— Слышь, Алтан, — облизывая в миг пересохшие губы, прошептал Баурджин. — Где ты отыскал эту штуку?
— А, недалеко, — беспечно отмахнулся парнишка. — В урочище Оргон-Чуулсу. Искали с приятелями старый дацан — про него все уши прожужжали найманы, — так ничего и не нашли. Только вот эта штука под ногами валялась, я подобрал — сгодится для чего-нибудь.
Часть степных постов Баурджин и Джэгэль-Эхэ объехали далеко стороною, оставшимся показывали золотую пайцзу и беспрепятственно следовали дальше, постепенно продвигаясь на север, к могучей реке Керулен, где, судя по словам Алтын-Зэва, и располагалась сейчас походная ставка Темучина, объявившего войну кераитам Эрхе-Хара и поддерживающим его найманам. Найманы, впрочем, были далеко, кераиты куда ближе — и уже не один их род униженно прислал Темучину посланцев. Как пояснил всё тот же словоохотливый Алтан-Зэв, почуяв монгольскую силу, кераиты вновь поспешили вернуться под стяги своего старого хана Тогрула, верным вассалом которого и проявил себя Темучин из рода Борджигин. Власть и авторитет Тогрула были восстановлены снова — и старый хан на все лады превозносил Темучина, ведь если бы не он, то ещё не известно, как бы все сложилось в мятежных кераитских кочевьях.
Унылая степь всё чаще перемежалась сопками, затем пошли редколесья, и вот уже как-то утром, проехав часа полтора, путники с радостью и восторгом увидели на горизонте голубую ленту реки. А по всему берегу, сколько хватало глаз, тянулись гэры…
— Кто такие? — словно бы из-под земли выросли караульные на сильных сытых конях.
— Вот. — Баурджин показал пайцзу. — Мы — из союзного рода Олонга, едем в гости к моему старому приятелю Боорчу!
— Славный Боорчу — ваш приятель? Проезжайте.
И так происходило всё время. Вот только здесь, уже почти у самой реки…
— Почему я должен верить вашим словам? — седой монгол в золочёных доспехах подозрительно осмотрел путников. — У вас пайцза с кречетом — очень хорошо — но, быть может, вы её украли? Кто поручится, что это не так? Может быть, вы татарские лазутчики, задумавшие убить Повелителя? Кто скажет за вас слово?
— Боорчу! — тут же ответил юноша. — Мы ведь к нему и едем.
— Боорчу? — Седой усмехнулся. — Откуда я знаю, что вы просто не прикрываетесь его именем?
Вот, старый хрыч! И привязался же. Прямо не монгол, а какой-то гестаповец.
— Обоих связать и стеречь, — живо распорядился монгол. — Обращаться вежливо, но глаз не спускать. Вы, двое, — щелчком пальцев он подозвал нукеров, — скачите к Боорчу, он должен быть с Повелителем на кречетовой охоте.
Махнув рукой, седой в сопровождении нескольких всадников неспешно поехал к реке. Баурджин стиснул зубы. Дело явственно пахло керосином — похоже, они нарвались на какое-то нешуточное начальство, может быть даже — на службу безопасности. Вот вам и дикие немытые кочевники! Моются они или нет, но дело своё знают.
— Пусть уважаемые господа позволят связать вас, — вежливо поклонился один из нукеров, судя по всему, десятник. Этакий исполнительный служака-сержант, щеголеватый, в ладно пригнанной форме — если в данном случае можно считать формой отполированный до блеска панцирь из воловьей шкуры и ярко начищенный остроконечный шлем с кожаными наушами и назатыльником.
— Да, пожалуйста, — усмехнувшись, Баурджин протянул руки ладонями вверх. Глядя на него, то же самое проделала и Джэгэль-Эхэ, хотя, судя по затаённому блеску в её глазах, девчонка явно предпочла бы другой, более воинственный, выход.
— Клянусь Христородицей, мы не замышляем никакого зла против вас или вашего хана, — юноша широко улыбнулся, — мы просто-напросто хотим навестить нашего друга.
— Слышал, — ухмыльнулся десятник, глядя, как нукеры сноровисто связывают ремнями руки путников. — Боорчу — славный князь! Весёлый.
— Вот и я говорю! — оживился Баурджин. — Что ж нам теперь делать?
— Ждать, — последовал краткий ответ. — Если всё так, как вы говорите, Боорчу пошлёт за вами слуг, если же нет… — Десятник отошёл и принялся с деланным безразличием прохаживаться поодаль.
— Я могу сбить этого с ног, — показывая глазами на ближайшего нукера, негромко сказала Джэгэль-Эхэ. — А ты в это время нападёшь на десятника. Там, за юртой, лошади — пусть попробуют нас догнать.
— Нет, Джэгэль, — молодой человек качнул головой, — мы не для того сюда добирались, чтобы бежать при первой опасности. Не забывай, у нас другая задача!
— Как же мы её выполним, если нам вот-вот переломают хребты?
— С чего ты взяла, что переломают? Вот когда начнут ломать, тогда и будем действовать.
— Не было бы поздно… Ты действительно знаешь этого Боорчу?
— Да знаю…
Несмотря на внешнюю невозмутимость, Баурджин сейчас лихорадочно соображал — что делать? Опасность подвергнуться мучительной казни была вполне реальной, ведь на самом-то деле никакие отношения не связывали Боорчу — судя по всему, немаленького монгольского вельможу — и простого найманского паренька, десятника всего-навсего. Ну, пили один раз, было… Так мало ли кто с кем пил? Ладно… Наверняка Боорчу сейчас пришлёт за ними людей, даже так, из чистого любопытства. А вот когда они, эти люди, станут конвоировать пленников к своему хозяину, вот тогда поглядим… Да, надо, чтоб развязали руки… Вот они и развяжут, главное, понаглее наехать на уши — это ж всё-таки не профессионалы-смершевцы, просто-напросто слуги.
— Кажется, кто-то к нам скачет, — повернув голову, заметила Джэгэль-Эхэ.
Баурджин резко обернулся и увидел несущийся по берегу реки отряд — человек десять всадников в кожаных латах. Впереди, на белом коне, скакал разодетый в пух и прах вельможа. Неужели сам Боорчу?
Юноша присмотрелся. Ну, да — знакомое приятное лицо, щегольская бородка — Боорчу и есть! Вот это номер — сам пожаловал… Однако что же делать-то? Ладно, как говаривал Наполеон Бонапарт, сначала ввяжемся в драку, а там посмотрим. Или это вовсе не Наполеон говорил?
— Где тут мои гости? — осадив на всём скаку коня, громко закричал Боорчу.
— Вот они, почтеннейший Боорчу-гуай, — десятник молодецки выпятил грудь, — парень и девушка. Говорят — старые твои друзья.
— Девушку вижу в первый раз, — холодно заметил вельможа. — Впрочем, она ничего, красивенькая. Что же касается молодого человека — то я и его вовсе не знаю!
— Ах, вот оно что…
— Эй, эй! — Баурджин затряс связанными руками. — Как это не помнишь, ты чего, совсем спятил?
— Что-о?! — обернулся Боорчу с недоумением и угрозой. Похоже, в таком тоне здесь с ним мало кто разговаривал, ну, разве что сам Темучин. — Это кому ты говоришь столь дерзкие слова, незнакомец?
— Тебе, кому же ещё-то? А мы-то к тебе так рвались, думали, посидим, выпьем… Дээли вон, красивые надели, хотели тебе приятное сделать.
— Дээли и правда красивые, но вы-то кто?
— Найманское кочевье помнишь? Ну или кераитское? Мы там с тобой ещё песни пели, после арьки…
— Ну-ну? — В зеленовато-карих глазах вельможи вдруг проскользнуло какое-то смутное узнавание.
— А потом арька кончилась, и я решил съездить, взять ещё. Ты мне ещё двух девок в дорогу дал, не помню уж теперь, как их и звали. Подарил, можно сказать. Ну, помнишь? Мы красные кавалеристы и про нас… Не вспомнил? Ну, тогда другую спою — выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём!
— А-а-а! — Лицо Боорчу вдруг озарилось улыбой. — Охотник! Мерген! То-то я смотрю — лицо мне твоё знакомо. Так бы сразу и сказал! Да уж, немало мы с тобой тогда выпили. Эй, развяжите его. Впрочем, я сам развяжу.
Соскочив с коня, Боорчу вытащил из-за пояса нож и ловко освободил от пут сначала Баурджина, а затем — и его немало удивлённую спутницу.
— Это что, супруга твоя?
— Невеста.
— Что ж молчишь? Сейчас помолвку отпразднуем! А ну-ка дай обниму тебя, друже… И невесту твою… Хороша невеста, крутобёдрая! Ухх! Вот уж гадал, кто это мог ко мне приехать? А это ты! Кстати, ты куда тогда делся?
— Да заплутал. Темно кругом, а места незнакомые.
— Говорил, надо было вместе ехать! Вместе б не заплутали, да и веселее. Ну, что стоим? Где ваши лошади?
— Во-он у того гэра привязаны.
— Так отвяжите и едем!
Выпить в белом гэре Боорчу пришлось много. Зато Баурджин узнал главное — где содержатся пленники из найманского рода. Оказалось — в земляной яме на обрывистом берегу реки.
— Так их что, казнят?
Боорчу пьяно шатнулся:
— Может быть. А может быть, и нет. Может быть, Темучин предложит им службу. Но может и казнить… А чего ты про них спрашиваешь?
— Так… Слушай, Боорчу-гуай, мы с Джэгэль хотим немного прогуляться ну… и это самое…
— Ясно, ясно, — вельможа хохотнул. — Предаться любви, так?
— Ну, ты прям прозорливец! Ничего от тебя не утаишь, не скроешь.
— Да, как раз за ямой, за кустами, есть укромное местечко…
— Как бы нам не помешала стража…
— Не помешает, они туда редко заглядывают, разве что как стемнеет.
— А как же пленники? Их что же, никто не сторожит?
— А ты попробуй выберись из ямы! Крылья-то у них пока не выросли, понял?!
— Ну, так мы пойдём?
— Идите, идите. — Боорчу махнул рукой. — Вообще-то я б для вас и в гэре укромное местечко нашёл…
— У реки интереснее!
— Шутник… Ну, иди, иди… Возвращайся скорее — у нас ещё три бурдюка. А мало будет — я знаю, у кого спросим! — хитро подмигнув гостю, Боорчу повалился на кошму и тут же заливисто захрапел.
— Умаялся, сердечный!
Покачав головой, юноша громко позвал с женской половины гэра Джэгэль-Эхэ и вместе с нею покинул просторное жилье. Следом, таясь за привязанными лошадьми, выскользнула юркая фигурка слуги… Потом появился ещё один.
— А мой собутыльник не так уж прост, — негромко пробурчал себе под нос Баурджин. — На кривой козе не объедешь, хоть и выпить любит. Впрочем, все они здесь это дело любят. Что ж… — Он обернулся к невесте. — Слышишь, Джэгэль-Эхэ, уж нам придётся-таки поводить их за нос!
Взяв лошадей — передвигаться по кочевью пешком выглядело бы уж слишком подозрительным, — хитрющая парочка вихрем понеслась к берегу реки, вернее, к яме с пленниками. Баурджин несколько раз оглядывался, и отсутствие видимой слежки вовсе его не обрадовало — юноша прекрасно понимал, что к реке ведёт много путей, и соглядатаи наверняка знали их все.