— И они его дадут?
— Вроде как, да. Ты не поверишь, в обмен на технологии! Гидропонику и нашу плодородную почву. Недостаток еды всегда мешал им поддерживать популяцию. Сурийцы — вегетарианцы, и Винни уже распробовал нашу картошечку. Доволен, как котик.
Бекки радостно помахала грозной фигуре, сидящей без движения.
— Мы только выстраиваем отношения, они осторожны. Всё началось с конфликта, как часто бывает. При первой встрече выжили только безоружные учёные. Даже по меркам демонов они очень сильные и свирепые. Серьезные воины, особенно Винни. Видишь его посох? Его верхушка сделана из срна. Как мы выяснили, Винни может разломать им старый танк Абрамс. Словно это картонная коробка. Несмотря на уровень интеллекта, они всё ещё выбирают самых сильных физически лидеров. Винни постоянно бросают вызов, так что не смотри ему в глаза больше трех секунд. Он ещё не совсем понимает нашу культуру. Отправился лично убедиться, что мы те, за кого себя выдаем. Похоже, соединения из минерала присутствуют в его костях и крови. Есть шанс, что он идеальное оружие против магических тварей. Но он нервничает и не дает себя обследовать.
— Здоровый хрен, — пробормотал Лиам.
— Это ещё не здоровый, солнышко мое, — рассмеялась Бекки.
Пока они возвращались, Бекки отвлек один из сотрудников, и Лиам уставился в окно, ведущее вглубь шахты. Ничего не было видно.
— Войди, — шепнул кто-то ему на ухо.
Лиам обернулся, но никого не было. На секунду ему послышался порыв ветра и низкочастотный гул.
— Ты чего, зайчик? Испугался? С мохнаткой столкнулся? Ух, вредина! Дождётся, слабительное ему подмешаю в морковку! — вернулась Бекки и сильно ударила его по плечу. — Привыкнешь. И заскучаешь ещё. И по мне заскучаешь тоже. Ты прикольный. Когда надоест играться в вашей песочнице, приходи к нам.
Медитация XII. Взращивание
Лиам проснулся и вздрогнул от холода, сжал онемевшие пальцы на ногах и как мог закрутился в одеяло. Окно было открыто настежь, холодный ночной воздух носился по его убежищу. Лиам хотел встать и закрыть окно, но вдруг увидел в движение в темноте. Его руки потянулись за пистолетом, но на полпути замерли.
Свет луны и освещение фонарей с пристани выхватили пухлого голого мужичка с залысиной. Он сидел на стуле и покачивался, стул ритмично поскрипывал.
— Оно звало меня. Не затыкалось. Выползло из темноты. Я не мог прекратить. Оно не затыкалось. Звало меня. Я был в темноте не один. Ты не должен был убивать меня. Ты не должен был убивать меня. Ты не должен был убивать меня. Оно выползло из темноты и хотело забрать. Пожалуйста, не стреляй. Оставь меня в покое. Оно выползло из темноты. Я не мог прекратить. Оно не затыкалось…
Руки и разорванное лицо убитого рэднека из школы мелькнули из темноты, вцепились в одеяло и поползли вверх, на Лиама. Мертвец хрипел, дышал надрывно, а глаза его человеческие светились ненавистью неуёмной и непримиримой.
Лиам проснулся. Стул был пуст. Скомканное одеяло валялось внизу. Из открытого окна задувал холодный ветер. Светало.
***
— Ты не очень-то разговорчив сегодня, Лиам.
Лиам посмотрел на Мадалин, невольно представив её в более откровенной одежде, разливающей им вино по бокалам, в сауне на каком-нибудь курорте в Альпах. Но эта мимолетная фантазия не вызвала в нём никакого возбуждения. Настроение было не то.
Он всё ещё чувствовал холодные руки мертвеца у себя на коже. Конечно, ему не до фантазий и болтушек. Сны становятся проблемой. Об этом психологу знать не стоит. Примерно полчаса тревоги после начала бодрствования и он в норме. Он жил с этим годы и будет жить дальше, терпеть, как свой расшатанный коленный сустав или надорванную связку в плечевом суставе.
— Есть такое. Может, мне просто не о чем говорить, — выдавил из себя Лиам.
— Не о чем говорить? — почти садистским тоном процедила Мадалин, приспустила очки и одарила его обжигающим взглядом. — Ты что, Далай-лама? Нет, ты не он и близко. Думаешь, ты со всем разобрался? Всё поставил на свои места? Нет, Лиам. Нам ВСЕГДА будет о чём поговорить. Начнем с твоих снов, пожалуй. Спишь ты плохо. И не спорь. Ты уже должен был понять, что я отлично читаю людей. Что ты видишь, когда закрываешь глаза?
— Всякое дерьмо, — проскрипел Лиам.
— Отличная формулировка, Лиам. Ёмкая. И что же это за дерьмо? Откуда оно идёт, изнутри или снаружи?
— Чёрт его разбери.
— Ты грубишь Лиам. И не хочешь копать эту яму. Задумывался когда-нибудь ПОЧЕМУ ты так себя ведёшь и говоришь то, что говоришь? Мы сейчас не будем трогать твои последние потусторонние кошмары. Куда больше меня интересует то, что тебе снится без черноты.
— Да, понятия я не имею, — буркнул Лиам, пытаясь не подавать вида и не смотреть в глаза Мадалин.
— Лиам-Лиам, — Мадалин придвинулся ближе, их колени соприкоснулись, её рука легла ему на бедро. — До Ордена я работала с очень тёмными вещами, видела по-настоящему плохих и потерянных людей. Ты не один из них. Может, тебе это редко говорили или же ты уши не мыл и не слушал — ты хороший человек, Лиам. Это правда. Ты считаешь себя ничтожным и недостойным уважения, и это нормально для людей, с которыми произошли неприятные вещи. Но ты не виноват в том, что с тобой случилось и в том, как это на тебя повлияло.
— Я нормальный.
— Нормальных людей не бывает, дружок, — Мадалин усмехнулась ему, но как-то с горечью. — Знал бы ты какими делами занимаются люди из твоего личного топа «нормальных». Когда остаются одни дома. И никому об этом не рассказывают. Ты бы очень удивился. Ты ненормальный… но такой же ненормальный, как и все остальные люди. Твой случай классический в каком-то роде.
— Всё ты Вы обо мне знаете… — Лиам начал выходить из себя, Мадалин это почувствовала и сжала руку на его бедре, сменила тон на бархатный и примирительный.
— Ты потерял родителей. Очень рано. Они не успели сказать, что любят тебя достаточное количество раз. Ты не слышал, что они гордятся тобой. Они не были рядом, не защищали тебя, когда тебе это было нужно больше всего. И ты… ты не сказал им всего этого. Это так и осталось внутри тебя мёртвым грузом. Ношей, с которой ты просыпаешься каждый день, и к которой так привык, что уже практически и не чувствуешь, как она давит на тебя.
— И?
— И поэтому ты зол. Потеря — это навсегда. Вырасти без родителей — это навсегда. Всегда скучать по ним. Это больно. И с этим ничего не сделать. И поэтому ты зол.
— Зол? — усмехнулся Лиам, посмотрел на Мадалин и попытался скопировать её тон. — Да, иногда я бываю злым. Это же нормально?
— Давай будем честными, Лиам, — Мадалин впилась в его глаза. — Не будь ты зол, не будь тебе так больно, тебе было бы куда проще совладать со своим даром. Тебе бы не нужно было пытаться подавить его и бежать по лёгкой дорожке. Ты бы не стал наркоманом.
Лиам только покачал головой и опустил глаза. Мадалин сняла очки и внимательно его разглядев, приказным тоном выпалила:
— Нет? Ах, так? Давай тогда без слов. Вставай. Давай. Иди за мной.
Доктор увела его на улицу и скрылась за углом офиса. Спустя пару минут она вернулась с двумя мётлами. Лиам хотел было отпустить саркастическую шутку про ведьму и полёты на метле, но не смог сформировать ничего ценного.
— Зачем это? — с недоумением посмотрел он на Мадалин.
— Хватай. У нас ещё полтора часа сеанса. Заставь эту улицу сиять. Не торопись никуда.
— Просто подметать улицу? — удивился Лиам, но доктор выглядела серьезной.
— Да. Пока она не станет идеально чистой. Какие-то проблемы, морпех?
— Зачем это? Я не понимаю, — Лиам замер с метлой в руках.
— А тебе и не надо. Не думай. Просто выполняй задание. Как приказ. Ты же умеешь выполнять приказы?
Судя по её виду, ещё немного, и она бы начала отвешивать ему оплеухи, как когда-то позволял себе его старый сержант Мосли. А Лиам не смог бы ей ответить, наверное, даже словом. Поэтому пожал плечами и начал мести. Подобный тип заданий иногда сопровождал его в первые месяцы учебки.
Лиам ненадолго погрузился в приятные воспоминания о самом начале своей службы и вдруг обнаружил, что Мадалин тоже взял метлу и метёт улицу. Словно почувствовав его взгляд спиной, она начала говорить:
— Удивлён? Ни разу не видел, как женщина в туфлях за десять штук метёт улицы? Как бы дорого я отдала за то, чтобы это моей работой. Вставать на рассвете, когда все остальные ещё спят. Брать метлу и неспешными движениями сметать пыль в кучки, собирать её в свой совок. Наводить идеальную чистоту и порядок. Люди бы шли на работу и удивлялись, как хорошо и чисто у них на улице. И говорили бы мне «спасибо», при встрече здоровались бы со мной. Я бы желала им хорошего дня и улыбалась в ответ. Но вместо этого мне нужно вытаскивать вас с самого дна. Доставать ваши искалеченные души из той мясорубки, в которой вы остались, даже позволив своей оболочке выбраться. Мне нужно принимать решения о том, кто из вас может спасать людей, а кто сам станет для них угрозой со временем. И я не могу по-другому. Я стараюсь изо всех сил, потому что больше некому… Но я не всесильна. Я совершаю ошибки. И их ценой бывают человеческие жизни, которые до самой последней секунды будут на моей совести. Ах, Лиам, если бы ты знал! Я не хирург-травматолог, собирающий словно пазл, жертв автомобильной аварии, я не спасаю африканских детей от Эболы или Зика, я не онколог, ведущий своего пациента на схватку с самой смертью. Я мозгоправ — доктор без крови и внутренностей, единственным инструментом которого является голос. Мой слабый… и никому не нужный голос… Ты не знаешь, но у меня уже есть личное кладбище. И мне приходится жить с этим каждый день, вставать утром с этой ношей, тащить её в душ, впихивать через неё в себя завтрак, надевать эту нелепую одежду, видеть её в небе и в отраженьях дорожных знаков, приходить с ней на эту работу. Потому что я не могу переложить ЭТО на другого человека. И поэтому… когда у меня есть хоть какое-то подобие свободного времени, я выхожу на эту улицу, беру из подсобки шершавую старую метлу, отключаю телефон и просто мету, пока тут не станет идеально чисто или у меня не прост