Глава 11Люди большого двуногогоАвгуст 1201 г. Забайкалье
Вблизи реки сойдём с коней,
Там наши пастухи овец, ягнят
Найдут себе еду для горла.
На это ведь запрета нет?
Сородичи Каир-Ча и Мирр-Ака — мускулистые, поджарые, с хмурыми, расписанными цветной глиной лицами — поначалу встретили гостей настороженно, почти враждебно, и Баурджин даже пожалел, что, поддавшись своей доброте, решил оказать помощь в доставке раненого. Доставили, и что? Ни те «спасибо», ни «добро пожаловать», одни смурные, подозрительные до полной чрезвычайности рожи!
Даже на раненого смотрели без особой радости, так, чуть ли ногами походя не пнули. Потом, правда, какие-то девушки унесли его в одну из покрытых кедровой корой хижин. И вот тогда наконец Каир-Ча с торжествующим видом развернул медвежью шкуру. И что-то горделиво сказал, показав рукой на гостей!
Вот тогда только настроение собравшейся толпы изменилось. Какой-то седой горбоносый старик, высокий и важный, в роскошной накидке из соболиных шкурок, подошёл к беглецам. Его сопровождали бронзоволицые воины, вооружённые копьями с каменными наконечниками и деревянными палицами с вырезанными страшными мордами какого-то демона или бога.
— Мы… радоваться… гостям. — Старик искривил тонкие губы в гримасе, в которой обладающие недюжинным воображением лица смогли бы признать улыбку. Он смешно коверкал слова, но, в общем, было понятно.
— Откуда вы есть?
Баурджин пожал плечами:
— С юга. Там наши пастбища.
— Пастбища? — поморгав, переспросил старик. — А, так вы не охотники? Издалека?
— Да, мы издалека, — отозвался Гамильдэ-Ичен. — Очень устали, хотим есть и спать. Или у вас здесь не принято оказывать гостеприимство путникам?
— О нет, нет! — Старик умоляюще сложил на груди руки. — Мы… оказать вам гостёп… госте-приим-ство… И ещё какое! Идите… Идите за мной. Воины показать вам.
Суровые воины безмолвными статуями встали за спинами беглецов. Баурджин положил руку на рукоятку ножа. Впрочем, никаких враждебных действий по отношению к гостям не применяли. По крайней мере, пока… Никто не приказывал отдать оружие (ножи и луки), никто не наваливался с внезапностью, не бил, не орал, не тащил. Просто один из воинов вежливо показал жестом путь к дому вождя. Да, старик как раз и представился:
— Моё имя — Черр-Нор, а все эти люди — люди моего рода. Рода Большого Двуногого.
Выражение «все эти люди», с гордостью произнесённое вождём, вероятно, относилось только к мужчинам, ибо ни женщин, ни детей — кроме унёсших раненого Мирр-Ака девушек — Баурджин пока так и не видел. Надо думать, те сидели по хижинам. Нет, лучше сказать — по избам, уж больно внушительно выглядели постройки, грубо срубленные из толстенных стволин лиственницы. Непосильная, что и сказать, работа для каменных топоров. Избы, частокол из заострённых брёвен, двое ворот — укрепления так себе, при правильной осаде падут как миленькие, однако лесному народу они, вероятно, казались вершинами инженерно-технической мысли и оборонного зодчества. Один частокол, башен не видно, но, с другой стороны, не виден и сам посёлок, окружённый высоченными лиственницами и кедровником. Одно слово — чаща! Если не знаешь охотничьих троп — нипочём не отыщешь селение. Хорошо замаскировались, ничего не скажешь! От кого таятся? Пока в этом плане ясно одно — уж точно, не от советской власти или банд бесноватого барона Унгерна, он ведь в своё время где-то в этих местах промышлял, вернее — будет ещё промышлять… годков через семьсот с лишним.
Начинавшаяся прямо от ворот неширокая улица привела всю процессию к довольно просторной площади, посреди которой были вкопаны три резных столба высотой метров по пять. На вершине каждого белел клыкастый медвежий череп.
— Медведь? — повернув голову, спросил Гамильдэ-Ичен.
Никто из воинов не ответил.
Миновав идолов, воины и ведомые ими гости свернули к какому-то приземистому длинному дому, с узенькими оконцами-щёлочками. Наверное, это было устроено специально, чтобы зимой меньше выпускать тепло.
Остановившись перед широкой дверью, шедший впереди воин обернулся и жестом пригласил беглецов заходить. Не сказать, чтоб в глазах его светилось радушие, но… выбирать было не из чего.
Скосив глаза, Баурджин отметил про себя полное отсутствие металлических петель — дверь висела на толстенных ремнях из оленьей или лосиной кожи… Прибитых явно металлическими гвоздями! Значит, всё ж таки, люди Большого Двуногого знали железо? Может, и кузница у них есть? А может, эти гвозди они просто купили… или отняли в качестве военных трофеев. Все может быть, от этого Баурджину с Гамильдэ сейчас — ни жарко ни холодно.
А! Во-он та дверь, в соседней избе — и вовсе не дверь, а сплетённая из коры циновка! Значит, не у всех тут двери, не у всех тут гвозди — металл явно представляет определённую ценность, вполне значимую для местных жителей вещь.
Воин нетерпеливо переминался в дверях.
— Идём, идём, — широко улыбнулся нойон.
Как и следовало ожидать, внутри избы оказалось довольно темно, свет давала лишь небольшая лампадка из глины. Низкий потолок, вернее — крыша, пол земляной, застлан ветками лиственницы, посередине — выложенный круглыми речными камнями очаг, вдоль стен — широкие деревянные лавки-ложа, притолочины пропитаны чёрной сажей от очага.
— Н-да-а-а, — оглядевшись, задумчиво протянул Баурджин. — Мрачновато. Прямо скажем — не Дом Советов! И даже — не изба-читальня.
— Да уж, — согласно кивнул Гамильдэ-Ичен. — Кажется, тот горбоносый старик собрался о чём-то с нами потолковать.
— Что ж, потолкуем, — нойон без приглашения уселся на лавку, — если, правда, у местного вождя хватит на это словарных запасов. Что-то меня смущает отсутствие женщин. Интересно, зачем они их прячут?
— А, это у них, наверное, такие обычаи, — подумав, заявил Гамильдэ-Ичен. — Как у поклонников Мухаммеда.
— Хо?! — удивлённо подскочил Баурджин. — Ты и про поклонников Мухаммеда знаешь?
— Так ведь — не в траве найденный.
— Да тебя, Гамильдэ, надобно срочно в Совет Национальностей выбирать. Или в Совет Союза.
Юноша нахмурился:
— Опять непонятно говоришь, Баурджин-нойон! И главное, никак свои непонятности не объясняешь — всё обещаешь только.
— Ой, обязательно объясню, Гамильдэ! Вот клянусь хоть… Клянусь синим знаменем Темучина и собольей шапкой Боорчу, которую он мне, кстати, проиграл в кости, но так ещё и не отдал, вероятно — забыл.
— Забыл? Так ты напомни, нойон! — Гамильдэ-Ичен расхохотался.
Воины между тем вышли, на какое-то время оставив гостей в одиночестве. Беглецы переглянулись, и Гамильдэ-Ичен бросился было к двери — попробовать, не заперта ли?
Нет, не заперта, распахнулась сразу, да и не было снаружи никакого засова… Только рядом стояли воины. И вождь. Которому юноша мило улыбнулся и, оглянувшись на Баурджина, сообщил:
— Там этот старик пришёл. Чего-то болтают… Ага, сюда направляется. Один.
Войдя в избу, вождь улыбнулся:
— Располагайтесь. Это — наш гостевой дом. Сколько намерены пробыть у нас?
«А старик, оказывается, не так и плохо говорит, — отметил про себя нойон. — Интересно, что он собрался узнать?»
— Сколько пробыть? Гм-гм… — почесав голову, Баурджин ответил уклончиво: — Сколько понравится. Не хотелось бы, правда, слишком долго утомлять вас нашим присутствием.
— О, не утомите! — осклабился старик.
— А есть отсюда хорошие дороги на юг или только одни тропы? — осведомился Гамильдэ-Ичен. — И, интересно знать, где ваши женщины? Что, их вообще нет?
— О, женщин вы скоро увидите, не будь я — Черр-Нор! — вождь засмеялся, показав крепкие жёлтые зубы, чем-то напоминавшие медвежьи клыки. — Они скоро явятся вас развлекать. И в большом количестве.
Баурджин вскинул глаза:
— Чем обязаны такой чести?
— Вы наши гости. К тому ж — завтра празднование. Или — как говорят?
— Праздник.
— Да, праздник. Один из наших мальчиков, Каир-Ча, стал взрослым, и завтра получает новое имя.
— Стал взрослым? — тут же переспросил нойон. — А что надо для этого делать?
— Поймать Большого Двуного, — мелко захохотал Черр-Нор.
— А, медведя… Что ж, рады за Каир-Ча. Кстати, один из ваших парней умер.
— Я знаю, — старик небрежно отмахнулся, словно от какой-то безделицы, — Каир-Ча сообщил.
— Безусый мальчишка должен справиться с медведем, — покачал головой нойон. — Не слишком ли сурово задание? Так скоро у вас совсем подростков не останется, медведь — зверь серьёзный.
В ответ вождь лишь воздел глаза к небу — мол, на всё воля богов. Или — духов, кого они там почитают…
— Что же касается дорог, — Черр-Нор вспомнил о первой части вопроса. — Я дам вам проводников, как только вы захотите уйти. Только прошу, не делайте этого завтра, в праздник… который начнётся сегодня.
— Сегодня?
— Да! Прямо сейчас! — Старик поднял глаза и громко хлопнул в ладоши. Три раза.
Раз… Два… Три!
На третий хлопок неслышно отворилась дверь…
И под звон бубна и тягучую песню в избу вошли семь девушек, одна краше другой.
— Наши красивейшие девушки будут делать для вас всё, что вы захотите, — осклабясь, пояснил вождь.
На девушках были надеты длинные просторные рубахи до самых пят, сшитые из мягкой оленьей кожи, украшенные бахромой и затейливым геометрическим узором — какие-то треугольники, круги, загогулины. А на спине и груди мелким блестящим бисером были вышиты оскаленные медвежьи морды. В руках девушки держали уставленные яствами большие деревянные блюда. Вкусно запахло варенным с лесными травами мясом, грибами, каким-то длинными лепёшками из теста. Кроме всего этого, ещё было много рыбы, как варёной, так и печёной, томлённый в глиняном горшке тетерев, заправленная кедровым маслом каша из ячневой крупы, ягоды: черника, голубика, малина, ну и без ягодной бражки тоже, естественно, не обошлось.