До вчерашнего дня.
Последний из сербов получил ещё один удар. На одной из планёрок его прилюдно обвинили в провале операции и жертвах. Как старший, он должен был сделать всё совершенно по-другому. Пока его разносили в пух и прах, Лиам не мог вмешаться. У него ещё не было голоса и веса в Организации. Йован спокойно выслушал все обвинения и согласился. Его отстранили от расследований до комиссии о наказании.
Лиам пытался как-то ободрить его, и… Был послан. Сербу нужно было самому во всём разобраться и найти новый способ вставать по утрам.
В чём-то его обвинение было справедливым. Но не только Йован совершил ошибку, это были просчёты многих людей. Йован не обладал достаточным опытом, не мог самостоятельно справиться с ситуацией и принять правильные решения. Это дело было слишком важным и ответственным для обычного агента. Жаль, Орден осознал это только после того, как появились жертвы.
Раньше Лиам много времени посвящал анализу боевых операций, в которых он участвовал. Изучал тактику, свои и чужие ошибки. И в следующий раз делал всё лучше. Но последний бой был совсем не таким, встречать такого противника ещё раз… не хотелось.
Много раз он прокручивал в голове схватку на старом автомобильном заводе. Шансов у них не было. Оружие было бесполезно. Не было никакой позиции, тактики или модус операнди, который бы смог повлиять на исход сражения. Нужно было сразу отступать и не вводить в бой резерв. Мясорубка. Лиам выжил чудом. И возможно, Крис погиб по вине своей гордости. Не стоило бросать вызов этой твари. Не стоило смотреть на нее так.
Глупо.
Франк получил какое-то особо важное задание, и специальный агент «Штопаный», как его называли за глаза, почти не попадался в коридорах. Полковник был вечно занят. Несколько раз они столкнулись в коридоре, смерили друг друга тяжёлыми взглядами и разошлись.
Лиаму хотелось с кем-то поговорить. Просто вывалить на этого человека всё что происходит, не стесняясь в выражениях. И ему хотелось поговорить с конкретным человеком… Точнее с Уной… о ней ведь нельзя говорить как о человеке. Хм.
Той ночью она сказала много чего загадочного и в то же время понятного на каком-то уровне. Её слова не были ложью, он чувствовал. Но сказанное никак не могло уложиться в голове Лиама. Как-то однажды он жил, но другой жизнью, не был Лиамом и они знали друг друга. И теперь встретились снова.
Теперь получается все эти истории о встречах людей, которые словно «знали друг друга всю жизнь» или «знали друг друга тысячу лет», истории о симпатии, любви с первого взгляда, притяжении — всё это может быть чем-то большим, чем киношная выдумка или забавная игра мозга, вроде чувства дежавю.
Это снова возвращает к факту, что смерть — это никакой не конец. Он пришёл откуда-то и куда-то уйдёт. Крис, Ями, Айда, Бенисио, его родители и много кто ещё, просто прибывают в другом месте, и есть шанс, пускай и маленький, что когда-то он встретит их снова.
Они не исчезли. Они ещё существуют. Они не нигде. Они где-то.
Становилось ли от этой мысли комфортно? Выглядело ли это многообещающе? Господи, нет.
Он часто думал, что умрёт от пули или осколков. Это будет героическая смерть. Выполняя свой долг. До самого конца, до последнего вздоха, до последней капли крови, как говорят.
Но по факту, сначала на адреналине, потом на вколотом морфине из личной аптечки, чувствуя только тяжесть и онемение в конечностях, он просто будет делать свою работу, зная о том, что скоро умрёт, о том, что не выберется. Ему будет спокойно, может в какой-то мере интересно и немного страшно. Но он будет спокоен.
Если будет надо — он будет стрелять. Если будет надо — будет тащить на себе или волочь из последних сил парня, которому повезло больше и есть шанс, что он выберется. Если будет надо — он бросится на гранату или прикроет кого от пули. Даже пойдет в рукопашную. Если будет надо.
По опыту его ранений — это не так больно и не так страшно. Скорее мутно и непонятно. Словно теряешь сознание от передоза, постепенно погружаешься под воду, выпускаешь из рук связь с реальностью.
А потом наступает ничего. До момента смерти, он просыпался от этого ничего, в переулке, в больнице, в притоне, в пустыне. А теперь взял и не проснулся. Всё кончилось.
Его похоронят, положат в могилу флаг, медаль за отвагу, поставят красивый крест с какой-то эпичной надписью. Его сослуживцы отдадут ему последние почести, крепко выпьют, вспомнят каким он был классным и как смешно косячил, разъедутся и будут жить своими жизнями, изредка поднимая в голове искажённые воспоминания о нём… но что дальше?
Что будет после этого момента на самом деле?
Потом, после армии, он думал, что передознётся. Будет долго хрипеть и кривляться на полу, судорожно хватать воздух, и выделять изо рта отвратную пену, словно бешеный пёс. Реаниматор взглянет на него как на кучу дерьма, пожалеет, что приехал на именно этот вызов, к обдолбанному, облёванному ничтожеству, который всё просрал. Будет бить его током и вдувать кислород, но бессмысленно. Лиам услышит команды и ругательства, писк сплошной линии кардиомонитора, хруст своих костей и те самые выдохи — судорожные и неприятные. И потом — его последний, за которым ничего не последует, и который так отличается от выдоха обычного, живого человека. И выдох реаниматора. Сокрушённый, с паузой на грани инстинктов дыхательного центра, от которого понятно, что за всей броней и юмором этого человека, который переживает подобное достаточно часто, скрывается правда — к этому нельзя привыкнуть. Каждый раз, когда на твоих глазах умирает человек, умирает и нечто в тебе. И этого становиться всё меньше и меньше.
Или всё это вообще не имеет никакого смысла, потому что после того, как его сердце остановится, и лёгкие отдадут в атмосферу последний вдох, будет что-то ещё? И он понятия не имеет что.
Тоннель? Вереница воспоминаний? Рай? Ад? Ничто?
Почему Создатель сделал это такой непроглядной тайной? И почему от этого бывает так страшно?
Может быть, у Уны есть ответы, которые бы он смог принять. Может, она знает всё это доподлинно и это не так страшно, как ему кажется. Скорее бы снова поговорить с ней.
Всё чаще и чаще ему снились странные сны, они превращались в нечто совсем уж мерзкое и тягучее, теперь после них трудно было приходить в себя. Тяжелее становилось их игнорировать, они словно кричали ему о чём-то, что он не мог понять. И это больше не было следствием его травматического опыта, психических заболеваний, ПТСР или зависимости. Это было нечто иное. Что-то стучалось с той стороны. Всё настойчивее.
И всё чаще, в тёмных углах и вдалеке Лиам замечал фигуру мальчика. Правда, конкретно перед ним страх почти ушёл. В его нынешней повседневности были вещи и пострашнее.
— Ну чё, набегался?
В холле его ждал Йован. Он перестал хмуриться и выглядел спокойным. Какой-то плохой знак.
— Чарли на парковке, у него нечто срочное. Прогуляемся, — бросил он, поприветствовав Лиама кивком.
Лиам кивнул в ответ и пошёл за ним. Забыть о душе после пробежки, ничего не говорить, держаться рядом и не давать сербу создать себе ещё проблем.
Чарли был взволнован, растрёпан и нарезал круги вокруг своего раритетного Плимута.
— С чем пожаловал? — спросил его Йован и скрестил руки на груди.
Чарли нарезал ещё несколько кругов, открыл дверцу, уселся на широкое сиденье, свесив ноги на улицу, вытер дрожащей рукой пот со лба, закурил крепкую сигарету и сделал несколько мощных затяжек.
— Парни, я не знал, что делать. Неделю назад вернулся Иниго, племянник Рамона. Сказал, что соскучился по молодняку и побудет в городе какое-то время. Он нормальный малый. Умный, жил в городе, учился, никогда не было проблем… Со своей старой компанией он так и не встретился, пропадал целыми днями. В нём что-то изменилось. Поведение, запах. Я подумал, он куда-то вляпался. Проблемы с бандитами или бросила девушка. Пока его не было, сходил до его тетки, у которой он гостил. Посмотрел его вещи. У него в сумках ноутбуки, винтовки, какие-то книги, похоже, даже взрывчатка. Понимаешь?
— И где он сейчас? — спокойно спросил Йован.
— Я пытался с ним поговорить. Он накинулся на меня.
Руки Чарли задрожали ещё больше, рывком он встал, выбросил сигарету, обошёл машину, открыл багажник и показал им связанного парня с кляпом во рту. Иниго начал брыкаться, и Чарли спешно закрыл багажник.
— Ты привёз его сюда? — поднял бровь Йован.
— А что мне было делать? Когда в прошлый раз я пытался решить вопрос тихо, всё закончилось неприятно. Поэтому и позвонил.
— Понимаешь, что будет, если я достану этого парня из багажника? — странно спросил Йован.
— Понимаю, — опустил глаза Чарли.
***
— Итак, — мягко начал Йован и вытащил кляп изо рта пленника. — Как твои дела, приятель?
Иниго огляделся, прищурил глаза от света, бьющего в лицо, и попытался вырвать хомуты, которыми был привязан к стулу.
— Какого хрена?! — заорал он.
Йован залепил ему звонкую пощечину.
— Лучше бы тебе этого не делать, — проговорил сквозь зубы парень.
— А то что? — спокойно спросил Йован. — Потеряешь контроль? Тяпнешь меня за задницу?
Йован отвернулся, выдвинул пару ящиков, достал оттуда внушительную сумку и выложил её содержимое на металлический стол. «Морозильник», куда они притащили парня, был полностью укомплектован для ведения допроса.
— И не смотри на меня так, — не поворачиваясь, кинул он Лиаму. — Это часть работы, привыкай, Мистер Добряк.
Йован достал из кучи инструментов и бутылочек массивную блестящую цепь, переплетённую с острыми шипами, и набросил парню на шею.
— Не советовал бы я тебе превращаться. Слышал, вы чувствительны к серебру. Во-первых, ты не успеешь — я пущу тебе пулю промеж глаз. Во-вторых, как только твоя шея начнет увеличиваться в размере, шипы войдут в горло, сожгут твою трахею и разорвут сонную артерию. Не самая приятная смерть. Поверь мне на слово, я уже видел такую.