Океан эмоций и десятки физических ощущений внутри тела и снаружи смутили его. Чтобы разобраться в механизмах он разложил на составляющие первое попавшееся существо — собаку. Её устройство было похожим на человеческие тела, таким же примитивным и предсказуемым механизмом. Но оставаться внутри этого механизма, смотреть на мир через его призму, чувствовать примитивные обменные химические и физические процессы, частично осознавать их нервным центром было… так волнительно и загадочно.
Впрочем, радость была недолгой. Он ещё не успел разобраться во всём, но на него уже начали охотиться. Хозяева Колеса требовали жертв, таков был основной закон этого грубого мира. Светлячки должны были убивать друг друга, неважно какого размера или формы они были, вечная жатва должна была продолжаться. Колесо забирало их теплоту, а они поглощали оставшиеся части оболочки, черпали из этого энергию, чтобы существовать дальше.
Они испытывали голод. Поначалу это чувство было ему чуждо и непонятно. Но он так долго пребывал в темноте, так долго эта темнота забирала у него тепло, так долго она пыталась поглотить его, что у него навсегда остались шрамы. Он почувствовал холод как память и как нечто, что ему необходимо исправить внутри себя. Он хотел согреться, но не телом, которому и так было тепло, а внутри. Он так же испытывал голод, пускай и иной природы.
Он знал единственный источник тепла — светлячки. Сначала он забрал тех, кто охотился на него. Поступил почти как Колесо. Но в отличие от этого механизма пыток, светлячки внутри него больше не страдали. Они отдали ему своё тепло, растворились в нём, стали частью чего-то большего. Им больше не было больно, им не надо было снова проходить через немыслимые вещи, им не надо было вечность собирать мёд. Теперь они навечно были в теплоте и свете.
И вместе с ними он становился сильнее. Искал самых ярких светлячков и забирал их. Тело и реальность вокруг едва выдерживали его накапливающуюся критическую массу, грозили разорваться. Но он копил силы для прыжка в следующее более приятное место и не думал ни о чем, кроме того, как найти следующую дверь.
На короткое время его оставили в покое, он не обратил на это внимания и зря. Светлячки вдруг напали на него с неведомой до этого силой и упорством. Он забрал многих, но атаки становились всё назойливее. Светлячки хотели лишить его сил, хотели разрушить его сосуд и придать Колесу. Безумцы.
Впервые он ощутил страх, в котором они жили практически постоянно. И в страхе он допустил ошибку. Всего на секунду покинул свой сосуд добровольно, чтобы снять ограничения, налагаемые телом, явить им свою истинную силу, чтобы убить их всех.
Тюрьма тут же утащила его в свои холодные недра. Эта она была самым опасным хищником, а он и забыл о её власти и о том, что она всё это время может быть рядом.
Второе тело в какой-то мере стало его новой тюрьмой. Но такой, как он хотел. Тёплой и полной чего-то, кроме темноты. Пускай он и не мог развернуться в полную силу, пока был скован оболочкой. В этом не было ничего страшного, ведь светлячки жили так постоянно.
Их тела были хрупкими, слабыми и ограниченными в своём развитии. Это было решаемо, правда модификации он вносил скорее по наитию, не понимая до конца, как создать на основе своего тела более совершенный и упорядоченный механизм.
Светлячки были слепы. Истинное зрение было доступно для них лишь фрагментарно, сокрыто туманом и даже ему оказывалось сложно проникать сквозь этот туман и видеть суть вещей.
Но светлячки не были глупы. Они прекрасно осознавали своё положение и постоянно искали возможности к преодолению своих недостатков. Неспособные получать информацию и ответы на свои вопросы напрямую из Общности, они придумали свою энерго-информационную сеть, где стали собирать сведенья как необходимые, так и мусор. Эта сеть в конечном итоге поможет ему разобраться в происходящем и найти дверь на следующий уровень.
Как и светлячки, он всегда находил выход.
***
Запах крови был всё ещё силён, клубился в воздухе, поднимался к небесам, выстраивая в воздухе причудливые, похожие на деревья, формы. Глаза, которые когда-то принадлежали Дэвану, смотрели издалека на руины старого автомобильного завода, где его пытались предать Колесу, и где до сих пор суетились десятки едва горящих светлячков. От них веяло беспокойством и ненавистью, они были разъярёнными пчёлами, а тело Дэвана зверём, покусившимся на их мед. Глупцы. Мёд принадлежит не им.
Его привели сюда другие светлячки, те, что внутри него, едва тлеющие, и уже почти растворившиеся. В этом месте было что-то важное. Здесь должна была быть дверь и каким-то образом эта дверь была связана с остывающей рекой крови, пролитой здесь недавно.
В эту реку рвалась и огромная, агонизирующая в его глубинах тварь, которую он поглотил. Её жаром он теперь согревался.
Кровь. Она тоже состояла из кирпичиков, имела формулу и последовательность, служила для переноса и движения энергий и информации внутри тел. Она имела силу. Словно маяк блистала в этой грубой атмосфере. Вместе с криками и грохотом, эта сила пробудила его ото сна почти век назад.
Кровь — проводник? Кровь — ключ? Но как создать дверь для этого ключа? Светлячки шептали внутри него ответы на эти вопросы, но он пока не мог в полной мере понять их.
Вокруг ощущалось тепло, но не от крови и места силы. От живых созданий, что вдруг окружили его и встали пред ним на колени.
— Привет, старый друг. Наконец-то ты выбрался из своей ямы. Мы ждали тебя, — сказало живое существо, несущее в себе черты одновременно зверя и человека.
Тело Дэвана развернулось к нему и снова приготовилось драться. Краснокожий получеловек был стар, от него веяло силой, но не угрозой.
Он бы мог поглотить десятки живых созданий, что окружили его, испить их тепло и сделать частью себя. Но странное чувство внутри не давало этого сделать. Они не были его врагами.
— Кто… вы?
Тем, что называлось голосом, было тяжело и непривычно управлять. Каждый звук, порождаемый телом Дэвана, сопровождался болью и хрипом. Внутри него что-то рвалось тонкими трещинами и бесконечно зарастало. Он был полон жидкости, мешавшей нормально помещать в себя атмосферу этого мира и рождать слова с помощью «голоса».
— Я Настас, — ответил старик. — Когда мне было тяжело, когда я умирал, ты был со мной и говорил со мной. Ты позвал меня. Ты помнишь?
— Я… не звал… вас, — прохрипело тело Дэвана.
Тепло старика казалось знакомым. Из обрывков пустоты сложился образ: волк умирает под дождем во вспышках света и грохоте.
— Ты… тоже был в темноте…
То, что называлось воспоминаниями, закрутилось в черепной коробке Дэвана. Его тело пошатнулось и упало на колени.
— Здесь снова боль… — прохрипело оно.
— Да, — ответил старик и грустно улыбнулся. — Ты привыкнешь к ней… Тогда ты спас меня. Как же мне сложно было пронести через всю жизнь благодарность за ту дождливую ночь… Жаль, моя Лилуай не дожила до этого момента. Я так долго искал тебя, так хотел сказать тебе «спасибо». Что я могу сделать для тебя, старый друг?
— Ли-лу-ай… — прошептали губы Дэвана незнакомое слово, и он всмотрелся в глаза старика.
Над зелёной равниной вспарил молодой ястреб. Равнина была бескрайней, редкие деревья, скалы и мелкая речушка терялись в ней, как в океане. Равнина была плодородной. Дождь и солнце любили эту равнину, как свою младшую сестру. Сто поколений до рождения старика на ней всходили киноа, кукуруза и бобы. Сто поколений, даже во время чумы, и когда пришли белокожие, предки старика жили здесь в мире и в мире же умирали.
Это была их земля. Это был их дом. Место, где они были счастливы находиться.
Молодой и сильный ястреб камнем упал вниз, едва коснулся земли, расправил крылья и снова воспарил вверх. В его когтях была добыча. Он оставил на земле перо, бело-чёрное и красивое. Человек с красно-белыми чернилами на лице проводил ястреба взглядом, подобрал его перо и показал своей женщине, гладившей уже заметный живот. Женщина улыбнулась ему и вставила перо себе в волосы.
Спустя поколение, ребёнок женщины потерял это перо в бескрайней равнине, по пути от реки. Молодой охотник из другого племени, племени людей-волков, нашёл перо в капельках крови, оставленных оленем, который должен был стать его добычей.
И вслед за оленем он нашёл хозяйку пера, искавшую его в траве. В тот момент, когда он увидел её, светлячок внутри него разгорелся словно уголёк, на который дул ветер. Он замер, боясь спугнуть её, словно это она была оленем, за которым он шёл уже долго и которого не мог отпустить. Он выронил ружьё, показал ей руки с раскрытыми пальцами ладонями вверх, улыбнулся, отдал перо и так и остался в долине.
На земле, которая стала его домом. Он покидал этот дом лишь дважды. Когда его почти насильно забрали кормить Колесо, и когда Колесо забрало у него Лилуай и долина перестала быть для него домом.
Вот что значило имя светлячка.
Колесо причинило старику боль. Колесо показало ему теплоту и лишило её. Старик снова хотел оказаться в долине, что была его домом. В долине, где была Лилуай. А если это невозможно, старик хотел, чтобы не было ничего.
Он не звал хозяев Колеса. Он знал, что они слепы и глухи к его молитвам. Он знал, что он лишь корм для них. Но теперь, глядя на то, что было в теле Дэвана, он испытывал «надежду».
Светлячки слетались на него, словно на раскалённую спираль лампочки, ослеплённые светом, они хотели стать его частью, не зная, что могут сгореть. Так светлячки пытались стать сильнее. Сильнее, чем Колесо. Их желания схожи, их траектории пересекаются, ему нужно их тепло, им — его. Все они хотят уйти отсюда и оказаться в своёй долине.
Так же как и он, они заперты в тюрьме и страдают. И он чувствует к ним то, что они называют «состраданием». Он может вывести их отсюда. Если сам найдёт выход.
— Сколько раз ты рождался тут? — спросило тело Дэвана, пытаясь разобраться в потоке видений и чувств.
— Я не знаю, — тихо ответил старик.