— Это верно! — захохотал Темучин. — У Боорчу уж всегда выпить найдётся.
— То-то и оно! — польщённо закивал Боорчу.
Тем временем притихший было шаман Кокэчу подобрался к раскиданному у восточного полукружья юрты хламу — каким-то мешкам, халатам, тусклому золотишку — всё это скорее больше бы пристало старьёвщику, нежели грозному хану. Баурджин не смог скрыть улыбку, вдруг представив Темучина в засаленном халате и стоптанных сапогах, гнусаво вопившего в каком-нибудь городском дворе-колодце: Старье-о-о бере-о-ом, старье бере-о-м!»
— Чего скривился? — зыркнул на юношу хан.
— Голова болит, — пленник ухмыльнулся и нагло попросил кумысу.
— Что, пил вчера?
— Да вот, с почтеннейшим Боорчу и пил.
— Вот пусть он тебя и угощает. Эй, нукеры, развяжите пленнику руки.
Боорчу, надо отдать ему должное, кочевряжиться не стал, передав юноше через слугу пиалу с кумысом, который Баурджин с явным удовольствием и выпил, облизав губы. И снова, скосив глаза, посмотрел на Кокэчу. А тот деловито перебирал халаты и, лишь почувствовав на себе взгляд, оторвался от столь увлекательного занятия и злобно ощерился.
— Что ты там делаешь, Кокэчу?
— Проверяю, не заколдованы ли подарки, великий хан!
— Потом проверишь. — Темучин махнул рукой. — Садись к нам, выпей. Что за мешок ты держишь в руках?
— В нём что-то шевелится, великий хан! Чжурчжэни обещали прислать павлина, наверное, это он и есть!
— Ну, так тащи сюда, посмотрим!
Баурджин скептически посмотрел на шамана: павлин в мешке — это что-то странное, вот, кот в мешке — ещё куда ни шло.
— Ты ещё не велел палачу сломать ему спину, великий хан? — бросив злой взгляд на пленного, сипло поинтересовался Кокэчу.
Баурджин поёжился — и чем, интересно, он не угодил этому мошеннику-колдуну?
— Сломать спину можно быстро, Кокэчу. — Темучин усмехнулся. — Вот только потом не склеишь.
— Мудрая мысль, великий хан, — одобрительно кивнул юноша. — Очень мудрая.
— И всё ж я бы не ждал…
Вот, неуёмный старикан! Шаман, мать ити…
Кокэчу между тем заинтересованно рассматривал шевелящийся мешок. И дался ему этот павлин?
Стоп! С каких это пор павлинов перевозят в мешках, да ещё тайно хранят эти мешки в ямах с пленниками?! Тут явно что-то нечисто! Эй, эй, не торопись развязывать…
Мать честная!!!
Ну, вот примерно чего-то подобного Баурджин и ждал!
Из брошенного на кошму мешка, шипя, выползала огромная змея! Выползла — и очень быстро, никто и глазом моргнуть не успел — приподнялась, раздула капюшон, злобно сверкая глазками — да ведь сейчас бросится! Перекусает всех к чёртовой бабушке… Нукеры уж явно не успеют…
Профессиональная реакция фронтового разведчика не подвела Дубова и сейчас. Он вытянулся, старясь двигаться плавно и вместе с тем как можно быстрее, опа — схватил за ножку золочёный светильник и изо всех сил треснул по ядовитой гадине. Целил-то в голову… Да не попал, зацепил змеюку уже в полете, та шмякнулась на кошму, разъярённо шипя…
Баурджин действовал треножником, как хороший казак — шашкой.
На тебе, зараза, на! Ты ещё пошипи, пошипи…
Подоспевшие наконец нукеры искромсали змеюку саблями.
— Ху-у-у… — переводя дух, юноша уселся на кошму рядом с Темучином и, машинально ухватив голубую ханскую пиалу, единым махом опростал ещё остававшийся в ней кумыс. Потом опомнился:
— Хорошие у вас павлины!
Протянул пиалу хозяину:
— Извини, великий хан, случайно взял твою чашку.
Темучин без слов взял пиалу двумя руками, что на языке степи означало самую искреннюю благодарность. И не нужно уже было ничего говорить, все уже было сказано. Простым и немудрёным жестом.
— Не так то просто содержать в неволе змею, — задумчиво произнёс юноша. — Кобра — создание нежное, её надо холить, лелеять, кормить, наконец…
— Цзы Фай! — побелевшими губами вдруг произнёс Джэльмэ.
Темучин вскинул глаза:
— Что — Цзы Фай?
— Цзы Фай ловил по степи сусликов и полевых мышей. Мне докладывали слуги…
— Что ж ты…
— Я думал, чжурчжэни их едят, великий хан! Клянусь Тэнгри, и в голову не могло прийти что-то иное. — Джэльмэ помолчал и вдруг резко поднялся. — Позволь…
— Иди, Джэльмэ, — согласно кивнул Темучин. — Иди и выясни все…
Цзы Фай, раб посланца империи Цзинь господина Чжэн Ло, мальчишка с вытянутыми кверху уголками глаз, был подвергнут пыткам в тот же день. Он показал, что давно задумал убить Темучина, и почти сразу умер, не вынеся боли. Его сидевший в яме сообщник, подтвердив слова Цзы Фая, тоже не вынес пыток.
— Странные дела какие! — сидя в юрте Боорчу, открыто возмущался Баурджин. — И зачем так жутко пытать? Что они хоть с ним сделали, Боорчу-гуай?
— Всего лишь сдирали кожу.
— Во! — Юноша поперхнулся арькой. — Кожу сдирали! Это вместо того, чтобы вдумчиво побеседовать. Заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибёт! Не знаешь, зачем меня вызывает великий хан?
Боорчу ухмыльнулся:
— Наверное, хочет выпустить из ямы твоих приятелей и невесту.
— Да-да! — поставив пиалу, Баурджин поспешно поднялся. — Ну, раз зовут — пойду. Пошлёшь со мной слуг?
— Зачем? — громко расхохотался вельможа. — Куда ты теперь от нас денешься?
И действительно — куда?
Когда Темучин предложил службу, Баурджин поначалу просто-напросто растерялся — уж никак не мог предположить, что столь сурово начавшийся допрос примет такой неожиданный оборот. Согласился, конечно, в первую голову — ради спасения друзей и любимой. Да и так, интересно было понаблюдать за порядками в рядах сторонников Темучина. А ликвидировать его… ликвидировать можно будет и позже, не горит, право слово, ведь это же не сам Чингисхан, а его внук Батый явится потом на Русь во главе неисчислимых туменов. Так что пока можно и послужить, высмотреть изнутри всю подноготную будущего монголо-татарского ига. Или — татаро-монгольского. Местные татары, кстати, монголам враги. Как и чжурчжэням из северокитайской империи Цзинь. Затем и приехал в кочевье господин Чжэн Ло — договориться о координации действий. Одновременно ударить по татарским ордам с двух сторон — таков был сейчас план Темучина и императора Цзинь. По мнению Дубова, так себе планчик, с позиций стратегии и тактики ничего оригинального.
— Я вызвал тебя, чтобы поручить важное и ответственное дело — так начал разговор Темучин.
Баурджин покачал головой:
— Освободи моих друзей, великий хан!
Повелитель монголов гневно сверкнул глазами… но тут же погасил гнев:
— Уже освободил. Ты встретишься с ними у гэра Боорчу. Так вот, о задании…
Баурджин почтительно выслушал хана и, дождавшись короткого взмаха руки, вышел из юрты.
Так он и знал! Цзиньский посланец Чжэн Ло — вот за кем он должен был теперь присматривать, как выразился Темчин — «стать его тенью». «Чиновник для координаций» — так бы именовалась должность юноши при цзиньском дворе, ну а по сути — шпион. Точнее, так сказать, контрразведчик, местный смершевец — что ж, игры знакомые… Главное — спасены друзья и невеста! Вон они, гомоня, толпятся у юрты.
Баурджин прибавил ходу, чуть ли не переходя на бег.
— Кэзгерул, братец! Гамильдэ! Кооршак! Юмал!
— Баурджин… Баурджин-нойон! Мы теперь что, с предателем Жопыгылом?
— Нет, — юноша с улыбкой качнул головой, — хан Темучин пожаловал мне в улус татарские пастбища к югу от Баин-Цагана.
— Вот славно! Так ты теперь настоящий князь! И мы будем служить тебе, а не гнусной собачине Жорпыгылу!
— И в самом деле, славно!
— Слава Баурджину-нойну! Хур-ра! Хур-ра! Хур ра!
— Вы ещё качать меня начните, — непроизвольно скривился Баурджин. — Пастбища-то пожалованы… Но ведь их ещё надобно завоевать!
— Завоюем, Баурджин-нойон! — Гамильдэ-Ичен, казалось, радовался больше всех. — Уж ты в этом на нас положись!
— Уж, конечно, конечно. Кстати, а где Джэгэль-Эхэ? Что-то её не видно?
— Она куда-то срочно уехала, — пояснил Гамильдэ-Ичен. — Ускакала вместе с какой-то красивой девушкой, сказала — по важному делу.
— Я так думаю — к себе в кочевье, — улыбнулся Кэзгерул Красный Пояс. — Сказала, что скоро вернётся. И уже пригласила нас всех на свадьбу!
— На свадьбу?! — Баурджин несколько опешил. — На чью свадьбу?
— На вашу, на чью же ещё-то?! — расхохотался анда. — Сказала — и вино, и кумыс, и арька будут литься ручьём, а от съеденных бараньих голов мы все будем рыгать!
— Да-да, — подтвердил Гамильдэ-Ичен. — Она именно так и сказала. Там ещё, в яме. Так ты что же, Баурджин-нойон, раздумал нас звать на своё торжество?
— Ну и не надо! — Кэзгерул Красный Пояс весело подмигнул остальным. — Главное, невеста-то нас уже позвала, а жених уж дело десятое!
— Смейтесь, смейтесь… Брат, а где твой знаменитый пояс? Что, так и не вернули монголы?
— Да нет, вернули, — побратим усмехнулся. — Просто очень уж он понравился твоей невесте Джэгэль-Эхэ. Вот я его ей и подарил.
— Эй, парни, смотрите-ка! — тревожно воскликнул Гамильдэ-Ичен.
Все повернулись разом.
Со стороны ханского гэра к ним приближались всадники в сверкающих на солнце доспехах. Баурджин — Баурджин-нойон! — напрягся… Интересные дела… Что же, Темучин отказался от своего слова? Если так, то… Тогда напасть, сшибить с коней, ускакать в степь, а там — пускай попробуют отыскать…
— Кооршак, Юмал — хватаете крайних, ты, братец Кэзгерул — среднего, я — главного, Гамильдэ бросит пыль в глаза остальным… Ничего, прорвёмся! Все готовы?
— Все, нойон!
Приблизившись, всадники остановились невдалеке. Главный — в блестящем шлеме — спрыгнул на землю и, подойдя ближе, вежливо спросил:
— Не вы ли новые вассалы уважаемого Баурджина-нойона?
— Мы! — Парни радостно переглянулись.
— Идите за мной, получите коней, оружие и разборную кибитку. Только имейте в виду — оружие много не дадим, потом добудете сами.
— Ах, какая жалость!
Конечно, Баурджину было бы куда радостнее, если б поскорее вернулась Джэгэль-Эхэ. И куда только её понесло? За каким чёртом? Верно, важное дело, а уж если Джэгэль-Эхэ что-то замыслила — умрёт, но своего добьётся! Сложно даже теперь и сказать — хорошо это иль плохо? Для вольной наездницы, конечно, хорошо, но вот — для верной жены, чья забота рожать детей и ждать… Эх…