Бауман медленно поднял голову. В его глазах больше не было упрямства. Только уважение.
— Скажу, — ответил он, — что буду голосовать за то, чтобы даже увеличить ваш план, господин канцлер. Дать им ещё больше земли. Нам необходимо держать Лихтенштейн как можно ближе к себе.
В зале повисло изумлённое молчание, которое Йозеф прервал новой идеей:
— Можно даже пойти дальше: разделить какой-нибудь наш пограничный город так, чтобы половина принадлежала нам, а половина — им.
В зале раздался сдержанный смех. Министр экономики, усмехнувшись, заметил:
— В таком случае одна из половин города станет самой несчастной на свете.
Кто-то из сенаторов уточнил:
— Вы считаете, Теодор Вавилонский будет дурно обращаться со своими людьми?
— Нет, — с кривой улыбкой ответил министр. — Я не про его половину. Судя по тому, что он сделал с Вадуцем и остальными землями своего княжества, разница между двумя частями города будет как между столицей Пруссии и какой-нибудь дикой деревней, где по улицам бегают люди с копьями.
Все присутствующие, размышляя об увиденной мощи и о деяниях Теодора, не могли не поражаться. Какая невероятная сила заключена в этом человеке. И следом рождался вопрос, который никто не решался произнести вслух: а человек ли он вообще? Выступить в одиночку против всех Теней…
А о том, что он выступил в одиночку, было известно уже всем. По защищённым каналам, прямо во время битвы, Лихтенштейн разослал каждому правителю в мире сообщение. Его суть была проста и безапелляционна:
'Я приму весь удар на себя. Будьте готовы и помогайте, чем можете. Если я не справлюсь, вам уже вряд ли что-то поможет. Постарайтесь хотя бы прожить свои последние дни достойно.
И не злите больше Лихтенштейн:)'.
Глава 26
Императорский сад, Зимний дворец
Петербург, Российская Империя
Князь Щербатов, в сопровождении своих самых верных союзников-аристократов и их личной гвардии, осторожно шагнул в разрушенный императорский сад.
Воздух здесь пах гарью, кровью и чем-то ещё, от чего неприятно першило в горле. Повсюду виднелись следы недавней жестокой битвы. Мраморные дорожки были залиты кровью, вековые деревья — вырваны с корнем, мраморные фонтаны — разбиты, изящные скамейки — превратились в груды обломков.
Среди этого хаоса, на вытоптанных газонах, в неестественных позах лежали тела. Их люди. Все до единого. Лучшие гвардейцы, элитные бойцы, которых они отправили сюда, чтобы свергнуть молодого императора. Их доспехи были пробиты, оружие сломано, а на лицах застыли гримасы ужаса.
Щербатов остановился. Его идеальный план, такой безупречный и продуманный, дал сбой. Кто-то, или что-то, оказал яростное сопротивление.
Его взгляд скользнул по молчаливым свидетелям произошедшей бойни — каменным статуям, которые неподвижно стояли на своих постаментах. Они тоже пострадали — некоторые были покорёжены, другие полностью уничтожены.
«Странно, — подумал Щербатов, — нападавшие, видимо, совсем обезумели, раз крушили всё подряд. Даже статуи».
Внезапно из-за живой изгороди, чудом уцелевшей в этой мясорубке, вышли несколько фигур. Впереди — молодой император Алексей Николаевич. Его парадный мундир был испачкан грязью и кровью, а в руке он сжимал окровавленный клинок. За его спиной стояли не больше тридцати выживших воинов — всё, что осталось от его личной гвардии.
— Наконец-то вы прибыли, — сказал он, увидев Щербатова и его людей. — Нам нужна помощь. У нас были серьёзные проблемы.
Щербатов медленно подошёл к нему, его союзники-аристократы встали плотным кольцом за его спиной.
Момент был, конечно, не самый подходящий. Тени наступали на этот мир, Империя трещала по швам, а они тут, в самом сердце столицы, устраивают государственный переворот.
Но, как учил его отец, самые тёмные и тяжёлые времена — это не повод для страха, а лучшая возможность для роста, обогащения и захвата власти. Именно в такие моменты сильные Рода и кланы доказывают своё право на величие. В самые тяжёлые времена люди готовы к переменам и могут простить что угодно тому, кто предложит им спасение.
— Это все, кто остались? — спросил Щербатов, обводя презрительным взглядом жалкую горстку людей императора.
Алексей Николаевич молча кивнул.
Щербатов внутренне содрогнулся. Удивительно! Каким образом этот мальчишка с тремя десятками бойцов смог в одиночку справиться с его лучшими отрядами? Их было более тысячи! Обученных и сильных бойцов, готовых на все! Что было бы, если бы основная армия, сейчас блокированная на подступах, пришла сюда первой? Весь его план провалился бы с треском.
Но теперь… теперь всё было в его руках.
Он сделал шаг вперёд.
— Ваше Императорское Величество, мы пришли на помощь.
Он обвёл взглядом разрушенный сад.
— Только, увы, не к вам. Ответьте на один вопрос: как вы смогли справиться?
Император холодно посмотрел на него.
— В смысле «не ко мне»? Я ваш император.
— Вы не мой император. Вы просто мальчишка, унаследовавший трон. Мальчишка, который должен был умереть ещё несколько часов назад.
За спиной Щербатова стояли больше тридцати самых важных аристократов Империи со своими гвардиями. Четыре тысячи свежих, отдохнувших бойцов. Сила, с которой нельзя не считаться.
— Что ж, я так полагаю — маски сброшены? — с лёгкой усмешкой спросил император.
— Никаких масок и не было, — спокойно ответил князь. — У вас был шанс действовать так, как мы вам говорили. Тогда ваше правление и ваша жизнь продлились бы на много лет. Но вы вынудили нас к действиям своей любовью к Лихтенштейну и другими глупыми решениями. Итак, как вы справились?
— Вы серьёзно собираетесь меня убивать? — с ледяным спокойствием спросил император, ничуть не испугавшись.
— А почему нет? — парировал Щербатов.
— С минуты на минуту здесь будет моя армия.
Щербатов расхохотался.
— Во-первых, армия ПОКА ЧТО ваша. Во-вторых, ваша армия не посмеет сюда ступить. Я и другие аристократы запретили им. А вы на связь не выходили, так что приказа у них нет.
Он сделал ещё один шаг, сокращая дистанцию.
— Удивительная наглость, — усмехнулся император. — Убить императора на глазах у всей Империи.
— Какой Империи? Здесь только мы.
— Вы так уверены?
— Уверен.
— А камеры тогда зачем здесь стоят? Просто так?
Щербатов замер. О чём он говорит? Какие ещё камеры? Это императорский сад, здесь отродясь не было камер, потому что всегда творились непотребства, которые скрывали от чужих глаз.
Он проследил за взглядом императора, медленно обернулся, и его кровь застыла в жилах.
На стенах сада, замаскированные под элементы декора, под плющом и лепниной, висели десятки маленьких, едва заметных объективов. Они были повсюду.
«Господи, как же я мог быть таким слепцом?» — подумал Щербатов.
Он почувствовал, как его собственный, выстроенный десятилетиями терпеливых интриг и расчётов, мир начинает рушиться.
«Всё… всё было подготовлено. Каждый мой шаг, каждое решение… Он знал? Этот мальчишка знал обо всём с самого начала⁈»
Воспоминания хлынули потоком: секретные встречи в особняке на Невском, шифрованные письма, подкупленные генералы, тщательно спланированные передвижения войск. Всё, что Щербатов и его союзники выстраивали годами, все их интриги и жертвы — всё это оказалось напрасным? Неужели этот юный император, которого они считали слабым и неопытным, переиграл их на каждом шагу?
«Мы думали, что играем в шахматы, а он уже давно играл в покер. И видел все наши карты?».
Руки Щербатова задрожали. Пятьдесят лет жизни, построенной на том, что он умнее всех остальных. Что его Род, его связи и опыт дают ему право распоряжаться судьбами Империи. А оказалось — он всего лишь марионетка в руках юного мальчишки.
«Но ещё не всё потеряно. Даже если вся Империя увидит… Мёртвые императоры не дают интервью. А живые свидетели… их можно заставить молчать.»
Алексей Николаевич улыбнулся.
— Ну да. На самом деле, мы справились ещё несколько часов назад. Просто установка камер заняла время. Мне было интересно, кто же придёт меня добивать.
Щербатов понял, что попал в ловушку. Это видела вся Империя. Единственный выход — идти до конца.
Он резко развернулся к ближайшей камере, которую только что заметил, и закричал так, чтобы его услышали все:
— Жители Империи! Это переворот! Император решением совета аристократов признан недостойным! Он ведёт нас к погибели! Тени на пороге, Лихтенштейн угрожает нам, а он бездействует! Это решение во благо всего народа! Объявляю о смещении власти! Да будет так!
Он выхватил клинок и указал на императора.
— Уничтожить их!
Он понимал, что император точно умрёт. У него осталось от силы тридцать еле живых воинов, а у них — четыре тысячи свежих бойцов.
Но император продолжал улыбаться.
— Иногда Империи не нужно иметь сотню друзей. Хватает лишь одного, если этот один — Теодор Вавилонский.
Щербатов не понял, причём тут Вавилонский, но тут император возвысил голос, и его приказ разнёсся по саду:
— Каменная гвардия! Защитить своего императора!
И в этот миг Щербатов всё понял.
Сначала это был едва заметный звук — как будто кто-то осторожно потрескивал костяшками пальцев. Потом послышался более глубокий скрежет камня о камень.
Первой ожила статуя генерала Румянцева — героя войны с Османской Империей. Мрамор на её лице треснул тонкими паутинками, из трещин потекла золотистая пыль. Каменные глаза вспыхнули тусклым светом, и статуя медленно повернула голову, оглядывая поле боя.
Рядом с ним пробуждался граф Платов, легендарный герой 12-летней войны с Францией. Его мраморная рука сжала эфес сабли, высеченной из того же камня.
По всему саду раздавались скрипы и треск. Даже те изваяния, у которых не хватало конечностей, поднимались со своих постаментов, готовые к бою.
Началось массовое сражение. Каменные воины обрушились на мятежников.