Вот она, яма… Ну и зловоние! А по краям кусточки — это хорошо, это очень хорошо. Вот берег, кусты… и река! Широкая, голубая и, видно, глубокая. Опасно, очень опасно держать пленников рядом с этой водной дорогой. Впрочем, язычники-монголы вовсе не воспринимали реку как дорогу. Их дорога — степь, скачи, куда хочешь. А река — это святое. Потоки богов. Конечно, в случае нужды язычники вполне умело переправлялись через любые реки, но никогда в них не купались — страшный грех! Кочевник — существо сухопутное.
— Ну, во-он они! — усевшись за кустами почти у самого обрыва, Баурджин кивнул назад.
— Кто — они? — вскинула глаза Джэгэль-Эхэ.
— Люди нашего гостеприимного хозяина, кто же ещё-то? — Юноша усмехнулся. — Однако что ж… Зачем мы сюда пришли?
Неожиданно с силой притянув к себе девушку, он запустил руку в вырез её красного дээли и, нащупав грудь, нежно погладил сосок. Другая рука скользнула к поясу…
— Постой! — Джэгэль-Эхэ сверкнула глазами. — Сейчас же не время.
— Как раз самое время, любовь моя! — с жаром возразил Баурджин. — Самое время… Ну, снимай же скорее одежду…
— Ты прямо…
— Не говори ничего… просто обними меня крепко… И не забывай погромче стонать.
— Это ещё зачем?
— Для наших слушателей. Сделай это для меня, ладно?
Джэгэль-Эхэ улыбнулась, с удовольствием подставляя под ласки любимого своё бронзовое упругое тело. Осторожно положив девушку на брошенный на траву дээли, Баурджин ласкал губами её шелковистую кожу, чувствуя, как тонкие девичьи руки нежно оплетают шею, а губы шепчут томные слова любви… Вот тела сплелись… Вздрогнули… Девушка застонала…
— Громче, Джэгэль… Громче…
— И ты…
Посланные Боорчу слуги, сидя неподалёку, завистливо истекали слюной. Ну, ещё бы… Вот снова послышался женский стон — громкий, на выдохе… казалось, даже дыханье любовников — и то было слышно.
— Везёт же людям! — негромко сказал один другому. — Интересно, долго ещё нам придётся это слушать?
— А мне нравится, — ухмыльнувшись, отозвался второй. — По крайней мере — уж ясно, что любовники никуда не ушли — ни к яме с пленниками, ни куда-нибудь ещё. Слава Тэнгри, очень хорошо слышно — чем они там занимаются.
Оба цинично расхохотались и принялись шёпотом комментировать каждый более-менее значительный стон или крик.
Тем временем Баурджин уже подползал к земляной яме, обдирая руки о пересохшую, твёрдую, как камень, землю. И как они умудрились выкопать здесь яму, позвольте спросить? Наверное, весной копали и, может быть, даже не в этот год. Странно, что пленников никто не охраняет. Боорчу сказал — яма глубока, а крыльев у них нет. К тому же в кочевье полно воинов, просто так не выберешься, заметят. А ночью, по словам того же Боорчу, часовых всё же выставляют.
Оп! Впереди, у самой ямы, шевельнулось что-то серое. Крыса? Нет, для крысы, пожалуй, слишком большое… Человек! Точно — человек. Осторожно пробирается туда же, куда и Баурджин — к яме. Позади, за кустами, громко и сладострастно возопила Джэгэль-Эхэ. Молодец, девочка, старается, ничего не скажешь! Только вот не перестаралась бы — не слишком ли громкий крик? Вот и тот, что полз впереди, услыхал, дёрнулся, застыл, обернулся… Женщина! Ну, точно — женщина. Молодая темноглазая девчонка… или смазливый мальчишка, подробно было пока не разобрать — серое все, да и лицо показалось лишь на короткий миг. Приятное такое лицо, довольно милое для монголки, а глаза тёмные, и не сказать чтоб слишком уж узкие, только уголки сильно подняты к вискам. Может, ещё раз обернётся? Нет, ползёт целеустремлённо, быстро. И ловко как, сноровисто! Будто все лето тридцать девятого проползал на брюхе под японскими пулями по всему Баин-Цаганскому плоскогорью. Ах, как кричит Джэгэль! Кричи, девочка, кричи. Кричи громче!
Баурджин вовсе не опасался того, что ползущий — или ползущая — впереди вдруг его заметит: уже смеркалось, и садящееся солнце, оставляя на реке дрожащую золотую дорожку, светило юноше в спину. Да не просто светило — припекало, Баурджин даже вспотел.
А тот, впереди, уже замер у самого края ямы и этак негромко свистнул. Оглянулся… Юноша вжался в землю. Завозился, перебирая руками… Ага! Наверняка, опускает в яму верёвку или пояс — тоже замыслил помочь пленным бежать? Интересно, кто этот нежданный союзник? Может, стоит открыться ему — или ей — и дальше действовать вместе? Если бы Баурджин был обычным кочевым пареньком, он так бы и поступил, но разведывательный опыт Дубова холодно советовал подождать. Вот полезут из ямы люди, вот побегут или, там, поползут, вот тогда и можно будет показаться, вовсе не поздно будет, а пока… Кто знает, что у этого серого на уме?
А похоже, неизвестный и не собирался никого освобождать! Вон как ходко рванул от ямы. Да не к реке — к кочевью. Зачем же было сюда приползать? Баурджин переместился вперёд, за небольшие кусточки, пристально, до боли в глазах, всматриваясь в жёлто-серую, поросшую невысокой выгоревшей на солнце травою, землю. Мешок! Ну да, ползущий тащил за собою мешок. Не большой такой, но и не маленький… Что за чёрт? Кажется, мешок шевелился! Именно, что кажется… это просто воздух над землёю дрожит — нагрелся. Ох, как шустро ползёт — эвон, уже и не видно! И направляется явно к юртам… Вот вскочил на ноги, метнулся за коновязь… Ладно, пора и нам!
Солнце уже почти село, лишь самый краешек его светился над сопками, озаряя быстро синевшее небо. Ещё немного, и на берег опустятся сумерки и — очень быстро — упадёт темнота. А тогда появятся и часовые, если Боорчу не соврал, хотя, спрашивается, а чего ему врать-то? Как говорится, что у пьяного на языке…
Ага! Протянутая рука Баурджина нащупала что-то железное. Юноша осторожно поднял голову… Решётка! Вот так сюрприз, ничего не скажешь! Явно из категории неприятных… Интересно, как она открывается? Какой-нибудь хитрый замок?
Юноша ополз решётку кругом — вот он… Всего лишь щеколда! Однако как теперь откинуть саму решётку — ведь это будет хорошо заметно издалека. Вдруг да кто невзначай взглянет? Что тогда? А тогда бежать со всех ног к реке — иного пути нет. Прыгать с разбега в воду, плыть на тот берег или вниз по течению, насколько хватит сил. Главное, чтоб успели выбраться. Да, для начала хорошо бы всех предупредить…
Баурджин посмотрел в яму. Пахнуло смрадом.
— Эй, парни… — тихонько позвал юноша. — Кэзгерул, Гамильдэ, Юмал…
— Кто здесь? — донеслось из ямы, словно бы из туннеля. Глубоко, однако… Хватит ли пояса? Должно хватить, Баурджин нарочно намотал на себя два — свой и Джэгэль-Эхэ.
— Это я, Баурджин…
— Баурджин?! Не смейся над нами, незнакомец!
— Слушайте внимательно. Как начнёт темнеть, я откину решётку и спущу в яму пояс. Быстро выбирайтесь и бегите к реке… я покажу куда. Кто добежит, пусть не ждёт остальных, а переправляется на тот берег, и не здесь, а подальше, вниз по течению, там, на том берегу, я видел лесочек — в нём и встретимся. Помнится, все умели плавать?
— Здесь ещё пара ребят. Язычники. С ними-то как быть?
А голос очень похож на голос Кэзгерула! Глуховат только, ну, так ведь — яма. Язычники… Эти точно плавать не умеют, для язычника осквернить воду — страшный грех. Что ж, путь идут бродом… он выше по течению… а дальше уж кому как повезёт.
Подняв голову, Баурджин посмотрел в небо, полное жёлтых звёзд. Пора…
Вскочив на ноги, он приподнял решётку… Эх, и тяжеленная же! Откинуть её просто не хватало сил! Камень! Быстро подложить какой-нибудь камень… Вот, кажется, подходящий… И — этот… Та-ак…И-и-и… раз! Дёрнуть решётку, подвинуть камень ногой — ага — есть! Узковато, правда, ну да ничего, при известной сноровке протиснуться можно.
Баурджин поспешно размотал пояса, связал тугим узлом — так связывают на ярме дышла кибитки. Опустил получившуюся верёвку вниз и негромко сказал в темноту:
— Давайте!
Пояс дёрнулся, натянулся… Кто-то лез… Интересно, кто первый?
Помогая, юноша протянул руку:
— Гамильдэ-Ичен!
— Я самый лёгкий… — улыбнулся парнишка.
— Не болтай — живо беги к реке, вон туда. — Баурджин показал рукой.
Следующим показался Гаарча, за ним — Хуридэн, потом самые тяжёлые — Кооршак с Юмалом. Пояса выдержали, даже не затрещали! Вот что значит цзиньская работа!
— Бегите, парни. Только не топочите на все кочевье!
Кэзгерул Красный Пояс выбрался последним. Побратимы быстро обнялись.
— Они пленили нас гнусным обманом…
— Потом расскажешь, анда. Язычники что, не хотят бежать?
— Нет, не хотят. — Кэзгерул покачал головой. — Надеются поступить в войско Темучина.
— Так, может, и вам…
— Нет. Нас убьют. Так захотел предатель — Жорпыгыл Крыса!
— Жорпыгыл — предатель?
— А ты думаешь, почему нас держат в яме? Ладно, потом расскажу.
Побратимы быстро побежали к реке. Прохладная ночная темень окутывала берег плотным непроницаемым покрывалом. В кочевье запылали костры.
— Плыви, я скоро!
Свернув, Баурджин замедлил бег и осторожно пробрался к устам, за которыми устало стонала Джэгэль-Эхэ.
— Ну, наконец-то! — увидев вернувшегося жениха, воскликнула девушка.
— Тсс! — Юноша накрыл её губы рукой. — Идём. Можешь не одеваться — удобнее будет плыть.
— Ага… Только потом — замёрзнешь.
Джэгэль-Эхэ прихватила халат, пристроив его на шее этаким хомутом.
— Думаю, какое-то время у нас есть, — на ходу рассуждал Баурджин. — Пока соглядатаи выждут, пока осмотрят кусты, пока сообразят, что к чему… Осторожней, здесь круча!
Спустившись с обрыва, молодые люди бесшумно вошли в реку и быстро поплыли вниз по течению. Это хорошо, что язычники не пловцы, это очень хорошо! Они и рассуждали-то исходя из собственных представлений о мире, считая любую реку преградой. А ведь можно было посмотреть иначе, не преграда — путь! Этим-то путём и пользовались сейчас беглецы. Вода была тёплой, словно парное молоко.
— Надо не просмотреть лес на том берегу! — отплёвываясь, произнёс Баурджин. — Слава Христородице, хоть ночь выдалась звёздная.