На ниве большевистской диктатуры,
Так станет куртуазный маньеризм
Синонимом большой литературы.
Поэзия воспрянет ото сна,
От ересей избавленная враз мной,
И будет у нас партия одна
И называться будет куртуазной;
И примемся врагов уничтожать,
Партийную цензуру учредив, мы,
Поэтов-диссидентов всех сажать,
Начав с поэтов, пишущих без рифмы;
Поклонницы разделят их юдоль,
Подобно декабристкам образцовым,
В концлагере обритые под ноль
Магистром, тьфу! – министром Степанцовым;
И по программе школьной ребятня,
Не забивая мозга дребеденью,
Пусть ежедневно учит из меня
Одно, нет, лучше три произведенья;
И маньеризм наступит развитой
В итоге прогрессивной столь реформы,
На плебс немытый низойдет святой
дух красоты, гармонии и формы;
И Нобеля потребую тогда
Ультимативно у Европы ржавой,
А станет целку корчить, не беда –
Мы ядерной являемся державой!
2002
174. ПОЭЗИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ГЛУПОВАТА
Умничанье – жанр непопулярный,
Слишком умный жалок рифмоплет.
Плох поэт, который регулярной
куртуазной жизнью не живет.
Мудрые его стихотворенья,
Что его лишь тешат самого, –
Форма самоудовлетворенья,
Коего не терпит естество.
Публика должна быть у поэта,
Что, поэт, нудишь, как Лев Толстой?
Ты один останешься, а это
Может вредный порождать застой.
Не уподобляйся же медведям,
Собственную лапу что сосут
(Это Гете так сравнил, заметим),
А являйся публике на суд!
Публика помочь тебе могла бы,
Так твори же, публику любя,
Чем сосать, сродни медведю, лапы,
вымя или что там у тебя...
2002
175. Если ваш недруг, скотина такая
Если ваш недруг, скотина такая,
Зло причинит вам, вы масла в очаг
Не подливайте, ему потакая,
Не распускайте ни рук, ни нунчак.
Если по левой щеке он вам врежет,
Зубы круша коренные во рту,
Плюньте на хруст на зубовный и скрежет,
Правую щеку подставьте скоту.
И, не вступая в полемику с психом,
Молвите, встретив растерянный взгляд,
С кротким участием в голосе тихом:
– Руки-то целы? Не сильно болят?..
Тут угрызенья нахлынут на сволочь,
Словно цунами на остров Хонсю,
И он постигнет, нырнув в них как в щелочь,
Меру отвратности собственной всю.
В стены начнет он стучать головою,
Плача о том, как жестоки вы с ним;
Станет кататься он по полу, воя,
Острой к себе неприязнью казним.
Вы же, с садистской улыбкой взирая,
Лишь облизните в экстазе уста
И оцените в преддверии рая
Всю красоту парадоксов Христа.
2002
176. ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
(Фрейдо-исторические очерки)
Жил Александр Македонский на свете,
Очень силен был, воинствен и смел,
Волей большой отличался к победе,
Кою одерживать классно умел.
Сам одержим был, анналам согласно,
Блажью весь мир ухватить за бразды,
А остальные земные соблазны
Якобы были ему до балды.
Что он на баб реагировал вяло,
Тот же Плутарх отмечал в дневниках.
Явно никак у него не стояло
В списке великих дел баб, ну никак!
Больше всего же любил он, заметим,
Персов своею фалангой мочить.
Им, возглавляемым Дарием Третьим,
Много пришлось от него получить.
Наша гипотеза в том, что причина
Той агрессивности – жажда любви.
Нравился Дарий ему как мужчина,
А со взаимностью вот – селяви!
Чем он, построив гоплитов фалангу,
Выиграл при Иссе решающий бой?
Тем лишь, что к Дарию лично по флангу
Стал прорываться, рискуя собой!
Да, но... зачем? Чтоб убить полководца?
Было ль то тактикой, вот в чем вопрос!
К Дарию Третьему, как нам сдается,
Парня толкал сексуальный невроз.
В том и успех предприятий столь смелых,
Что Александр за любовь воевал.
Вспомним сражение при Гавгамелах
И как впоследствии он горевал!
Цареубийцы же Дария скрыться
Были возможности им лишены!
Что характерно – не тронул как рыцарь
Дария военнопленной жены!..
Завоевавши Персидское царство,
Он, чей был жребий в любви так жесток,
В качестве как бы, ну что ли, лекарства
Новый предпринял поход на восток.
Он бы и в джунгли Вьетнама залез, но...
В Индии им покорен был царь Пор.
Стал ли он счастлив? Бог весть. Но известно,
Что не ходил он в походы с тех пор...
В детстве Темучина часто обижали,
Обзывали чуркой, по башке лупя;
Заковав в ошейник, на цепи держали,
Словом, некорректно с ним вели себя.
Он бежал из плена и собрал ватагу
Сущих отморозков из окрестных сел,
Каковых гоняя в конную атаку,
Не щадил ни женщин, ни детей, козел.
Как-то раз над вражьим телом бездыханным
Он решил, почетом плотно окружен:
"Стану-ка отныне зваться Чингисханом,
Истому артисту псевдоним нужон!.."
Он богатств награбил на большую сумму,
А чуть позже в брачный угодил аркан,
Сочетнувшись с грымзой, что ему подсунул
Папенька той грымзы, дружественный хан.
Девку, впрочем, вскоре увели как лошадь
подлые меркиты (вот ведь дурачье!)
Приказав найти их и омужеложить,
Чингисхан обратно взял добро свое.
Но сперва, не зная местонахожденья
краденой супруги, наломал он дров,
Свято пребывая в ложном убежденьи,
Что ее угнали чуть ли не в Саров.
Не найдя сначала женушку в округе,
Взял, не рассуждая, ноги в руки он
И объехал с войском в поисках подруги
Южно-Азиатский целый регион.
Побывал он в Сисе (штат такой в Китае),
Прочесал Камбоджу, даже Аомынь,
По пути за женщин как бы не считая
Явно перспективных свеженьких рабынь.
То ли в Чингисханше было нечто, то ли
Детские сказались травмы головы,
Но скорей второе – бабы-то в неволе
Ласковей, покорней! Хоть и лгут, увы...
Ну, когда он, в общем, со своей дружиной
В двух шагах от дома смог ее отбить,
Поисковой, им же созданной, машины
Было невозможно уж остановить.
Смысл того урока нам предельно ясен:
Где мужик вменяем как бы не вполне,
Там он социально попросту опасен,
Ежели зациклен на своей жене.
Наполеон был маленького роста,
Коротконог, застенчив и пузат;
Смешил всех женщин ну до колик просто
Его гипертрофированный зад.
Когда ему хотелось Жозефину,
Ее хватал он нервно за жабо,
А та в ответ смеялась, скорчив мину:
– А генералом стать сперва – слабо?..
Он звездочку добыл – большое дело! –
Взяв артобстрелом городок Тулон,
И выиграл на бесплатный доступ к телу
У Жозефины разовый талон.
Но услыхал, вскочив на табуретку:
– Слабо стать императором, дружок?..
Он вздрючил австрияков при Маренго
И стал им, чем поверг Европу в шок.
Реализуя пропуск в Жозефину,
Полученный им за Аустерлиц,
Он новый получил заказ и двинул
До русских государственных границ.
Он сам давно точил на русских зуб, но
Суворова, к примеру, избегал,
Остерегаясь, и вполне разумно,
Как тот ему б чего не отстрогал.
Но Александр Васильевич уж в бозе
давно почил, а правила игры
не изменялись: – Ну давай, не бойся!
Ты император или хрен с горы?..
И совершил большую он ошибку –
Пошел-таки, придурок, на восток,
Послушавшись тщеславную паршивку.
Известен эпопеи той итог.
Подходы к Жозефине стали редки;
Он проиграл финал при Ватерло(о),
И та его спихнула с табуретки –
Мол, ты не император, а фуфло(о)!..
Потом, на островке Святой Елены,
Где отдыхал он, следует сказать,
Уже сугубо как военнопленный,
С тоски он мемуары стал писать
И, горького не сдерживая смеха,
Поправку внес в концепт, хлебнув вина:
"Нет, женщина – не воина утеха.
Занятье для бездельников она!.."
В молодости Гитлер был Адольф Шикльгрубер,