, и была гроза, и шёл дождь, вдруг сменившийся победно сияющим солнцем.
— Как ты попала сюда, Сю Жэнь?
— Нам запрещено...
— Да ладно, коли уж начала. Не бойся, я вовсе не желаю тебе зла. Просто... Просто со временем хочу написать поэму о трагической судьбе падших женщин!
— Такого ещё никто не писал, господин.
— Я буду первым! — Баурджин провёл пальцем вокруг украшенного жемчужиной девичьего пупка и вкрадчивым тоном спросил: — Ну?
— Меня продали, — негромко отозвалась девушка. — Был голод и... Тут много таких. Ещё повезло, что я попала именно в это заведение. Тётушка И вовсе не злобная. Правда...
Сю Жэнь замолкла, и князь продолжал за неё:
— Правда, за людей вас здесь никто не считает. И никакого будущего не светит. Неужели так?
Вместо ответа Сю Жэнь лишь грустно вздохнула.
— Остаётся лишь попытаться влюбить в себя какого-нибудь важного и влиятельного господина, — тихо промолвил нойон. — Но ведь таких мало. Я имею в виду — истинно влиятельных, а не таких, как, к примеру, я. Выбиться в куртизанки... По-моему, не такое уж и плохое дело, а?
Девушка неожиданно улыбнулась:
— Вы совершенно правы, господин Бао! Влюбить в себя... Стать куртизанкой... о-о-о! Только вот, к сожалению, по-настоящему влиятельные господа заходят сюда очень редко. А зачем им? У них уже есть блестящие любовницы-куртизанки — Лянь Бюань, Чи Яониль, Тань Цзытао... О, как я им завидую!
— Не стоит! Старайся, делай что-нибудь, и тебе обязательно повезёт. Что?! — Князь вдруг встрепенулся. — Ты сейчас назвала чьё-то имя. Повтори!
— Какое имя? А, куртизанок... Лянь Бюань, Чи Яониль, Тань Цзытао.
— Тань Цзытао... — Баурджин еле сдерживал охватившее его волнение. — Тань Цзытао... Интересно, а она как пробилась?
— О, господин, она взялась откуда-то издалека. Пять лет назад жила в Кайфыне... Говорят, и туда тоже откуда-то приехала вслед за одним молодым человеком, которому покровительствовала. О, она не так уж и молода, уже за тридцать, но очень красива, умна, образованна. Она много сделала для своего молодого возлюбленного, но сейчас ей оказывает покровительство какой-то очень важный шэньши! Очень, очень важный!
Баурджин уселся на ложе и потёр виски:
— Тань Цзытао... Тань...
Значит, вот оно что — куртизанка! Отлично, тем скорее её можно будет найти: красивая, уверенная в себе женщина — это вам не иголка в стогу сена.
Когда князь спустился вниз, был уже не то чтобы вечер, но уже далеко после полудня, наверное, девятый час — час обезьяны, когда и чиновники, и простолюдины заканчивают свой рабочий день и весьма склонны развлечься.
Зала постепенно заполнялась народом. К этому часу появились и вернувшиеся с общественных работ девушки, уже отмывшиеся и надушившиеся так, чтобы не чувствовалось привязчивого запаха дерьма.
— Господин...
Обернувшись, Баурджин узнал Си Янь — девушка выглядела непривычно озабоченной и усталой. Ну, усталой — понятно, попробуй-ка повычерпывай ведром гнусную жижу, а вот почему озабоченной?
— У меня есть для тебя кое-что, Си Янь. — Улыбнувшись, князь вытащил из поясной сумы небольшие серёжки — серебряные, с бирюзой.
— Какие красивые! — искренне восхитилась девушка. И тут же нахмурилась: — Господин, к сожалению, сегодня я вряд ли смогу быть с вами! Вечером меня будет допрашивать господин Ба Дунь.
— Ба Дунь? — Баурджин в изумлении вскинул брови. — Но он же сейчас — никто.
— Его взяли обратно на службу, господин Бао. Как ценного работника. Но с испытательным сроком — вот он и старается.
— Старается? А в чём, собственно, дело?
А дело определённо пахло керосином, точнее, дерьмом! Именно там, в дерьме, во время чистки общественной уборной в районе Синего дракона, были извлечены на свет три трупа. Два — уже разложившиеся и негодные к опознанию, а вот третий... Третий узнали.
— Интересно, и кто ж это был? — хмыкнул нойон.
— Ах, точно не помню. Какой-то стражник.
Стражник... Уж не тот ли самый, которого пришлось убить Игдоржу? Ну да, они ж спрятали труп в уборной, предупредив остальных стражей, чтоб те сами придумали подходящую версию. Аи, как неосторожно! Ба Дунь хоть и не прирождённый сыщик, но и далеко не дурак: хорошенько допросит стражников, выйдет на липовые «красные шесты» — хорошо, если именно на этой версии и задержится. А если начнёт устанавливать свидетелей? По словам Игдоржа, в тот вечер многие могли видеть недалеко от будки стражей и помощника сапожника Лю, и водоноса Дэна Веснушку. Дэн Веснушка... Да, вот именно его-то и вспомнят. Чёрт, жалко парня! Надо бы предупредить, как явится со своей водой. Ну и дела пошли — прямо один к одному: и Сюнь, и — теперь вот — Веснушка. Обоих хорошо бы сплавить куда-нибудь подальше, и как можно быстрее. Ничего не поделаешь, уж придётся тогда отправлять книги Елюю Люге непосредственно через Весельчака Чжоу, хоть тот и противится — осторожный, чёрт...
— Господин Бао Чжи?! Какие люди!
— Подожди, Си Янь. — Баурджин поспешно обернулся, тут же натянув на лицо самую радушную улыбку. — Ах, господин Лу Синь! Какая радость вас встретить!
— Присаживайтесь к нашему столу, Бао, — безо всяких церемоний, от души, пригласил коммунальщик. — Слыхали уже, что мы вытащили из наших уборных? Нет? Так я вам сейчас расскажу.
— После допроса найди меня, Си Янь. — На прощанье сжав руку девушки, князь подошёл к столу: — Приветствую вас, господин Лу Синь. Что в одиночестве?
— Юань Чэ должен сейчас подойти, — рассмеявшись, пояснил шэньши. — Ну, и другие. Не собрались ещё сдавать экзамены, Бао?
— Собрался. Вот, хочу посоветоваться.
— Дадим, дадим вам совет. — Лу Синь усмехнулся и жестом подозвал служку. — Ещё одну лодку и палочки.
Ничего нового вдобавок к тому, что уже сообщила Си Янь, Лу Синь не рассказал, правда, подтвердил, что Ба Дунь теперь снова на коне.
— Там у них нет толковых чиновников, — пояснил коммунальщик. — Вот и взяли. Теперь Ба Дунь землю носом роет.
— Значит, одного только и опознали? — Баурджин покрутил меж пальцами палочки для еды.
— Нуда, — подтвердил шэньши. — Стражника из Восточного квартала. Тёмная история с ним. Остальные двое, конечно, уже никуда не годны, но...
Князь молча вскинул глаза.
— Но у них на шеях были некие амулеты. Две перекрещённые палочки.
— Хм, палочки...
— Да вы что, Бао?! — Лу Синь вскинулся было, но тут же остыл. — Впрочем, вы же недавно у нас. Перекрещённые палочки — тайный знак «красных шестов», самой опасной городской банды!
— «Красные шесты»? — пожал плечами нойон. — А, кажется, слышал. Думаю, их убили свои же. Не поделили добычу, да мало ли — разбойники, одно слово.
— Может быть, может быть. — Лу Синь усмехнулся и перевёл взгляд на только что распахнувшиеся двери. — О! А вот и Юань Чэ! Что скажете, господин поэт? Уже ели сегодня?
— Скажу, что сегодня очень повезло нашему общему знакомому Ба Дуню, — усевшись, рассмеялся поэт.
— Ты имеешь в виду трупы?
— Какие ещё трупы? — Юань Чэ явно был удивлён. — Я говорю о нашумевшем убийстве Кардамая-шэньши. Именно это дело поручили Ба Дуню, я видел его с утра — и он мне лично об этом сказал, почти не хвастаясь.
— А-а-а, — протянул нойон. — Так вы с утра его видели...
— И ещё не знаете главной сегодняшней новости! — Лу Синь оживлённо всплеснул руками. — Ну, мы её вам сейчас расскажем!
Рассказ о трёх трупах, выловленных в уборной близ Восточного рынка, не произвёл на поэта особого впечатления — мало ли подобных случаев было и в прошлом, его куда больше занимало убийство Кардамая-шэньши. Честно сказать, и Баурджину это было весьма интересно.
— Между нами говоря, этот Кардамай-шэньши был такой гнусной сволочью, что его просто нужно было убить! — понизив голос, глухо произнёс Юань Чэ. — Вы знаете, он специально покупал рабов для прыток! Да-да... миловидных мальчиков, девочек, женщин... И потом запытывал их до смерти! Получил по заслугам, мне так вот нисколечко не жаль этого мерзкого старикана, да простит меня великий Кун-цзы, велевший почитать старших.
— Интересные у тебя сведения, Юань Чэ, — глотая черепаховый суп, усмехнулся Лу Синь. — Интересно откуда? Ба Дунь сказал?
Поэт замялся было, но потом, рассмеявшись, согласно махнул рукой:
— Он.
— Интересная метода у этого Ба Дуня, — с некоторым даже осуждением в голосе покачал головой Лу Синь-шэньши. — Только приступил к расследованию, как уже все про всё знают. Никакой служебной тайны!
— Вот именно, господин Лу Синь!!! — едва не ожёгшись супом, выкрикнул Юань Чэ. — Верно вы заметили — никакой тайны! В этом и состоит новый метод Ба Дуня — чтобы все про всё знали. Открытость, открытость и ещё раз открытость — теперь уж никто не скажет, что Ба Дунь берёт мзду!