— За ним? Не существует никакого за ним! И Верхнего Предела не существует, ты же это знаешь еще со дня, когда мы были в Аэробашне!
— Надеюсь, что для тебя существует.
Отреагировал он плохо, как я и предполагала:
— Опять это дурацкое предсказание Караколя! Не знаю, где тут носится его вихрь, но увижу — съем живьем, пусть только попадется! Видела завещание, которое он мне оставил? Этот уж точно себя пережил! Шуточки его никак не закончатся. Даже ты, так и то повторяешь! Вот это трубадур! Вот это молодец!
— Сов, послушай меня, пожалуйста. Повзрослей! Ты должен…
— Повзрослей? Повзрослей?!
— Сделай это для меня, даже если сам не веришь.
— Ну, давай, валяй. Что я там должен понять? Что вы все помрете у меня на глазах? Что передо мной в открытом космосе будут кувыркаться ваши полтора десятка осиротелых вихрей, и что мне нужно будет своими ручонками все их защитить? Что за два года обучения с тобой ученичок Сов станет аэромастером с нуля, будет сборщиком вихрей, спасителем Орды? Что там еще? А, буду должен вас в себе поселить, да? Ничего что один только Голготов вихрь меня на куски порвет?!
— Да, все примерно так и есть, Сов, только…
— Только что?
— Только у тебя не будет двух лет на обучение…
— А сколько интересно: пять, восемь, да хоть десять! Какая разница? Все равно не хватит!
— Сов…
— Что?
— Ты должен быть готов завтра.
) Я вскочил, раскидал в ярости остатки бревен в костре, сел, снова встал, и стал кидать бум прямо к верховью. Не останавливаясь, по кругу. Получалось с трудом,
и я чуть было его не потерял, я старался успокоиться, как мог:
— Ладно, теперь объясни, что ты имела в виду! Только медленно! А то многовато всего за раз!
— Интеллектуальное понимание природы вихря, разумеется, только часть знания, которым ты должен овладеть. Ничто не заменит недостающего опыта и интуиции, которая в тебе пока только в зародыше, и которую нужно будет развить очень и очень быстро. Но знание — единственная сторона вихря, которой я могу обучить тебя за ночь. Я тебя заваливаю концептами, потому что это поможет тебе правильно определять феномены и тоньше чувствовать; понимание того, на что способен вихрь избавит тебя от фатального искажения смысла в интерпретации.
— Хорошо, тут я согласен.
— Ну так мне продолжать?
— Да.
— Есть одна загадка, свойственная вихрю…
— Одна из тысячи!
— … по части его «психологии».
— Вот оно что… А я-то думал, что вихрь — сплошная чистая слепая сила!
— Я постараюсь быть краткой: никто не знает обладают ли вихри сознанием, ни даже способны ли они на какие-либо побуждения. Вполне вероятно, что нет. И тем не менее, они, как правило, в качестве принимающего тела находят то, которое будет для них благоприятно, как, например, в случае Ларко с Кориолис. Почему? Наверняка благодаря определенному остаточному вибрационному магнетизму, близости ритма, ощущаемого в теле того, кого любишь. Притяжение вихря происходит на подсознательном и физическом уровне.
— То есть мне ничего особенного делать будет не надо, чтобы вас всех собрать? Как-то слишком идиллически это выглядит… И как мне войти с вами в связь?
— На пятнадцать вихрей одного ощущения близости будет маловато!
— Не очень-то ты мне помогаешь, Ороси! С вихрем можно общаться, можешь ты мне сказать или нет?! Можно с ним какой-то контакт наладить, объяснить ему что-то, сам он может как-то изъясняться, сигналы подавать какие-то?
— Я не знаю. Предполагаю, что да, через…
— Через что?
— Через все тот же ритм. Если взять Каллирою, например, то она себя проявляет тремя основными ритмами: первый очень томный, словно мертвый листок, ностальгический, почти грустный. Второй жгучий и непрерывный, очень бурный. И третий, самый мягкий, теплый, близкий и утешающий, вот как сейчас.
— Думаешь существует связь между тем, какой она была при жизни? Я считаю в Каллирое были эти три фазы, она проходила через эти состояния…
— Думаю, да.
— Так значит, есть все-таки связь между умершим человеком и вихрем, который после него остался? Ты только что говорила обратное!
— Потому что здесь нельзя говорить о личности или сознании… Остается только ритм, сам жизненный ритм, присущий человеку. От Арваля я слышу легкое дребезжание, вроде как потрескивание по металлу; у Тальвега звук ниже, как в барабане, тише, спокойнее.
— Я иногда чувствую, что Тальвег рядом, не знаю, как его поблагодарить…
— Я подхожу к самому важному, Сов. Тут ты должен запомнить абсолютно все…
— Давай!
— На то, что я выбрала именно тебя в качестве своего преемника, есть несколько причин: как ты уже сам упомянул только что, есть предсказание Караколя. Оно небезосновательно и имеет некую вероятность. Также в тебе есть врожденное чувство связи с другими, которое подтвердил вераморф, и на которое мы смеем надеяться, полагая, что ты сможешь собрать вокруг себя воедино наши вихри.
— Кто мы?
— …И еще, несмотря на мою несколько отстраненную натуру, я тебя люблю, мне нравится твоя щедрость и твоя нежность, твоя любовь к живому, к животным, к людям; мне нравится в тебе поиск смысла, который преследует нас обоих, присущая нам жажда знания; а еще мне нравится, что ты так и остался ребенком, хоть и не знаю каким чудом тебе это удалось, что в самый разгар своей зрелости тебе удалось сберечь в себе нетронутой свежесть детства. Но главное не в этом…
— Жаль…
— Главная причина — это твой талант скриба.
— Да нет у меня никакого таланта! Скриб — это должность, я с ней справляюсь хорошо, на этом все, точка.
— Сов, а знаешь ли ты, что в самом начале функция скриба и аэромастера в Орде были связаны теснейшим образом?
— Да, слышал… Где-то в контржурналах про это говорится.
— Изначально скриб выполнял совершенно другую задачу; между прочим тогда говорили не «скриб», а «глифер». Уверена, ты этот термин слышал.
— Глифер должен был вести учет ветров, не более. Только позднее его функция расширилась до скриба, постепенно, по мере новых поколений Орд…
— Расширилась? Да у глиферов было куда больше возможностей, чем у любого скриба! Ты правда думаешь, что их задачей было вести учет ветров? Не вели они никакого учета, во всяком случаем в письменном виде! Работа глиферов была устная, в высшей степени устная, она ничего общего не имела с тем, чтобы записывать в контржурнал, что и как делала Орда, она состояла в создании и изречении глифов, а также в их обнаружении в русле ветра! Глифер был мастером блоков дыхания! Он разговаривал с вихрями! Ты это понимаешь?
— Во-первых, не существует никаких доказательств эффективности глифов…
— А Фонтанная башня на Лапсанском болоте?
— Дай мне сказать! Во-вторых, большинство глифов начертаны на стенках хронов, они не просто так по ветру гуляют…
— Ты шутишь, я надеюсь?
— Да, я пару раз замечал глифы на кромке винтов, под линией хребта… Но это просто следы ветра, Ороси. Простые мимолетные следы! Единственное, что в них есть — это эстетический аспект. Они только появятся, как сразу раз — и испарились!
— Но это же выбросы вихря, считай, это след от его дыхания! Он передвигается и дышит. Я понимаю, это странно, но эти обрывки, эта непонятная каллиграфия — наш единственный путь к нему. Во-первых, потому что глиф как минимум видно; во-вторых, потому что его можно услышать. Его можно произнести! В былые времена глиферы умели их произносить…
— Допустим, ты права, но сама-то понимаешь, о чем меня просишь? Ты хочешь, чтобы я вдруг обрел древнее, совершенно забытое искусство! Меня учили вести запись ветров, определять размер потока, а не глифы произно-
сить. Это же просто обрывки ветра, вихревые отбросы! И уж тем более меня не учили их изрекать, как Тэ Джеркка! Я никогда не практиковал нефеш, я не умею выкрикивать ки или запускать воронку! У меня горло есть для того, чтобы говорить, и то не всегда…
x У меня на четверть минуты перехватило дыхание. Я почувствовала себя совершенно раздавленной под этой волной опасений и уверток. Нужно было, чтоб он радикально избавился от уничижения собственной персоны, от удобного принятия поражения. Он должен был перестать бежать, он должен был встретиться лицом к лицу с тем, что его ожидало, должен был обрести силу…
— Ладно, не надо, я и так знаю, что ты думаешь: я для тебя в роли скриба не на высоте. Вполне возможно, в самом начале запись велась устно, голос господствовал над письменностью, запись была лишь второразрядным инструментом, нужным только для хранения слов, и у нее была совершенно другая задача, нежели эта блеклая передача событий, в которую превратились контржурналы. Но меня учили именно этому, Ороси!
— Я понимаю. Но это не оправдание. Значит, ты должен превзойти свое дело и свои умения!
— Давай короче и яснее!
— Я просто хочу, чтобы ты знал: существует возможная коммуникация с вихрями! По крайней мере в теории! И этот мост держится на глифах. Сов…
— Что?
— Ты понимаешь насколько это важно?
— Не думаю, что ты понимаешь, какую ответственность хочешь на меня возложить. Ты меня просишь, чтобы я взял на себя всю Орду! Сначала ты меня заваливаешь кучей откровений и тайн, а потом говоришь: это не
сложно, просто читай глифы, придумывай их, говори блоками дыхания, стань Тэ Джеркка, собери наши вихри, приголубь их и удачи тебе!
— Ты никогда не думал о том, почему Караколь был трубадуром? Почему из столь огромного спектра профессий он выбрал именно эту?
— Думал. Потому что это было наилучшим прикрытием для такого необычного существа, как он, потому что он спокойно мог выдел