Орда (Тетралогия) — страница 161 из 211

— Угу, — князь хохотнул и сделал длинный тягучий глоток. — А что же они туда побрели, в урочище, коли оно заколдованное? Только не говори, что научного интереса ради.

— Интерес у них был... — округлив глаза, еле слышно прошептал юноша. — Там, на дне оврага, говорят, спрятано большое богатство.

— Прямо так на дне и лежит?

— Нет, господин, не на дне — в старом дацане!

— Ха! — Баурджин встрепенулся. — Вот утром и покажешь нам этот дацан.

— Не могу, господин! — Кижи-Чинай задрожал. — Не могу!

— Почему это ты не можешь?

— Потому что этот дацан... Он — то есть, то его нет.

— Что?! — Баурджин выронил из рук бокал с недопитым вином. — Что ты сказал, парень?!

Кижи-Чинай пытался что-то объяснить, сам не понимая — что. Нойон не слушал... Мысли, воспоминания нахлынули вдруг на Баурджина с такой неожиданной силой, какой он давно уже не ощущал.

Мерцающий дацан в урочище Оргон-Чуулсу... Он находился вне времени — к такому выводу пришёл нойон — и лишь иногда выпадал в ту или иную эпоху — и тогда возможен был переход. Ещё лет пятнадцать назад, спасаясь от натиска врагов, Баурджину-Дубову удалось оказаться в 1939 году, в то самое лето, когда он — второй номер пулемётного расчёта 149-го стрелкового полка — лихо дрался с самураями на Халкин-Голе. Он тогда искал Джэгэль-Эхэ, будущую свою супругу. Нашёл, и заодно спас от смерти себя самого — молодого. Вынес, доставил в госпиталь... И вместе с Джэгэль-Эхэ поспешил обратно в урочище. А в следующий раз прихоть судьбы вкупе с собственной волей забросили князя в расположение особого отдела кавполка — нужно было выручить своих, того же Гамильдэ-Ичена тогда совсем ещё юного. Еле ушли тогда, ну, да ничего, Господь миловал. И вот, с той поры минуло уже лет пятнадцать по здешнему счёту — и больше никаких временных сдвигов! Нет, с урочищем Оргон-Чуулсу ничего не случилось, оно по-прежнему находилось на своём месте, недалеко от реки Халкин-Гол, почти совсем рядом с Баурджиновым кочевьем. Только вот... Только вот старый дацан там больше не появлялся, и вообще ничего не происходило. Закрылась дверца! — как с некоторым оттенком грусти пояснил сам себе Дубов. Ну и чёрт с ней! В конце концов, там, в СССР, любимая жена его, Татьяна, умерла в конце шестидесятых, дети выросли и разъехались — и что прикажете делать? Доживать век пожилым бобылём хоть бы и в звании генерала? Нет, уж коли судьба подарила Дубову такой шанс — прожить жизнь снова, только в другом времени и месте — нужно было этот шанс использовать! Да так, чтоб, как написано в знаменитом романе — не было мучительно стыдно...

И Баурджину не было стыдно за свою жизнь. По крайней мере — пока.


— Вот что, парень, — подумав, решительно заявил князь. — Завтра с восходом проведёшь меня в урочище.

— Нет!!! — воскликнул юный разбойник, от ужаса округлив глаза. — Лучше повесьте меня во-он на том суку!

Баурджин усмехнулся:

— А что ты так боишься?

— Там живут злые демоны! — дрожа, испуганно промолвил Кижи-Чинай.

— Надо же — демоны! Ты сам-то их видел?

— Сам — нет, но об этом все знают.

— Все — это кто?

— Ну-у... — парень замялся. — Многие из нашей шайки... Атаман — так вообще там чуть не погиб! И ещё двое наших... Они как-то решили, что атаман прячет там сокровища, решили посмотреть, и... Никто их больше не видел!

— Так, значит, отыскали-таки сокровища да деру! — решительно заявил нойон. — В общем, завтра пойдём. И твоего согласия я не спрашиваю — поверь, оно мне ненужно.

— Но я... — Кижи-Чинай всё же пытался протестовать, но Баурджин умело пресёк все попытки:

— Ты знаешь, сколько времени можно сдирать с живого человека кожу? И как это больно?

Кижи-Чинай ничего не ответил, лишь поник головой. Понял, наконец, что спорить с этим важным господином — себе дороже. Уж лучше урочище — чем мучительная гибель.

— Ну вот. Рад, что мы договорились! — князь с улыбкой потрепал юношу по плечу. — В конец концов, получается, что ты у нас вроде как, гость. А в гостях — воля не своя!


Утро выдалось холодным, промозглым, с серым придавленным к земле небом и еле видим солнцем, медленно поднимавшимся в облаках рассыпавшимся яичным желтком. Над урочищем клубился густой туман, настолько густой, что, если вытянуть руку, не видно было и пальцев.

— Может, не пойдём? — с надеждой обернулся Кижи-Чинай. — Что мы там сейчас увидим?

— Пойдём, — хохотнул князь. — Что-нибудь да увидим, а если и не разглядим — так пощупаем!

Пленник понурил голову — не очень-то ему хотелось сейчас щупать демонов. Да и не только ему — воины Керачу-джэвэ, судя по их виду, тоже не горели особым желанием спускаться в овраг, клубящийся жёлто-серым туманом.

— Вот... — кивая на густой кустарник, остановился Кижи-Чинай. — Тут оно и начинается, урочище Уголцзин-Тологой.

— Ну, идём!

Нойон решительно шагнул в кусты первым, развёл ветки руками... Внизу, в овраге, истошно завыл волк!

— Ой!

Пленник и стражники резко отпрянули, словно и в самом деле услыхали рёв демона! Хорошо ещё, не побежали назад. Попробовали бы побежать!

— Спускаемся! — обернувшись, махнул рукой Баурджин.

И пошёл у устью оврага по узкой еле заметной тропке. Ага... Тропинка всё-таки была, пусть уже и заросшая, давно нехоженная. Но была, была всё-таки. А значит, в урочище кто-то наведывался! Интересно, кто? Демоны?

Баурджину-то было легко — воспитанный в духе исторического материализма и диалектики, он, естественно, ни в каких демонов не верил вообще, и вот в этих — что якобы жили в урочище — в частности. Брехня! Бабушкины сказки или, как выразился бы Владимир Ильич Ленин — «поповская антинаучная чушь»!

Туман становился всё гуще, и в его плотном кисельном мареве слышались какие-то непонятные звуки. Вот что-то стукнуло. Вот — зазвенело. А вот кто-то гулко захохотал, казалось, прямо над самым ухом!

Несчастный Кижи-Чинай аж присел от страха.

— Может, не пойдём дальше? — нагнав князя, негромко произнёс Керачу-джэвэ. Видать, этот старый вояка уже пожалел, что вызвался лично сопровождать князя. — Что тут смотреть-то? Туман один, как бы не заплутать.

— А ты не каркай. Керачу-гуай, — с усмешкой обернулся нойон. — Не заплутаем. И вообще — не думаю, чтоб здесь кто-то был. Вот — «что-то» — это другое дело!

— Но ведь... Кто-то смеялся! Вот опять!!!

— Выпь, — прислушавшись, Баурджин засмеялся. — Кому тут ещё быть-то? Видать, там, дальше — болотце.

Кижи-Чинай вдруг резко рванулся в сторону, и исчез бы в тумане, если б не железная рука начальника стражи, ухватившая пленника за связывающую руки верёвку:

— Куда?!

— А что ты его держишь, Керачу-гуай? — пожал плечами князь. — Пусть бежит...

Прямо в лапы демонам! Они его там ждут не дождутся. Беги, беги, Кижи-Чинай, что ж ты встал?

Разбойник неожиданно бухнулся на колени и разрыдался:

— Господи-и-ин, господи-и-и-н, — заканючил он. — Пожалуйста, не гоните меня! Не отдавайте демонам!

— Куда ж ты тогда бежал, дурень? А ну, вставай, хватит реветь!

Наклонившись, Баурджин отвесил пленнику пару звонких пощёчин:

— Ну, успокоился?

— Угу...

— Тогда идём. Как учит товарищ Сталин — нет таких крепостей, которых не смогли бы взять большевики!

Князь прошёл вперёд, немного подумал и, обернувшись, добавил:

— Правда, не уверен, может, это и Иосиф Виссарионович сказал, может, другой кто. Но установка верная! Так что, вперёд, товарищи, с песней!

— Я... я песни не умею петь... — жалобно проскрипел Кижи-Чинай.

— А никто тебя и не просит. Пошутил я, давай, шагай! Тоже мне, Робертино Лоретти.

Туман постепенно редел, и порывы поднявшегося ветра уносили его клочьями, заодно с низкими облаками. Вот уже и показался кусочек голубого неба, вот ещё один, вот блеснуло солнышко...

— Ну? Где ж твой дацан? — внимательно осматриваясь вокруг, спросил Баурджин. — Не видать что-то никакого дацана. Слушай, а ты не наврал часом?

— Нет! Нет! Клянусь Буддой, нет! — запричитал пленник. — Был дацан, был... Я сам его видел, правда, сверху, в солнечный день.

По всему чувствовалось, что парень не врёт — слишком уж испуганный и жалкий был у него вид, совсем не вяжущийся с враньём, да и зачем ему было врать-то? Убежать? Ну, рванулся было вначале, сдуру, зато потом никаких попыток не делал.

Они прошли весь овраг вдоль и поперёк — и ничего интересного не обнаружили. Ладно дацан, чёрт с ним, но... Но Баурджин всё же надеялся... не то, чтобы на что-то конкретное, но... Скажем, отыскать вот здесь, на тропинке или где-нибудь рядом, хотя бы близ неширокого ручья, ммм... гильзу! Обычную гильзу от винтовочного патрона. Ну, или пистолетную.

А ничего подобного не было. Ни гильз, ни осколков, лишь ветер выл в камышах у видневшегося невдалеке болотца. Вот снова кто-то захохотал... Выпь! Теперь уж ясно было — выпь.

— У, зараза! — наклонившись, один из стражников швырнул в болотину камень. Выпь умолкла.

Разочарованный Баурджин уже собирался отдать приказ повернуть обратно, как вдруг...

— Дацан! — громко закричал Кижи-Чинай. — Вон там, слева!

Нойон повернул голову... Действительно, за ручьём, в ивовых зарослях что-то такое маячило, что-то каменное, большое... И как раньше-то его никто не заметил?

Князь рванулся вперёд, перепрыгнув неширокий ручей, взбежал по склону оврага...

Камни... Никакой не дацан! Просто груда камней, обычных серых валунов, поросших фиолетовым мхом.

— Ну? — так и не решившись перебраться за ручей, закричали воины. — Что там, господин?

Храбрецы, мать их...

— А ничего, — сплюнув, отмахнулся нойон. — Сами взгляните — одни каменюки... Дацан! Дацан! — ох, как хотелось Баурджину отвесить хорошую затрещину пленнику! Еле сдержался.

А любопытные стражи уже перепрыгнули ручей. Вот ещё — ждать их! Баурджин махнул рукой:

— Эй! Нечего там шерудить. Уходим.

— Господин! — один из любопытных в три прыжка догнал князя, протягивая на ладони... средних размеров жемчужину!