Понятливо кивнув, воины бросились исполнять приказание князя.
Лесок оказался не очень-то густ, а даже, можно сказать, прозрачен и светел — сквозь редкие чахлые деревца хорошо просматривался ручей и предгорья. Ивы тоже были хорошо видны, но вот что они скрывали? И скрывали ли? Может, давно уже не было там никакой машины? И банды?
Тсс! Баурджин понял руку и прислушался — из ивняка не доносилось никаких птичьих трелей. Значит, кто-то там определённо таился! Определённо... Тихо было кругом, слишком уж тихо, мертво...
И вдруг эту мёртвую тишину разорвала пулемётная очередь!
Тра-ата-ата-ата-та! — палили куда-то в сторону ручья.
Баурджин не стал больше ждать, обернулся, махнул рукой:
— Вперёд, парни! И помните, чему я вас учил!
Князь сдёрнул с плеча лук и, ускоряя шаг, направился к ивам, чувствуя, как по обеим сторонам от него пробираются за деревьями арбалетчики.
— Тра-ат-ат-ата! — ещё раз прозвучал пулемёт. — И вдруг замолк. Оборвался...
— Тра-та... — и всё!
Кончились патроны? Или...
Или...
Вот он, за деревьями — замаскированный ивняком грузовик — смешной, с лупоглазыми фарами и полуоткрытой кабиной — на таких ездили годах в двадцатых. Над кабиной, на турели — торчал ручной пулемёт типа «Гочкинс», а рядом с ним свесилось через борт безжизненное тело с торчащей между лопаткой стрелой. Не арбалетной стрелой, обычной — кто там из лучников наступал по берегу ручья? Лэ Красные Щёки? Молодец, Лэ — многих от смерти спас.
Баурджин и его люди осторожно подобрались к грузовику. Тишина! Тишина! И никого вокруг! Что же, это пулемётчик один здесь ошивался? А такое впечатление — да.
— Бух! — бабахнул невдалеке отрывистый выстрел — нет, не винтовочный, наган или браунинг.
Баурджин услышал, как над головой просвистела пуля и, подавая пример воинам, проворно распластался под ивами. Всмотрелся, накладывая на тетиву стрелу... Прицельно палит, собака! Ага, вот он — за колесом прячется.
Бух!
Полетели сверху сбитые пулей ветки. А палит-то беспорядочно — с испугу! Пули кладёт в белый свет, как в копеечку, да и позицию не очень удачную занял. Впрочем, может, просто напросто не успел — не до того было.
Отложив в сторону лук, князь осторожно подполз ближе, испытывая азарт, сродни охотничьему, только куда более сильный.
Бух! Бух! Бух!
Вот-вот — так и палят со страху.
Шесть... Шесть выстрелов. Ещё один...
Бух!
Быстро вскочив, Баурджин тигром бросился к машине. Оп! Схватившись за борт, ударил с ноги торопливо перезаряжавшего пистолет — браунинг, точно — браунинг — стрелка. Тот, жалобно вскрикнув, выронил оружие наземь и отлетел в папоротники.
Князь выхватил нож...
— Не убивайте! Пожалуйста, не убивайте! — подняв вверх руки, стрелок встал на колени и зарыдал. — Пожалуйста.
Умолял он, кстати, по-русски.
Баурджин присмотрелся...
Пацан! Лет, может, четырнадцати, или чуть больше, простоволосый, в кургузой тёмно-серой курточке с золотистыми пуговицами, подпоясанной широким ремнём — так выглядели дореволюционные гимназисты.
— А ну хватит реветь, — громко — тоже по-русски — распорядился князь. — Поднимайся и выходи.
Парнишка, шмыгая носом, подошёл к машине, держа высоко над головой поднятые вверх руки и со страхом оглядывая окруживших его воинов.
— Ещё с тобой есть кто? — быстро спросил Баурджин.
— Нет, нет, нету, — замотал головой пленник. — Один я. И вот ещё Вотенков... Убитый... Но я не с ним, я вообще, не с ними...
— Разберёмся! — Баурджин коротко кивнул воинам. — Свяжите его!
— Так вы... Так вы русские, господа? — в голосе паренька с надрывом прозвучала надежда. — Русские?! Из географического общества?
— Ага, из общества, — хохотнул князь. — Из общества охраны исторических памятников от недоучившихся гимназистов. Точно больше никого нет?
— Нет, никого, клянусь честью!
— Смотри-и-и. Ты вообще кто таков и откуда здесь взялся?
— Я... Я... Я Петя... Мельников Пётр, учащийся второй мужской прогимназии города...
— Ха! Гимназист! И чего ж ты в нас стрелял?
— Со страху, — честно признался мальчишка. — Вотенков сказал — сейчас нас самоеды накроют. Мол, не отстреляемся — крышка.
— Кто такой Вотенков?
— Так, гад один, — гимназист шмыгнул носом. — Хорошо, что его убили.
— Вот как? Гад, говоришь? — Баурджин покачал головой. — Впрочем, иди пока, поговорим чуть позже. И разговор у нас с тобой предстоит долгий!
— Господи! Господи! — поднял глаза к небу Петя Мельников. — Вы русский, русский... И, кажется, не из банды. Какое счастье!
— О банде ты нам тоже расскажешь. И во всех подробностях.
— Я готов, гостов, господа! Боже, Боже, да неужто это всё наконец кончилось?
Глаза у гимназиста были большие, синие, волосы светло-русые, лицо белое, чуть тронутое золотистым загаром. Вообще, он сильно походил на девочку, да и вёл себя, надо сказать, соответственно — плаксиво. И как только здесь и оказался-то подобный типус? Хлюпик и, кажется, истерик. Как только такому пистолет доверили? Хорошо хоть никого не пристрелил.
Отправив пленника в лагерь, Баурджин с Ху Мэньцзанем тщательно осмотрели машину — грузовик с синим крылатым овалом на капоте. В кабине — жёсткое сиденье, рычаг переключения передач, ручной тормоз. Приборы минимальные: спидометр, тахометр и температура масла. Рядом с приборной доской чёрно-белый портрет какой-то актрисы — Сары Бернар, что ли. В кузове тоже пусто, не считая пулемёта и пары запасных магазинов к нему. И то, и другое Баурджин хозяйственно велел прибрать, а у машины выставить постоянный замаскированный пост — секрет. Вдруг да кто-нибудь ещё здесь ненароком объявится?
К его удивлению, автомобиль не произвёл особого впечатления на воинов — может быть, оттого, что машина стояла, а не ехала, движимая неизвестно какой силой. Пулемёт, кстати, тоже не вызвал ажиотажа — как-то не очень верилось, что эта толстая трубка способна положить уйму людей, погибший бандит успел зацепить пулями всего троих — из которых одного ранил, а двух сразил наповал — пока меткий Лэ Красные Щёки не всадил этому шустрому парню калёную стрелу в спину. И вовремя, иначе б расходившийся бандюга покрошил многих. Тем не менее фурора оружие не произвело — ну что такое три человека? Что же насчёт грохота, так петарды на многочисленных местных праздниках трещали куда громче!
Баурджин лично обыскал убитого, одетого в синий поношенный френч и диагоналевые, заправленные в высокие офицерские сапоги брюки. Револьвер «наган» с полным барабаном патронов — этот запросто лежал прямо в кармане френча — золотые часы-луковица со стёршейся от времени гравировкой, серебряный портсигар с надписью «Его превосходительству уважаемому Семёну Петровичу в день тезоименитства от преданнейших чиновников возглавляемого присутствия». Портсигар, похоже, достался убитому по случаю. И, кроме грязного носового платка и расчёски — всё! Никаких документов, личных бумаг, писем. Полное инкогнито! Впрочем, фамилия у убитого имелась, если верить тому же гимназистику Мельникову Пете — некий господин Вотенков. Вот только настоящая ли это была фамилия? Баурджин почему-то сомневался, особенно когда увидел на запястье трупа наколку в виде синего двойного креста. Чуть ниже шла надпись — «Саша». Наверное, так звали бандюгу. Или — его женщину.
Пока Баурджин с вызванным тут же Инь Шаньзеем осматривали место происшествия, воины под руководством сотника Ху Мэньцзаня деловито прочёсывали местность, оказавшуюся абсолютно безлюдной. Что, в общем-то, было понятно и так.
— Заберите это с собой, Инь, — князь передал следователю часы и портсигар — кстати, с парой папирос «Моссельпром», револьвер же, подумав, засунул за пояс — авось, пригодится.
— Что делать с убитым, господин наместник? — убрав всё в специальную сумку для вещественных доказательств, Инь Шаньзей хозяйственно пристроил на плече пулемёт.
— С убитым? Похоронить, что же ещё-то? Завалите тело камнями, нехорошо, если падаль почуют волки и лисы. Да! Наших убитых я прикажу похоронить с почестями, а их семьям выплатить компенсацию. Надо повышать престиж армии, а, господин Инь?
Следователь улыбнулся:
— Неплохо бы ещё и повысить престиж судебного ведомства.
— Повысим. Инь! — весело расхохотался нойон. — Обязательно повысим, дай срок! И вообще, много чего хорошего сделаем, вот только бы с этой разбойной падалью справиться.
— Да справимся, первый раз, что ли?
— С этими, — Баурджин, нахмурившись, качнул головой. — В первый!
— Ну надо же! — Инь Шаньзей наклонился к убитому и вдруг быстро перевёл взгляд на князя. — О, боги! Да вы ж с ним похожи. Извините, конечно, господин наместник, но смотрите сами — волосы светлые, лицо овальное, нос прямой, усы — только у вас чёрные, а у него — пшеничные, да у вас ещё и бородка, и глаза поуже будут. А так, если бородку сбрить да усы выкрасить — словно родные братья!
Угу — скептически ухмыльнулся наместник. Ему тоже когда-то все тангуты и китайцы казались на одно лицо. Вот как Инь Шаньзею. Не особо-то он, князь, и похож на убитого бандита. Нет, конечно, есть что-то общее, но так — самое далёкое сходство.
— Ну что, господин Инь? — подмигнув следователю, вдруг улыбнулся нойон. — Я вижу, вы прямо-таки горите желанием допросить пленника?! Так идёмте же, но — уговор — ничему не удивляться!
— Он не очень-то похож на монгола, — поправив на плече пулемёт, скривил губы чиновник. — Впрочем, как и вы, господин. Тогда кто этот парень — найман, кераит? Ещё какого-нибудь неведомого здесь племени?
— Пожалуй, неведомого, — согласился князь. — Но я понимаю его речь.
— Так это же прекрасно! — возликовал Инь Шаньзей. — Идёмте же скорее, господин!
Пленник поведал им всё, даже то, чего и не спрашивали. Выложил, так сказать, всю свою подноготную. В Кяхте, куда парень приезжал на каникулы и — иногда — по выходным и праздникам, у него жили родители, из дворян, отец — чиновник пограничной стражи, маменька — домохозяйка. Сыночка — между прочим, единственного — баловали, и характера тот был неважнецкого — нерешительного, слезливого, девчоночьего, в общем. Частенько плакал, особенно от страшных рассказов, а от подзатыльников насмешливых сотоварищей так прям ревмя ре