Стражник кивнул:
— Да я вижу. Вообще, хорошо стеречь тех, кто сам вовсе не стремится никуда бежать. И дурни бы вы были, если б стремились — уж явно, захватите в походе много всего, а если повезёт, то сам великий хан пожалует вам кочевья и пастбища! Ты меня извини, Баурджин, но, мне кажется, стезя воина куда как лучше занятия улигерчи!
— Ты прав, приятель, — улыбнулся нойон. — Вот если б хан внял нашим мольбам…
— Не хан — Кара-Мерген. Доверенное лицо самого хана.
— Он, кажется, с юга?
— Откуда ты взял?
— Говорит, как южанин. Впрочем, он мне не интересен, — увидев, как нахмурился страж, поспешно добавил Баурджин.
— И правильно. — Кэргэрэн Коготь зачем-то оглянулся и приложил палец к губам. — Тсс! Что касается Кара-Мергена — никто о нём ничего не знает. И не должен знать!
— Да и ладно, не больно-то и хотелось. Лишь бы разрешил вступить в войско!
— Разрешит. Уж я за тебя похлопочу, Баурджин-гуай.
С точки зрения Баурджина-Дубова, в лагере Джамухи царили самый настоящий разброд и анархия. Никакой дисциплины и в помине не было, несмотря на все потуги Чёрного Охотника и его людей… тоже не особо дисциплинированных, взять хоть бы вот этих стражей — Кэргэрэна и его подчинённых. Вот, сейчас будут с охраняемыми объектами арьку глушить — запросто. И никто им тут не указ. А иначе и быть не может — слишком уж разнокалиберный народец собрался: враждующие племена, плюс ещё и по религии разные — христиане, язычники, буддисты. Язычников, похоже, большинство.
Как и предположил Баурджин, разговор продолжился в гэре за баклажкой арьки. Правда, подчинённые Кэргэрэна Когтя её не пили — были выставлены наружу охранять гэр, да и сам начальник прикладывался к горячительному напитку поскольку-постольку, не очень-то и много… как и нойон. Гамильдэ-Ичен гостил у своей возлюбленной, что же касается Сухэ — так тот вообще не пил и явно выглядел озабоченным. Даже на месте не сидел, ёрзал, словно бы ждал чего-то. Наверное, тоже присмотрел себе какую-нибудь девицу и теперь думал, как отпроситься. Ну, пока не отпрашивался, видать, стеснялся.
Баклажка уже опустела наполовину, когда Баурджин, почувствовав тяжесть в мочевом пузыре, вышел за гэр, отлить. Стоял, глядя на журчащую струю, и чувствовал над головою высыпавшие на небо звезды. Думал. Хорошо было бы поручить Гамильдэ поговорить с Боргэ насчёт лошадей… да и вообще — насчёт побега. Само собой, не во все посвящая. Да, хорошо было бы. Жаль, не успел сказать. Впрочем, Гамильдэ не дурак — сам догадается.
Поправив полы дээла, Баурджин направился обратно в гэр… и вдруг замер, услыхав разгоравшийся у входа скандал. Да-да, именно скандал — разговор сразу же начался на повышенных тонах:
— Впустите меня! — требовал невесть откуда явившийся гость. — Я должен лично увидеть всех хогжимчи.
— Не можем! — упрямо отвечали воины. — Без разрешения старшего — не можем.
— О, небо! — Гость посмотрел на луну. — Так позовите его, в конце-то концов!
Господи!
Баурджин только сейчас рассмотрел скандалиста.
Барсэлук!!!
Вернее — верный слуга Кара-Мергена Игдорж Собака!
Что же, стражники его не знают? Или просто так — выпендриваются? А ведь могут и не знать, вполне вероятно — Чёрному Охотнику не нужно, чтобы весь лагерь знал в лицо исполнителя его тайных дел.
— А с чего мы должны его звать? — Воины были непреклонны, дотошно исполняя данный командиром приказ. — Нам велено и самим не входить и никого не впускать. Как же мы ему о тебе доложим? Как позовём? Хотя… если ты немножко подождёшь, тут есть один человек, он только что вышел и сейчас…
— Небо!!! — Барсэлук воздел над головой руки. — Небо ещё не видело таких тупых типов, как вы! Ну, вот же пайцза!
— Э, ты поосторожнее, парень, — воины явно обиделись, — за такие слова можно и схлопотать. А эта пластинка… Мы никогда таких не видали, что ты её нам суёшь?
— О небо! О великий Тэнгри! Ну, не самого Кара-Мергена же мне звать?!
Спору положил конец Кэргэрэн Коготь. Выглянул из гэра, сплюнул и произнёс почти как чистый русак:
— Что за шум, а драки нету? Что тут за тип?
— Я Барсэ… Тьфу ты — Игдорж Собака!
— Какая ещё собака?
— Если ты десятник Кара-Мергена, то должен был обо мне слышать. Вот моя пайцза, у твоих дурней.
— За дурней сейчас схлопочешь!
— О великий Тэнгри! Да как же ещё вас назвать?!
— Ах ты, пёс! И правда — собака!
— Цыц!!! — внимательно рассмотрев пайцзу, прикрикнул на парней Кэргэрэн и, почтительно вернув металлическую пластинку гостю, кивнул на вход в гэр. — Прошу, уважаемый Игдорж. Извини моих воинов — они не во все тонкости посвящены.
— Вижу.
Надо ли говорить, что во время всей беседы Баурджин вовсе не стоял столбом, а, прижавшись к земле, прятался за пологом гэра?
Появление Барсэлука, честно говоря, его встревожило. Но гораздо больше огорчило другое — слова Сухэ, появившегося в проёме юрты.
— Сонин юу байнау, Барсэлук-гуай, — спокойно произнёс тот, приветствуя Игдоржа Собаку. — Долго же ты заставил себя ждать.
Глава 10ПобегИюль—август 1201 г. Северо-Восточная Монголия
Вблизи горы сойдём с коней,
Там наши пастухи коней
Найдут себе огонь и искры!
Барсэлук и Сухэ! Невероятно! Впрочем, а почему бы и нет? Над Сухэ любили подшучивать, и недалёкий парень, вполне возможно, принял незлобивые насмешки всерьёз. Затаил обиду, и вот тут как раз подвернулся удобный случай отомстить, сорвав поручение Темучина. Интересно, что ему обещал Барсэлук, вернее — Игдорж Собака? Хотя — вот это как раз и неинтересно, гораздо интереснее — что ему выболтал Сухэ? Неужели — всё?
Баурджин осторожно отполз в сторону и, поднявшись на ноги, быстро пошёл прочь. Навстречу то и дело попадались пьяные — праздник! — останавливались, смеялись, хлопали нойона по плечу и предлагали выпить. Молодой человек не отказывался — отказ выглядел бы подозрительно, — а заодно с дармовой выпивкой расспрашивал, как пройти к гэру Чэрэна Синие Усы. Дело осложнялось тем, что здесь сейчас было много приезжих, которых мало кто знал.
Кажется, в той стороне гэр Чэрэна. Где тополь. Нет, во-он у того тополя, не у этого… А может, и у следующего…
Нойон по очереди обошёл все тополя, растущие на окраине лагеря. В звёздном небе висел узенький золотистый месяц, и ночь, особенно вдали от скопища гэров, казалась светлой, а травы в долине — серебряными, словно море в пасмурный непогожий день. И так же, как и на море, в долине пробегали волны — то гнул траву налетавший с реки ветер.
Ага… Кажется, это гэр. Последний. Ну да, вот и тополь. Баурджин осмотрелся и тут же отпрянул, прячась за стволом, — из гэра выскочили двое и, прыгнув на лошадей, поскакали в долину. За спиной одного из всадников колыхались косы. Девчонка! Ну да, наверное, это Боргэ! А парень, значит, Гамильдэ-Ичен, никак иначе. Хотя, конечно, может быть, всё и не так — мало ли влюблённых парочек в кочевье Чэрэна Синие Усы. Кстати, почему его так прозвали? Надо будет спросить…
Проверить! Обязательно проверить, рвануть следом, ведь если эти двое — влюблённые, они явно не будут скакать долго. Чуть-чуть отъедут, и…
Оставив рассуждения, Баурджин со всех ног бросился в долину. Поначалу, где трава была вытоптана лошадьми, бежалось легко, а вот потом, когда серебряные ночные травы поднялись до пояса и выше, стало гораздо труднее переставлять ноги. Правда, недолго. Не прошло и пяти минут, как нойон услыхал стоны. Ну да, во-он и лошади, а влюблённые, как видно, уже успели спешиться и упасть в траву. Конечно, не стоит им мешать в таком деле, но, с другой стороны, промедление смерти подобно в самом прямом смысле!
Подойдя ближе, нойон покашлял, застыл… И, не дождавшись никакого эффекта, сделал ещё несколько шагов… и едва не наступил на распластавшиеся в траве тела. Обнажённые, с серебристой от звёздного света кожей, они сплелись меж собой в едином порыве любви…
— Боргэ! Боргэ! — громко шептал юноша. — Ты такая… такая… Я тебя так люблю!
— Я тоже… О Гамильдэ…
Баурджин облегчённо перевёл дух — не подвело чутье, всё же не зря сюда шёл! Выждал ещё немножко, пока закончатся всякие шевеления, и, шагнув к влюблённым, негромко произнёс:
— Сонин юу байнау?
— Кто здесь?! — Гамильдэ-Ичен вмиг восстал из травы и, узнав нойона, смущённо потупился. — Что-нибудь случилось?
— Случилось. — Баурджин не стал вдаваться в подробности при Боргэ. — Нам нужно немедленно уезжать.
— Но…
— Все обскажу по дороге. У тебя чья лошадь?
— Боргэ…
— Если вам надо, берите коней, не раздумывая. — Девушка накинула на плечи тэрлэк и посмотрела на Гамильдэ-Ичена с такой нежностью и любовью, что Баурджин даже позавидовал.
— Спасибо, Боргэ, — поблагодарил нойон. — Лошади нам действительно нужны. Но… что ты скажешь деду?
Девушка упрямо сжала губы:
— Ничего! Это мои лошади — что хочу с ними, то и делаю. Спросят, скажу — пустила пастись, да они и запропали, или украл кто. Тут ведь всякого народу полно.
Баурджин согласно кивнул:
— Да уж.
Оба вскочили на коней, Гамильдэ-Ичен нагнулся, обнимая Боргэ…
— Когда мы встретимся, Гамильдэ? — прошептала девушка.
— Скоро. Знай, я обязательно отыщу тебя, что бы ни случилось, и зашлю сватов. Ты слышишь? Что бы ни случилось! Помню об этом, Боргэ! Вот и Баурджин-нойон согласен стать моим сватом!
— Нойон? — Девушка изумлённо перевела взгляд на Баурджина.
— Пожалуй, можно сказать и так, — усмехнулся тот. — Не всегда же мы были музыкантами. Прощай, Боргэ! Ты славная девушка.
— Прощайте. И да помогут вам боги пути.
Натянув поводья, всадники пришпорили коней и понеслись прочь, в серебряные травы летней монгольской ночи. Дул лёгкий ветер, принося прохладу и дыхание кочевий — запах горящих костров, кумыса и терпкого конского пота. Похожий на изгиб сабельного клинка месяц висел над сопками в окружении мириадов сверкающих звёзд, под копытами коней стелилась степная трава.