Никто из присутствовавших в палатке тоже не видел рога.
— Так, — сказал Джошуа наконец. — Тогда будем искать его — но только без лишнего шума. Если среди нас есть предатель или просто вор, мы не должны дать ему понять, что это такая ценная вещь, а иначе нам никогда не вернуть рога.
Адиту снова рассмеялась, но на этот раз смех ее прозвучал шокирующе неуместно.
— Извините, — сказала она, — но никто из зидайя никогда не поверит этому. Потерять Ти-туно!
— Это не смешно, — нахмурился Саймон. — А ты не можешь использовать какое-нибудь волшебство, чтобы понять, где он находится?
Адиту покачала головой:
— Так не делается, Сеоман. Когда-то я уже пыталась объяснить тебе. Я сожалею, что смеялась, и помогу в ваших поисках.
Не похоже, чтобы она очень огорчилась, подумал Саймон. Но если он не понимает даже смертных женщин, где ему надеяться хотя бы за тысячу лет понять женщину-ситхи?
Собравшиеся медленно выходили из шатра Джошуа, тихо переговариваясь. Саймон подождал Мириамель. Когда она появилась, он пошел рядом.
— Значит, они собираются вернуть Камарису его воспоминания. — Мириамель выглядела расстроенной и усталой, как будто плохо спала прошлой ночью.
— Если только рог найдется, я полагаю, мы попробуем, — втайне Саймон был очень доволен, что Мириамель была в палатке и видела, как сам принц кое о чем советуется с ним.
Мириамель обернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, вид у нес был сердитый.
— А что если он вовсе не хочет получить обратно эти воспоминания? — спросила она. — Что если он счастлив сейчас, счастлив впервые в жизни?
Саймон был ошарашен и не смог быстро придумать ответа. Они молча шли через поселок. Наконец Мириамель попрощалась, сказав, что хочет погулять одна. Саймону осталось только без конца обдумывать ее слова. Выходит, у принцессы тоже есть воспоминания, которые она счастлива была бы потерять?
Джошуа стоял в саду за Домом Расставания, когда его разыскала Мириамель. Он смотрел в небо, на длинные ленты облаков, похожие на разорванное полотно.
— Дядя Джошуа!
Он обернулся.
— Мириамель. Рад тебя видеть.
— Ты рад, что пришел сюда, правда?
— Думаю, да, — он медленно кивнул. — Это хорошее место для размышлений. Я слишком беспокоюсь о Воршеве — о ребенке и о том мире, в котором ему предстоит жить — чтобы уютно себя чувствовать в большинстве случаев.
— И тебе не хватает Деорнота?
Джошуа снова обратил взгляд к затянутому облаками небу.
— Не хватает, да. Но, что еще важнее, я хочу, чтобы принесенная им жертва не оказалась бессмысленной. Если наша победа над Фенгбальдом что-то изменит, мне будет, легче смириться с его смертью. — Принц вздохнул: — Он был совсем молод в сравнении со мной — ему не было и тридцати.
Мириамель долго в молчании смотрела на дядю, прежде чем заговорить.
— Я хотела просить тебя об одном одолжении, дядя Джошуа.
Он протянул руку, указывая на одну из полуразрушенных каменных скамеек.
— Присядем. Пожалуйста, проси, чего хочешь.
Она глубоко вздохнула.
— Когда ты… когда мы войдем в Хейхолт, я должна буду поговорить с отцом.
Джошуа наклонил голову и так высоко поднял брови, что его бледный лоб собрался в складки.
— Что ты имеешь в виду, Мириамель?
— Перед последней битвой придет время, когда ты будешь говорить с ним. Я хочу быть при этом.
Джошуа помедлил.
— Я не уверен, что это разумно…
— И, — продолжала Мириамель, решив сказать все до конца. — Еще я хочу поговорить с ним наедине.
— Наедине? — Принц смущенно покачал головой. — Мириамель, это невозможно. Если мы осадим Хейхолт, твой отец окажется в отчаянном положении. Я не смогу оставить тебя одну с ним — он сделает тебя своим заложником!
— Это неважно, — упрямо сказала принцссса. — Я должна поговорить с ним, дядя Джошуа. Должна!
Джошуа удержался от резкого ответа; когда ои заговорил, голос его звучал мягко.
— Почему ты должна, Мирамель?
— Я не могу сказать тебе. Но я должна. Это может что-то изменить — очень сильно изменить!
— Тогда объясни мне, племянница. Потому что в противном случае я могу только отказать тебе. Найдя допустить, чтобы ты оставалась наедине со своим отцом.
Слезы заблестели в тазах принцессы. Она сердито вытерла их.
— Ты не понимаешь. Только я могу говорить с ним об этом. И я должна сделать это! Пожалуйста, Джошуа, пожалуйста!
Мучительная усталость была на лице принца — печать многих тяжелых лет.
— Я знаю, что это не пустой каприз, Мириамель. Но забота о жизнях сотен, может быть даже тысяч людей не давит на тебя, заставляя принимать определенные решения. Если ты не можешь рассказать мне о том, что считаешь таким важным — и, я думаю, веришь, что это действительно так — я конечно не смогу позволить тебе рисковать ради этого своей жизнью и, возможно, жизнями многих других людей.
Она пристально посмотрела на него. Слезы высохли, их сменила холодная, бесстрастная маска.
— Прощу тебя, измени решение, Джошуа, — она показала на каменную пирамиду над могилой Деорнота. Несколько травинок уже пробивались между камнями. — Вспомни своего друга и все то, что ты хотел бы сказать ему.
Ои расстроенно тряхнул головой. На солнце было видно, что его волосы уже начинают редеть.
— Во имя крови Эйдона, я не моху допустить этого, Мириамель. Ты можешь злиться, но ведь ты и сама понимаешь, что у меня нет другого выбора. — Его голос стад немного холоднее. — Когда твой отец, наконец, сдастся, я сделаю все возможное, чтобы ему никто не причинил вреда. Если это будет в моей власти, ты сможешь поговорить с ним. Это большее, что я могу обещать тебе.
— Да, но тогда будет уже слишком поздно. — Она поднялась со скамьи и быстро пошла через сад.
Джошуа проводил ее взглядом; потом, неподвижный, как каменная статуя, он наблюдал за воробьем, ненадолго приземлившимся на каменную пирамиду. Сделав несколько прыжков и весело чирикнув, птица улетела. Джошуа снова обратил взгляд к плывущим облакам.
— Саймон! — Он обернемся. По сырой траве к нему спешил Сашфугоп. — Саймон, могу я поговорить с тобой? — тяжело дыша, арфист натал юношу. Он был растрепан, а наспех наброшенная одежда не допускала и мысли о едином цвете или стиле, что было крайне необычно; даже в полупоходных условиях Нового Гадринсетта Саймон никогда не видел музыканта таким неопрятным.
— Конечно.
— Не здесь. — Сангфугол испуганно огляделся, хотя вокруг никого не было видно. — Где-нибудь, где нас никто не услышит. Может быть, в твоей палатке?
Саймон удивленно кивнул:
— Если хочешь.
Они пошли через палаточный город. Кое-кто из людей махал им или просто приветствовал. Сангфугол каждый раз вздрагивал, как будто все они таили в себе страшную опасность. Наконец они дошли до палатки Саймона и обнаружили Бинабика, который как раз собирался выйти. Натягивая подбитые мехом сапоги, тролль дружелюбно болтал о пропавшем роге — поиски продолжались уже три дня и все еще ни к чему не привели — и на разные другие темы. Арфисту явно хотелось, чтобы тролль поскорее ушел; Бинабик не мог не заметить этого. Он резко оборвал разговор и удалился, чтобы присоединиться к Джулой и носителям свитка.
Как только он вышел, Сангфугол с облегчением вздохнул и, не обращая внимания на грязь, опустился на пол палатки. Саймон начинал беспокоиться. Что-то было не в порядке.
— В чем дело? — спросил он. — Тебя что-то испугало?
Арфист наклонился поближе, он говорил совсем тихо, почти шептал:
— Бииабик говорит, что они все еще ищут этот рог. Он, кажется, очень нужен Джошуа.
Саймон пожал плечами.
— Никто не знает, будет ли от него какой-нибудь толк. Это нужно для Камариса. Мы надеемся, что нам удастся таким образом вернуть ему разум.
— Бессмыслица, — арфист пожал плечами. — Как рог может сделать что-то подобное?
— Не знаю, — нетерпеливо сказал Саймон. — Ты об этом так спешил со мной поговорить?
— Представляю, как рассердится принц, когда найдут вора.
— Он просто повесит его у Дома Расставаний, — раздраженно начал Саймон и осекся, увидев побелевшее лицо арфиста. — Что случилось, в конце концов? Милостивый Эйдон, Сангфугол, это ты, что ли, украл его?
— Нет, нет! — визгливо вскрикнул арфист. — Это не я, клянусь!
Саймон пристально смотрел на него.
— Нет, — сказал наконец Сангфугол дрожащим голосом. — Но я знаю, где он.
— Что?.. Где?!
— Он у меня в палатке, — арфист произнес это ровным голосом мученика, приговоренного к смерти, который в последний раз обращается с мольбой к своим палачам.
— Как это может быть? Он в твоей палатке, и ты его не брал?
— Милость Эйдона, Саймон, клянусь, нет! Я нашел его в вещах Таузера после его смерти. Я… Я любил этого старика, Саймон. По-своему. Я знаю, что он пьяница и что иногда мне больше всего хотелось вбить его старую голову в плечи. Но он был добр ко мне, когда я был мальчиком… и, будь оно проклято, мне не хватает его.
Несмотря на искреннюю боль в голосе арфиста, Саймон уже снова начинал терять терпение.
— Но почему ты взял его себе? Почему ты никому не сказал?
— Я просто хотел иметь что-то из его вещей, Саймон. — Он выглядел пристыженным и несчастным, как мокрая кошка. — Я похоронил с ним мою вторую лютню. Я думал, он не стал бы возражать… Я думал, это его рог! — Он потянулся, чтобы схватить Саймона за руку, но на полдороге остановился и отдернул руку. — Потом, когда я понял, о чем весь этот шум и поиски, мне было страшно признаться, что рог у меня. Могли подумать, что я украл его у Таузера, когда он умер. А я никогда не сделал бы ничего подобного, Саймон!
Мгновенная злость Саймона уже угасла. Арфист, казалось, вот-вот расплачется.
— Ты должен был все рассказать, — мягко сказал юноша. — Никто не подумал бы о тебе плохо. А теперь лучше нам пойти и поговорить с Джошуа.
— О нет! Он рассвирепеет! Нет, Саймон, давай я Просто отдам его тебе — а ты скажешь, что где-то нашел его. Ты будешь героем.