Давай.
Делай.
Выполняй, младший сержант Гадот.
Слышишь меня?
У тебя хорошо получается. Нет, не двигай ногами, держи их ровно, и головой не двигай. Скоро дышать станет легче, судороги и слабость уйдут.
Ещё выстрел. Сменил позицию. Глушитель. Отблесков нет, тонировал прицел. Умная мразь. Где же ты?
В грудь ударили. Словно он провинился перед сержантом Мосли и тот, не сдержавшись, выпрямил ему натренированную тысячами таких ударов ногу в солнечное сплетение. Как же сложно.
Лениво и почти не контролируя тело, Лиам перекатился вбок, сел на колено, трясущимися руками воткнул патрон, повозился и справился с тяжеленным и непослушным затвором, опустил винтовку к ногам, поднял голову вверх, замер.
Выдохнул.
Сержант Мосли был очень недоволен. Его вывели из себя. Он занервничал и потерял самообладание. Он не должен так себя вести, это не законно, но, чёрт дери, это работает, потому что Лиам стал мужиком. Он ещё раз ударил Лиама в плечо, но уже слабее, по касательной… Вот и движение, ты выдал себя. Да, парень, ты не ожидал увидеть ещё одну винтовку с прицелом на этой улице, ты не готовился к дуэли. Ты застыл, ты ошибся. Ты проиграл.
С крыши, которую он должен был занять, выпорхнуло горящее тело. Даже покричать не успел, слишком большой калибр. Обычно люди долго горят, если в них попадает такая пуля, они всё чувствуют. Но не в этот раз.
— Эй, малой, ты в норме? — склонился над ним и прокричал в ухо Франк.
Лиам лежал на земле, куда его отбросило отдачей, из головы текла кровь, он отключился на какое-то время.
— Не очень выглядишь, бро, — прокомментировал Франк и хлопнул его по плечу. — У тебя есть что-нибудь пожрать? Да ладно, не смотри на меня так, шучу же. Мы тут собираемся главного валить, могу тебя подтащить поближе, посмотришь хоть. Не? Утомился? Ну… полежи тогда.
Пока Лиам пытался подняться, у него, словно у бешеного пса, пошла пена изо рта.
— Не, крыша больше не нужна, остынь. Мы прошли, я расчистил путь, — Франк увидел направление его взгляда. — Я тебе сейчас укольчик сделаю, а ты посидишь тут… ну до исхода, в общем.
Лиам помотал головой, чуть отполз, прислонился спиной к стене и старался снова не упасть.
— Не хочешь? Ну ладно, мы вперёд пойдём, а ты все-так посиди немного. Скоро валькирии принесут тебе холодные напитки. Шучу. Ты просто не закрывай глаза и старайся держать голову прямо, хорошо? Доверься нам. Я подкачался и стероидами закинулся, как обиженный олимпиец. На рекорд сегодня пойду.
Франк улыбнулся ему жутковатой улыбкой, мягко хлопнул по плёчу и отвернулся. Мимо Лиама прошла процессия, разношёрстная, похожая скорее на цирк уродцев, чем на группу специального назначения. Они несли на себе ящики и оружие, но не особо-то и торопились. Лиам на секунду потерял контроль, голова упала на грудь, и он тут же поднял её. Уродцы испарились, как их и не было. Татуировка раскалялась всё сильнее и сильнее.
Голова была очень тяжёлой, тошнило. По нему влупили из какой-то охотничьей винтовки или карабина, но мелкого калибра. Это объясняет, почему он всё ещё жив и сейчас проблюётся. Его размазало, как от хорошей дозы героина бодяженного с каким-то ватным дерьмом. По старой памяти какая-то больная ублюдочная часть его организма признало это даже частично приятным и расслабляющим. Свинец нихрена не стоит. Героин стоит дохрена. Можно было просто пустить себе пулю в лоб ещё тогда.
Мальчик снова был рядом и смотрел на Лиама с осуждением. Показывал на свой лоб, мол, ему-то больше досталось. Маленький говнюк. Вот бы он скрылся с глаз навсегда.
Но он прав. Выстрелы всё ещё звучат. Кто-то умирает от пуль, кто-то от когтей, кто-то бросается на самого здорового ублюдка, как загнанная в угол дворняга на питбуля. Бомбардировщики уже в воздухе, идут по большой дуге, на низкой тяге, готовые поменять режим ожидания на боевой заход. У них не так много топлива. Чуть больше, чем нервов у верхушки Ордена, которая держит палец на кнопке активации ядерных зарядов.
Нехорошо тут отсиживаться. Вставай. Может, ты уже мёртв и держишься только благодаря уколу «черноты», но это не значит, что твоя работа окончена. Давай, Супермен. Вставай. Не такой уж ты и тяжёлый, мешок ты с дерьмом. Вставай, морпех. Младший сержант Гадот, оторвать свою задницу от асфальта! Немедленно! Сэр, да, сэр.
Сэр, есть, сэр!
Айда стала тяжелее, чем все морпехи и солдафоны, которых он вытащил из пекла на своём веку. Он скрючился в три погибели, опёрся на неё, как на костыль, и брёл за мальчиком. Не хотелось бросать её тут. Да и чем ещё стрелять? Пахло дымом, пылью, потом, кровью и палёным мясом от его тлеющей защиты.
Вокруг всё ещё было тихо. Татуировка почти перестала ощущаться, её словно вырезали ножом. Лишь какой-то холод в груди, за ушами, у горла и на затылке. Поэтому у обычной пехоты не хватало духу подойти ближе. Приказ и план операции тут не причём. Ни его парни, ни культисты не горят желанием попасть под горячую руку своего хозяина. Они жопой чувствуют… Всё, кто имел хоть толику разума, убрались подальше, когда внутри старого цеха снова пошла в ход божественная сила.
Жаль Лиам не из их числа.
Немного отпустило. Тело казалось чужим, удивлённым и не понимающим, что ему делать. Готовится к смерти? Бороться? Отдыхать? Выключится? Дальше чеканить шаг?
Лиам не знал ответ. Впереди показались уже знакомые покосившиеся двери с выцветшей краской. Он уставился на кучу обломков сбоку в стене, где он нашёл Ями. За углом должна быть лестница, с помощью которой Вольк попал на второй этаж, в техническую зону. Посмотрим, хорошо ли он выбрал позицию в прошлой схватке.
Ноги еле хромали, спина и шея стонали, каждый шаг, словно он взбирается по снегу к вершине Эвереста. Слабые руки не слушались и не хотели держаться за хлипкие, проржавевшие до трухи, поручни. Целую вечность он карабкался вверх. Там, наверху, он уже не мог стоять и проник через дыру ползком.
Татуировку больше не жгло. Это многострадальное место на его груди теперь ощущалось дырой, проходящей насквозь, и края её были ледяными. Тело очень не хотело находиться здесь. Вместо страха внутри он чувствовал что-то вроде надувного бассейна с холодной водой, который всё наполняют и наполняют, и который вот-вот лопнет.
Но…
Его цель здесь.
То, что было Дэваном, напомнило ему разозлённого скорпиона, загнанного в угол, уродливого, шипящего, выкидывающего жало и семенящего лапкам. Он отбивался от пятерых громил-сурийцев, а «отряд контрмагов» стоял поотдаль, почти и не укрываясь за колоннами, словно топла школьников, решивших посмотреть на драку после уроков.
Совсем глупое зрелище, в сравнении с разносом центра и обрушением небоскрёбов. Посохи, увенчанные острыми коронами из осколков минерала, по причудливым траекториям и с жуткой скоростью обрушивались на Дэвана. Он защищался, как мог, то выставлял блоки, то уворачивался, то просто принимал на себя удар. Его кожа то и дело лопалась в месте ударов, обнажая кости и оголяя мясо, но раны тут же закрывались. Он отвечал на атаки быстрыми, но корявыми оплеухами, двигаясь словно марионетка, путающаяся в собственных ниточках.
Сурийцы бились храбро и не оставляли попыток. Ударяли по нему словно единая машина, невообразимым образом координируя общую атаку и не мешая друг другу. Они напоминали то построение римских легионеров, то свалку из американских футболистов, то взлетающую вверх группу поддержки, то что-то, что он не мог вообще ни с чем сравнить. Их удары были мощными, разящими прямо в цель, без всяких обманок и финтов. На смерть. От их взмыленных тел шёл пар, но они не высказывали ни малейшего признака усталости.
Голова Дэвана раскрывалась словно цветок и пыталась достать их пастью, они отпрыгивали и разрывали дистанцию. Когда из спины Дэвана показывалась уродливая длинная рука, они выставляли ей на встречу своё оружие. Иногда Дэван замирал, словно в недоумении, пытался применить свои магические трюки, на которые сурийцы вообще никак не реагировали. И в такие моменты ран на его теле становилось больше.
Всё-таки нашли на него управу? У сурийцев иммунитет к его штукам?
Дэван ничего не может с ними сделать. Поэтому сам всё чаще разрывает дистанцию и бежит.
На лице Лиама появилась злорадная усмешка. Какой же ты бог, если бежишь от туземцев с дубинками? Какой же ты бог, если с тебя свисают лоскуты мяса, и ты истекаешь кровью?
Страшно тебе, бог?
Богу не было страшно. Его мысли были заняты совсем другим. Пока его тело отбивалось от назойливых пчёл, он пытался решить уравнение и найти выход.
Тех пятерых, что истязали его, он не видел. Они были скрыты, словно дымкой и мелькали мутными пятнами перед смертными глазами Дэвана. Его сила не действовала, эти создания были отлиты из очень твердого камня и он не мог сдвинуть их естество.
Кто создал их такими плотными?
Зачем?
Чтобы досадить ему?
Вокруг становилось всё теплее. Хищная бездна, которая всё ещё охотилась на него и хотела вернуть в своё бездонное брюхо, теперь раскалялась от нестерпимого жара и рвалась по швам. Ей не удалось поглотить огнекрылого Кезефа, и он тоже пытался совершить побег.
Дэван ощутил спиной что-то совсем неприятное, даже по его меркам, и на мгновение обернулся. Человек, с разорванным когда-то лицом, выпустил ему в спину чёрную стрелу из сияющего лука. Заострённый снаряд неглубоко вошёл в его кожу, и бог почувствовал в теле Дэвана кого-то ещё. Стрела оказалось червём, который быстро прогрыз себе путь вовнутрь и теперь впитывал его силу. Очень далеко, на горизонте, он почувствовал металлических птиц, как те, что больно ужалили его с неба. Они приближались.
Всё это очень обременительно.
Ещё хуже, чем в прошлый раз. Нет. Он не повторит ошибку, не подастся злобе и негодованию, не покинет сосуд полностью, будет довольствоваться лишь самым краешком своего сознания, которое видит так мало и так мало может применить силы. Дождётся, пока пчёлы устанут и растратят все свои жала. Убьёт их, и будет убивать сколько нужно. Будет кормить ими Колесо, раз они так настаивают. Пока не найдёт выход.