А вот что касаемо смотрителя дорог Дакай Ши... О! Тут меркло всё. Князь читал отчёты, словно захватывающий авантюрный роман, то и дело хлопая себя по коленкам и восторженно приговаривая:
— Корейко! Ну как есть Корейко! Великий комбинатор номер два, мать ити.
Что и говорить, почитать об ушлом дорожном чиновнике было что! Перед глазами наместника вставал образ хитроумного казнокрада, ворюги и скупца, трясущегося над каждым цянем. Двадцать лет назад, закончив школу чиновников, господин Дакай Ши с успехом сдал квалификационный экзамен и, получив невеликий чин третьего ранга девятой степени, усердно приступил к исполнению обязанностей четвёртого секретаря ведомства общественных амбаров, занимавшегося не только поставками и распределением госзерна, но и поддержанием в порядке загородных дорог. Первые года два, похоже, молодой чиновник работал много и честно, что и было по достоинству оценено начальством — Дакай Ши получил должность второго секретаря, а затем — и инспектора. И вот тут-то он и развернулся! Под видом зерна высшего сорта покупалась всякая дрянь, а куда девалась разница из государственных денег — понятно. Обозы с зерном, вышедшие из дальних провинций, пропадали неизвестно куда. Всё списывали на разбойников, но во всей стране не было столько банд, сколько пропавших обозов, коих специально выпускали мелкими партиями — вроде, и не велик ущерб, но ведь курочка по зёрнышку клюёт! Как и Дакай Ши. Никто и внимания не обратил, как у скромного чиновника ведомства общественных амбаров появилось несколько шикарных особняков... записанных, впрочем, отнюдь не на его имя. Частные амбары, пара постоялых дворов, лавки — всё это регистрировалось на подставных лиц, и вот только сейчас выплыло наружу, едва копнули. Почему только сейчас? Ежу понятно — видать, осатаневший от безнаказанности чиновный хмырь просто-напросто перестал делиться. Скупой! Он так и ходил на службу — пешком, в скромном чёрном халате, который носил уже лет десять, а то и того больше. Сей скромник особенно развернулся, получив вроде бы неприметную должность смотрителя отдела загородных дорог, на строительство и ремонт которых из казны выделялись немалые средства. И дороги строились. Якобы. Проверяющие чиновники видели, как эти — в высшей степени великолепнейшие — дороги, уходили в пустыню. Ровные, широкие, вымощенные жёлтым кирпичом, они тянулись на несколько ли, а затем словно бы растворялись в песках. Исчезали бесследно! Песчаные бури, самумы, знаете ли. Занесло, бывает.
А господин Дакай Ши богател и трясся буквально над каждым цянем. С первой своей женой развёлся, с интересной формулировкой — «за транжирство», со второй из-за её «склонности к воровству», третья супруга чиновника померла, наверное, не кормил, гад. Детей у смотрителя дорог не было, четвёртый раз он не женился, так и жил вдовцом, со слугами и экономкой, некоей Шугань О, славившейся, как и её хозяин скупостью и сварливым характером.
До чего дело дошло! На Дакай Ши стали писать жалобы его собственные подчинённые, клерки. Похоже, достал он их своими штрафами за каждую мельчайшую провинность. Достал.
Обстановка в отделе — да и во всём ведомстве общественных амбаров, начальника которого Дакай Ши, несомненно, подсиживал — сложилась самая что ни на есть гнусная.
Новые дороги практически не строились, старые ремонтировались кое-как, а то и не ремонтировались вовсе. Да и не до того было — весь персонал ведомства давно погряз в умело организованных собственным руководителем склоках. Те чиновники из числа молодых, что всё-таки осмеливались выступать против сложившегося положения дел, третировались и вынуждены были увольняться либо переходить в другие ведомства, чаще всего — с понижением в чине.
Да, Дакая Ши нужно было убирать однозначно! Если и не в тюрьму, так вон со службы. И ещё не забыть произвести конфискацию незаконно нажитого имущества. Не только у смотрителя дорог, но и у иных других — так же осатаневших от вседозволенности и безнаказанности. Убрать, убрать Дакая Ши — первая ласточка — авось, остальные поостерегутся так уж наглеть, а не поостерегутся, так им же хуже будет!
Вот кого только на его место? Несомненно, тут нужен человек опытный, знающий дорожное дело от и до — чтоб не обманули. И желательно не из самого ведомства. Да-а, где ж только такого взять? Хотя как это — где? Конкурс! Объявить конкурс письменных работ на конкретные дорожные темы, по-честному, под псевдонимами или номерами. Так и сделать! И как можно быстрее! Что же до вора-чиновника — так в тюрьму его, паразита, в тюрьму, а имущество воротить в казну!
Приняв решение по одному вопросу, Баурджин выпил припасённого на ночь вина из золотого кубка и бегло просмотрел другие бумаги. Чу Янь... Инь Шаньзей всё-таки успел представить отчёт о мажордоме к вечеру — прислал с нарочным. Послужной список безупречный, чего и следовало ожидать — ну кого иного допустят служить во дворце?!
Итак, Чу Янь. Выпускник престижнейшей школы Гуань-чи-дун, в которой и преподавал до самого начала дворцовой карьеры. Читал студентам лекции по классической танской литературе, имеет учёную степень доктора наук — «цзы». Чу Янь-цзы! Что же не добавит приставку? Видать, из скромности. А в должности мажордома появился всего-то пять лет назад. Выиграл объявленный конкурс — ну как же! Он же профессор! Что ж, вполне приличная биография, да Баурджин, признаться, ничего иного и не ожидал. Только вот сам бы ни за что не променял профессорскую должность на звание мажордома. Хотя всякое в жизни бывает.
Ага! Вот и Фань Чюляй! Тоже — отчёт Инь Шаньзея. Небольшой такой, тощий. Поступил, учился, закончил досрочно, с отличием. Прекрасно выдержал экзамен. Из богатой семьи — единственный наследник, значит, обеспечен и ни в каких приработках не нуждается. Чего тогда пошёл во дворец? Престиж! То-то и оно. Умён, образован, большой модник. Ну, это уж ясно по внешнему виду. И смотри-ка, как ловко Фань перевёл весь дворец — и не только дворец — на стиль, в котором одевался наместник. Шиньонов уже третий месяц никто не носил, носы не пудрил. Ага, вот ещё интересный факт: в начальные годы обучения Фаня Чюляня частенько били однокашники, за то, что «слишком умный», и за то, что «зануда». Вот потому-то друзей у него и нет! И молодёжь из высшего общества его не очень-то принимает.
Так и мается в одиночестве, бедняга. Хотя, с другой стороны, похоже, он ничуть этим одиночеством не тяготится.
Баурджин не заметил, как и заснул, сидя на угловом диване. Упал на пол выпавший из ослабевшей руки листок; приоткрыв лапой дверь, в опочивальню засунула любопытную мордочку кошка, которую тут же шуганул бдительный часовой. За окнами дворца завывал поднявшийся к утру ветер, стучал по крыше начавшийся дождь.
В дверь тоже стучали.
— Кто? — распахнув глаза, Баурджин по привычке схватил кинжал.
— К вам судебный чиновник Инь Шаньзей, господин, — заглянув в дверь, доложил стражник. — Говорит, что по срочному делу. Пропуск у него имеется.
— Пусть войдёт! — князь быстро накинул халат, приготовясь услышать очередную пакость — как правило, ради хороших новостей не поднимают средь ночи. Тем более — наместника Великого хана!
— Ну?
Войдя, следователь поклонился:
— Мы отыскали ремонтников, господин.
— Отлично! Так где же они?
— За городом, господин наместник. Мои люди выловили их трупы в реке.
Глава 8Весна 1217 г. Ицзин-АйГЛАЗ ТИГРА
Сливы уже опадают в саду,
Стали плоды её реже теперь,
Ах, для того, кто так ищет меня,
Время настало для встречи с другой.
Баурджин лично проследовал за город вместе со следователем и небольшим отрядом стражников Керачу-джэвэ. На востоке небо уже окрашивалось багровой зарею — вставало солнце. Узнав наместника — не так давно Баурджин лично проводил строевой смотр — привратная стража поспешно распахнула ворота, впуская в город холодный ветер близкой пустыни. Кони, свернув с пригородной дороги, взрыхлили копытами песок. Впереди блестела река Изцин-гол, или Эрдзин-гол, как её называли монголы. Трупы находились на песчаном мысу, между двумя рукавами реки, по-видимому — их вынесло течением.
Подъехав ближе, нойон спешился.
— Трое задушены, полагаю — во сне, — пояснил круглоголовый крепыш Чжан — помощник Иня Шаньзея. — Один, похоже, сопротивлялся — ему сломали шею. Посмотрите сами, господин.
Чжан опустил факел пониже.
Нагнувшись, Баурджин хорошо разглядел тонкие красные полосы на шеях парней:
— Душили шёлковой нитью?
— Именно, господин наместник.
— Почему вы думаете, что это — те самые? — Баурджин обернулся к следователю.
— У нас есть свидетель, — кутаясь от ветра в халат, пояснил тот. — Он же их и нашёл. По всему — убиты недавно. Ещё можно узнать.
Князь кивнул:
— Свидетель? Что за свидетель?
— Тот самый человек, о котором я говорил, — негромко отозвался Инь Шаньзей. И тут же позвал. — Поди сюда, Кижи-Чинай!
Нойон встрепенулся, услыхав имя. Кижи-Чинай? Ну надо же! Неужели тот самый?
— Звали, господин? — подойдя ближе, почтительно осведомился Кижи-Чинай. Лохматый, светлоглазый, тощий. Смуглое лицо, потрескавшиеся на ветру губы. Он!
Следователь слегка стукнул его по затылку:
— Поклонись господину наместнику, парень!
— Неужели сам наместник здесь?!
Юноша почтительно поклонился, пожелав высокопоставленному лицу благоволенья богов, здоровья и всяческих благ.
— Спасибо за пожелание, Кижи-Чинай, — усмехнулся князь. — Я смотрю, ты нынче не бедствуешь — халат новый справил. Не надо и разбойничать, а?
Кижи-Чинай резко вскинул глаза:
— Господин!!!
— О, узнал! Да не вздумай бежать — я доволен твоей работой, — Баурджин поощрительно потрепал подростка по плечу. — Обязательно получишь награду! Ну, рассказывай, как ты их отыскал?