— Ты хорошо знал посла, Джэльмэ-гуай?
— Да не сказал бы… Хотя, конечно, кое-что знал.
— Он увлекался мальчиками?
— Кто, Чжан Ло? Вот уж нет — по его просьбе и приказу великого хана ему в гэр частенько доставляли красивых молодых дев.
— Красивых молодых дев… Вот, значит, как…
— Все девицы, кстати, оставались им очень довольны, этот Чжэн Ло был хорошим любовником, к тому же вполне любезным и отнюдь не жадным.
Первым делом Баурджин заглянул в гэр убитого посланника Чжэн Ло… И прямо на пороге нос к носу столкнулся с Мэй Цзы! Девушка явно куда-то торопилась и была одета по-походному — в узкие шерстяные штаны и короткий удобный халат. Чёрные волосы её были заплетены в тугую косу, за поясом торчал кинжал, а за спиною виднелся лук.
— Ты словно в бой снарядилась! — усмехнулся молодой нойон.
— Баурджин? Ты как здесь оказался? — Мэй Цзы явно была сильно удивлена.
— Мы все здесь. — Юноша кивнул на откинутый полог юрты. — Зайдём поговорим?
— Кто — все? — Китаянка сверкнула глазами. — Да и некогда мне сейчас разговаривать.
— А ты не торопись, Мэй Цзы, — усаживаясь на кошму, Баурджин показал девушке место рядом с собой. — Войска Темучина вернулись, а вот татары, которых ты ждёшь, опоздали!
— Я? Жду татар? Не перегрелся ли ты на солнце, любезнейший князь?
— Ну, садись же! Унтер-офицерская вдова… Позволь посмотреть твои стрелы…
Мэй Цзы напряжённо уселась рядом:
— Как ты меня назвал?
— Унтер-офицерская вдова… которая сама себя высекла!
Глаза китаянки грозно сверкнули.
— Ну, говори, говори… Что ещё скажешь?
Баурджин ловко вытащил из её колчана стрелу с тремя светлыми зарубками на древке, у самого оперения:
— Так я и знал.
— Что знал?
— Зачем ты убила Чжэн Ло?
— Я?! Убила?! — Девушка вскочила на ноги… и тут же уселась обратно. — Да, убила, — всхлипнув, прошептала она. — И ты хорошо знаешь почему…
— Не плачь, Мэй Цзы, — усмехнулся юноша. — Твои слезы так же лживы, как и ты сама! Хочешь, расскажу о тебе все подробно?
— Расскажи, — китаянка презрительно скривилась, — интересно будет послушать.
— Только сначала избавлю тебя от кинжала и лука… Кинь-ка их во-он в тот угол.
— Пожалуйста! — Мэй Цзы покорно исполнила просьбу. — Может, мне и халат бросить туда же? Могу… — Она развязала пояс и, распахнув полы халата, демонстративно обнажила грудь. — Может, кое-что вспомним?
— Не сейчас, Мэй Цзы, не сейчас… Можешь пока подпоясаться.
— Как скажешь.
Девушка запахнула халат и исподлобья посмотрела на собеседника:
— Ну? Я готова слушать.
— Прекрасно! — потёр руки нойон. — Итак, начнём с самого начала, по порядку. Несчастный Чжэн Ло, которого ты обвиняла в разных гнусных грехах, на самом деле был совсем не плохим человеком и искренне желал честно выполнить поручение своего императора. И выполнил бы, если б не ты, Мэй Цзы! Нет, не перебивай, помолчи! Кстати, ты тоже поначалу ещё не определилась, что лучше, что выгоднее для твоих хозяев — убить Темучина или разгромить его войско. Рассудив, ты, конечно, решила, что хорошо бы сделать и то, и другое — только вот как не попасться самой? И тут взгляд твой случайно упал на мальчишку Цзы Фая! Вы ведь с ним очень похожи, неправда ли?
— Болтай, болтай…
— У тебя на такой случай имелась змея, кобра, — мне кажется, Цзы Фай как-то увидел её и потому был обречён. Опасаясь его, ты спрятала змею в самом надёжном месте — в яме с пленниками, куда так вовремя попал твой связник. А потом, когда наступил удобный момент, ты забрала кобру обратно… Шаман Кокэчу? Он тоже был в деле? Без его помощи вряд ли бы все прошло столь гладко…
Мэй Цзы фыркнула:
— Не знаю, о ком ты говоришь!
— Могу больше не рассказывать, — обиделся юноша. — Только люди Джэльмэ будут с тобой говорить по-другому!
— Ой, — девчонка скривилась, словно бы пожевала лимон, — может, обойдёмся пока без угроз, а? Продолжай, раз уж начал. Знаешь, тебе бы баллады складывать — здорово получается, клянусь всеми богами!
— Спасибо за комплимент. Значит, о роли Кокэчу ты говорить не желаешь. Ладно, поедем дальше. Ты сейчас сказала — баллады, а я говорю — стихи. Ты ведь явно направляла Чжэн Ло там, у реки. Приказывала ему останавливаться, что-то разглядывала, а он послушно «переводил» твои приказы в стихи. Искала броды? И видно, нашла… Правда, пользы от них теперь немного.
— Это почему же?
— Я же сказал — все войско вернулось обратно! Прислушайся? Слышишь звяканье сабель и ржанье коней? Пусть теперь твои дружки татары осмелятся появиться у реки… Сколько их? Два тумена? Всего лишь два…
— Но как вы…
— Ага! Вот и проговорилась, девушка! Как мы ухитрились разобраться с врагами так быстро? А среди них полно предателей, знаешь ли!
— Так я и знала… — Мэй Цзы уселась на корточки и уткнула лицо в ладони. — Так я знала! — раскачиваясь, повторяла она. — Что теперь делать, что? — Вытирая слезы, она вдруг жалобно взглянула на юношу. — Мне будут пытать, да? Впрочем, я не боюсь пыток. Знала, на что шла… Ведь Темучин — мой враг! Враг моего народа! Что ж… Я приму смерть.
— Не торопись умирать, Мэй Цзы, — тихо вымолвил Баурджин. — Скажи мне, где на самом деле Джэгэль-Эхэ и что вас связывало?
— Кто? Что?! О, боги! — Девушка неожиданно расхохоталась. — Что связывало?! Да пояс же! Красный пояс, знак ханского…
Услыхав снаружи чьи-то голоса, китаянка замолкла, подождав, пока голоса удалились.
— Знак ханского — чего? — переспросил юноша.
— А, ты хочешь знать? А мне вот что-то думается, что я слишком задержалась в этом кочевье… Пора уходить. Прощай. Баурджин… ты славный юноша… Действительно славный. Девчонку свою найдёшь в кочевье Камиля-Ургу… Если найдёшь… Прощай!
— Прощай? Не слишком ли ты самонадеянна, Мэй Цзы?
— Нет, не слишком…
Мэй Цзы вдруг высоко подпрыгнула и, издав жуткий вопль, с неожиданной силой выкинула вперёд левую ногу, угодив не успевшему даже удивиться парню пяткой в лоб!
Что-то яркое вспыхнуло на миг в глазах Баурджина, и наступила тьма…
Из которой вдруг стали выплывать, появляться — медленно, словно в холодном проявителе — до боли знакомые лица. Брежнев… Суслов… Никсон… Дети… Татьяна, жена… Или, нет, это, кажется, была Джэгэль-Эхэ… Красивая, как иностранная кинозвезда. Бриджит Бардо и Софи Лорен — вместе взятые! И вдруг откуда ни возьмись появились японские пикировщики. Старые, ещё с выпущенными шасси. Как противно они гудят, Господи. Пикируют прямо в окоп. Вот сейчас сбросят бомбы! А в окопе… Нет, это и не окоп вовсе — овраг! Урочище Оргон-Чуулсу… И старый дацан! А рядом — Джэгэль-Эхэ. Обернулась. Улыбнулась. Исчезла. Куда ж ты уходишь, девочка? Не уходи, Джэгэль, не уходи!
Баурджин распахнул глаза…
— Ну наконец-то очнулся!
Рядом с юношей сидели друзья — Гамильдэ-Ичен, здоровяки, побратим-анда Кэзгерул Красный Пояс… Пояс… Мэй Цзы что-то говорила про пояса…
— Где девчонка?
— Джэльмэ велел своим лучником не дать ей уйти. Они достали её уже в реке!
— Сколько я пролежал?
— Три дня.
— А татары?
— Так и не появились.
— Значит, и не появятся… Значит… — Баурджин неожиданно улыбнулся. — Значит, плохие лучники у Джэльмэ.
— А при чём тут лучники?
Глава 17Месяц седых травСентябрь 1196 г. Восточная Монголия
Это, должно быть, сын хорошего человека.
Это, должно быть, потомок хорошего рода…
Ночью нагрянули заморозки, небольшие, но вся трава в степи покрылась серебряным инеем, тускло блестевшим в первых лучах алого восходящего солнца.
— Прямо Марс какой-то! — любуясь пейзажем, усмехнулся Баурджин-Дубов. — Планета бурь.
Сказал и тут же с опаской взглянул на небо — право слово, не накликать бы ветра. Его только тут и не хватало.
— Не, ветра не будет, — словно прочитав его мысли, засмеялся Кэзгерул Красный Пояс, сверкнул тёмно-голубыми глазами. — Небо-то вон какое чистое!
Небосвод и в самом деле казался ясно-голубым и прозрачным, без малейших признаков облачности. Но ведь стояло ещё ранее утро, слишком раннее, чтобы с уверенностью судить о предстоящем дне.
— Эй, парни! — Баурджин обернулся в седле. — Вы там чего так отстали?
— Слушаем россказни Гамильдэ, — с хохотом пояснил здоровяк Кооршак. — И ждём, когда он нарвёт травы — говорит, волшебная она здесь, трава-то!
— И не волшебная, а целебная! — Гамильдэ-Ичен вскочил в седло и вмиг нагнал остальных. — Мне ещё бабушка рассказывала, мол, будет случай — рви сон-траву в месяц седых трав — помогут от всех болезней.
— Месяц седых трав… — кивнув, тихо повторил Баурджин. — Сентябрь по-местному. Поэтичное какое название — месяц седых трав… — Юноша вдруг встрепенулся. — Эй, Кэзгерул, Гамильдэ! Где-то я уже слышал эти слова, вот только не вспомню — где? Может, вы вспомните?
— А чего вспоминать-то? — усмехнулся «малыш» Гамильдэ-Ичен. — Эти слова были написаны на поясе Кэзгерула. Как же точно-то? Ммм…
— «В девятую ночь месяца седых трав», — тут же пояснил Кэзгерул. — Это на одном поясе, старом, украденном, не ведаю даже, у кого уж он теперь.
— А… — начал было Баурджин.
— А на том, что ты мне подарил, брат, и который теперь у Джэгэль-Эхэ, сказано: «Летят и сверкают молнии».
— Опять вы про погоду? — Молодой нойон снова посмотрел в небо.
Потом задумчиво почесал подбородок:
— А сейчас у нас какой день месяца седых трав?
— Девятый, кажется, — отозвался Кэзгерул.
— И не «кажется», а точно девятый, — тут же подтвердил Гамильдэ-Ичен. — В первый день месяца мы выехали к татарам… и восемь дней уже отъездили, сегодня как раз — девятый.
Баурджин усмехнулся:
— Значит, правильно едем. Успеем к урочищу до ночи?
— Конечно, успеем! — вступил в беседу Кооршак и, посмотрев на Гэмильдэ-Ичена, добавил: — Если, конечно, эта пустоглазая сойка не будет собирать свою траву. И так уже целая охапка!