Лиам вернулся к холодильнику и впервые уставился на содержимое дверцы.
Бутылки с пивом, коньяк, водка, виски и даже шампанское. На любой вкус. Всё отличного качества. Чёрт.
Скорчив неодобрительную в отношении самого себя рожу, Лиам достал одну из бутылок, поставил её на стол и стал сверлить взглядом. Скользкая дорожка.
В поле зрения попала одна из камер наблюдения, он показал ей средний палец. Не стоило снабженцам помещать в его квартиру алкоголь, о чём они вообще думали? Лиам разыскал подходящий стакан, забил его льдом, наполнил виски на один палец, залил это дело пепси и сделал жадный глоток. Один из его любимых вкусов, особенно если виски хороший. Вроде бы пепси нивелировала любое по качеству виски, но спустя тысячу таких вот стаканчиков, Лиам уже мог отличить плохое от хорошего.
Бутылка сразу же вернулась на своё место. Даже эта маленькая доза алкоголя вызывала в нём состояние тревоги. Но, в данном случае, это средство приравнивалось к удару молотком по пальцу, чтобы перебить куда более противную зубную боль. Не думать о дозе, не думать о дозе, не думать о дозе. Не думать о дозе.
Было душно, виски придал ему ещё больше энергии, хоть и немного расслабил окаменевшие мышцы шеи. Лиам распахнул окно и застыл, обдуваемый холодным и влажным морским воздухом. Предстояла опасная и нервная ночь, когда снова нужно будет бороться с желанием ужалиться, и голос внутри него будет убеждать, что это самое правильное в мире решение. Единственное, что сможет помочь. Нет. Нет-нет-нет.
Равномерное и чуть слышимое постукивание оторвало его от мыслей. Тук. Тук. Тук.
Зубы Лиама скрипнули, он почувствовал, что больше не один, а значит, вряд ли в безопасности. Гостей он не ждал, друзей у него не было, на работе он не был важной шишкой, не успел особо засветиться и нажить себе врагов. Вроде бы как.
Лиам опустил глаза и упёр их в пол. Закрыть их было бы ошибкой, он знал по опыту, а держать открытыми было слишком трудно, словно он очень устал и хотел спать. Сердце забилось внутри гулко и неприятно. Свет не был какой-то помехой для призраков. Электроприборы и лампы редко шалили, как в фильмах, при их появлении. Обычно становилось прохладнее и как-то не по себе.
Лиам стиснул зубы крепче и заставил себя смотреть. Он ждал увидеть мальчика с простреленным лбом. Стоящего у кровати или кресла. Или на кухне, рядом с холодильником или раковиной. Или вдалеке у окна или у колонны. Сверлящего его взглядом и недвижимого, словно он неотъемлемая часть интерьера, которая была там всегда и будет там дальше.
Стук повторился. Остальные звуки словно убавили в громкости и стали почти не слышны. Лиам был один. Источник звука был снаружи.
Лиам подошёл к окну, осторожно высунулся и… Сердце его ёкнуло по-настоящему сильно и забилось в груди так, словно пыталось вырваться.
Рядом с окном, на своеобразном карнизе, на высоте третьего этажа, сидела гостья. Лиам узнал фигуру, затянутую в странную одежду, скрывающую всё, кроме глаз.
Гостья смотрела вниз, прямо перед собой. Гибкие, изящные пальцы её рук были сплетены в причудливый символ. Она не обращала на Лиама никакого внимания. Лишь болтала ножками, как ребёнок на качелях. Лиам бесшумно шагнул назад, его рука легла на рукоять пистолета на столешнице, и он застыл. Что дальше?
Немного подумав, он отложил пистолет, протёр глаза, осторожно вернулся к окну и выглянул. Гостья была на своём месте. Лиам снова рванул назад и замер, переводя взгляд с камеры наблюдения на пистолет и телефон.
— Ты можешь войти, Уна, — выдохнул и чуть слышно произнёс он.
В проеме окна что-то едва уловимо мелькнуло, и за спиной он услышал чуть различимый шорох. Лиам обернулся.
Запрокинув голову вверх, ночная гостья плавно прошла в паре метров от него. Высокие потолки пришлись по нраву и ей, она оглядела комнату, ещё раз прошлась мимо и провела рукой по столешнице, рядом с пистолетом. Всё это время Уна не дышала, не издавала ни звука, Лиам слышал лишь удары своего сердца.
Та тварь, что он пристрелил в парке. Когда он подошёл к туше, всё внутри кричало — беги. Сейчас этого нет. Зачем она тут? Знает, что происходит в городе? Она осведомитель? Хочет рассказать ему что-то? Почему он?
Лиам схватил недопитый стакан, одним глотком осушил его и снова застыл как истукан. Уна переключила своё внимание на него. Она внимательно разглядывала и изучала его, словно это он был незваным ночным гостем.
Затем она подошла ближе и оказалась перед его лицом. Совсем близко. Она задышала. Два вдоха через нос, резкий выдох через рот с тихим звуком «ха», пауза, два вдоха через нос, резкий выдох через рот со звуком «ха», пауза. Лиам замер и боялся пошевелиться.
Время остановилось. Вдруг ему стало спокойно. На расстоянии ладони они стояли и смотрели друг другу в глаза бесконечно долго. Уна вытянула руку и, словно боясь разрушить виденье, едва касаясь, провела по его щеке и оставила там свою ладонь. Она двинулась вперёд, обняла его и положила голову на плечо. Лиама ударил её странный, но приятный запах.
Какое невероятное спокойствие. Это их магия? Он жертва? Нет. Что-то в нём переворачивалось и скребло изнутри.
Уна отстранилась. Он хотел было сказать, хотел спросить, но палец лёг на его губы, приказывая ничего не говорить. Она покачала головой, схватила его за руку и увлекла на кровать, прижалась к нему, будто он мог защитить её от всех опасностей мира. И вот в этот момент, с ней… стало так спокойно. Что-то такое уже было… Не в силах пошевелиться, да и не горя желанием делать что-то ещё, Лиам лежал и обнимал её.
Это было странное и сумеречное состояние, неудержимая усталость навалилась и брала верх. Он наблюдал за происходящим из-под толщи тёмной воды. То засыпал, то просыпался, время летело как-то непонятно, то быстро, то медленно, пока и вовсе не остановилось, и тьма окончательно не увлекла его за собой…
***
Его разбудил крик чаек, солнце уже светило вовсю. Постель была разворочена. Лиам опух, мышцы стонали. Неуклюже он сел на край постели и начал массировать лицо. Затем встал и побрёл в душ.
Под струями воды стало легче, настроение немного поднялось, проступила тень улыбки. Приснится же такое. Как подросток, и смех и грех.
Обёрнутый полотенцем, он покинул душ и занялся гимнастикой, надеясь избавиться от остатков неприятных ощущений после пьяного сна. Кряхтя и постанывая, он делал наклоны и обдумывал свое виденье. И вдруг остановился.
Неприятное, гнетущее чувство поползло из глубины живота прямо ему в горло. Лиам распрямился и, с лицом полным отвращения к себе, подошёл к холодильнику, предвкушая увидеть изрядно опустевшую полку с алкоголем.
По пути его взгляд встретился с предметом, которому было не место в его жилище. Рядом с телефоном и пистолетом на столешнице покоился браслет. Обычный, плетёный чёрный браслет, как у хиппи, только очень старый и выцветший.
Сколько бы Лиам не сверлил его взглядом, сколько бы не тёр глаза, браслет не исчезал. Подарок источал едва уловимый аромат духов. Повинуясь странному чувству, рождённому его чутьем, он нацепил украшение на запястье, спрятал его в рукав рубашки и начал готовится к смене.
Медитация IX. Тело
Дэван стоял посреди просторной больничной палаты и смотрел на своё бледное и исхудавшее тело, подключённое к системам жизнеобеспечения. Прибор для искусственной вентиляции лёгких равномерно подавал в него кислород, так «необходимый» для поддержания кошмара, в котором он оказался. Его соседом был такой же жалкий, ссохшийся старик, душа которого уже давно пребывала в лучшем мире.
Дэван больше не молился. Давно перестал смотреть в окно, наблюдать за работой медсестры или в приоткрытую дверь, кричать, пытаться заговорить с кем-то из персонала или покинуть палату. Просто стоял и смотрел на своё тело.
Дэван не помнил, что произошло с ним, и как попал сюда. Вроде, это был приятный летний день с его женой и дочкой. Они собирались поехать на пляж, шутили и дурачились, готовились к пикнику и много фотографировались друг с другом, это было их фишкой.
А потом он оказался в этом месте. Его навещала только сестра, сначала она много плакала, говорила с ним, читала ему новости из попсовых пабликов и ставила его любимые песни. От неё он узнал, что жены и дочки больше нет.
В тот день водитель грузовика поехал в рейс пьяным. Не справился с управлением, выехал на встречную полосу и столкнулся с их маленьким хэтчбеком. Одна секунда и самые близкие в его жизни люди перестали существовать. Каким-то чудом Дэвана выбросило из остатков машины, пока та переворачивалась, и ударило о заграждение.
Дэван прибывал в состоянии глубокой комы уже второй год. Через несколько дней ему поставили диагноз — «биологическая смерть мозга», и рекомендовали сестре подписать бумаги об отключении аппарата жизнеобеспечения. Органы Дэвана могли спасти несколько жизней. Несколько человек их уже не дождались. Но сестра устроила истерику и не смогла отпустить брата. Это он её вырастил, когда родители оставили их так рано, был для неё последним близким человеком во всём мире.
Шли дни, недели, месяцы. Сестра заходила всё реже и реже. Потом она вдруг появилась снова и рассказала ему, что суд закончен, и убийца будет гнить в тюрьме. И что у неё всё хорошо — она встретила своего человека.
Это был последний её визит. О Дэване забыли. Саманте не хватало смелости прийти и подписать бумаги, но она всё также оплачивала немалые счета за палату в больнице. Это могло разорить её. Такова была его сестра, которую он всю жизнь пытался защитить от всех бед. И теперь Дэван проклинал себя за то, что она выросла такой тряпкой.
По какой-то причине душа Дэвана была прикована к этому месту. Не могла выйти за дверь палаты, пройти сквозь стены или окно. Может быть, потому что он всё ещё жив и однажды ему будет суждено проснуться. Но вот только незачем.
Тело его с каждым месяцем ссыхалось и скрючивалось всё больше. Кожа всё сильнее обтягивала выпирающие рёбра, скулы и кости рук. Она становилось тоньше и прозрачнее, а синие и чёрные вены проступали всё сильнее. Его лицо, которое он почти не помнил, теперь напоминало уродливую маску из какого-то дешёвого фильма ужасов. Он переставал