на огонек в это святилище партийной номенклатуры. Исключительно редко появлялся в здании Секретариата ЦК. Связь предсовнаркома с аппаратчиками Цека ограничивалась главным образом разговорами по телефону.
В гражданскую войну работников Цека заряжала нервирующая обстановка всего Секретариата. В условиях мирного времени обстановка меняется буквально и фигурально. В 1920 году Секретариат переехал по соседству со старой квартирой в новое хорошее здание на Воздвиженке, дом 5. Аппарат ЦК освободил себя от хозяйственных забот, возложив таковые по части жилья своим работникам, ремонта, транспорта и проч. на хозотдел ВЦИК. Уже во время ответсекретарства Молотова в кабинетах на Воздвиженке началось некоторая перестройка стиля работы в благотворном бюрократическом направлении, а после прихода Сталина и его людей аппарат ЦК вообще чудесно преобразился. Как будто бы сама весна оплодотворила и одухотворила свежие побеги циркулярной и директивной целлюлозы. В ЦК закипела, забурлила аппаратная жизнь, расцвела информационно-инструкторская деятельность: циркуляры, совещания, разъезды — «курьеры, курьеры, десять тысяч одних курьеров». В ЦК с 1 мая 1922 по 15 января 1923 года, менее чем за год, было получено 13 674 протокола, 1 737 отчета, 324 сводки и 6 337 единиц разного другого информационного материала. Со своей стороны ЦК почтил места 141 циркуляром орг-партийного и иного важного направления[430].
До прихода Сталина работа и делопроизводство отделов Секретариата находились еще только в состоянии налаживания профессиональной работы, полном случайностей и дилетантизма. Ревизионная комиссия ЦК подчеркивала несистематичность и неаккуратность ведения дел в аппарате ЦК. Дело находилось еще в таком виде, что недалеко ушло от памятной записной книжки Свердлова и от того периода работы, когда все определялось только личными знакомствами и отношениями[431]. За свою приверженность к учету и систематизации, проявившуюся в работе аппарата, Сталин за глаза получил прозвище «товарищ Картотеков». Все для удобства и полноты учета архивировалось в скупые точные определения и заносилось на карточки. Увлечение картотеками началось еще при Молотове. Заводились показательные карточки не только на отдельных функционеров, но и на парткомы и целые губорганизации РКП(б). Основная статистика, характеристика работы губкомов умещалась на карточках — это были те же сводки, но в сокращенном виде[432]. Стиль работы Молотова точно соответствовал его внешнему облику: «Неуклюжий, медлительный мужчина, лет сорока, преисполненный сознания своего значения и власти». Трудолюбив и усидчив, его в партийных кругах прозвали "каменным задом"»[433].
В 1922 году произошло удачное слиянье душ Сталина и Молотова. Молотов внес бюрократическую дотошность, Сталин придал ей политический масштаб. Этому способствовало счастливое совпадение приверженности к аппаратной, подковерной тайне у Молотова и закрытости методов работы Сталина. В молотовские времена в 1921―1922 году под грифом «секретно» или «совсекретно» зачастую исходили циркуляры, в общем-то, никакой секретности не представлявшие. При Крестинском подобное запросто публиковалось в «Правде» или «Известиях ЦК РКП(б)». У Сталина также имелся пунктик — всячески засекречивать работу подведомственных ему органов. Он еще до своего секретарства, неоднократно, выступал инициатором постановлений Политбюро и Оргбюро, направленных против утечки сведений с заседаний высших партийных органов.
С начала 1922 года была введена практика обязательных закрытых писем секретарей губкомов и выше. Вначале это были ежемесячные корреспонденции в Цека в размере 2-х страниц[434], на основе которых составлялись информационные сводки для руководства о положении в стране и партийной жизни на местах. Но их ежемесячный ритм быстро стал утомлять и усыплять высокопоставленных читателей своей однотонностью. Поэтому в октябре 1922 года регулярность обзоров ЦК была изменена с ежемесячной на двухмесячную, с полугодовой на годовую.
Доклады ответсекретарей губкомов в ЦК быстро обрели формальный бесконфликтный характер, без упора на реальные противоречия и проблемы, выражали тенденцию к парадной отчетности. Как источник такие доклады были изначально неполноценны. Чем стандартнее и обширнее становилась информация, поступавшая в Оргинструкторский отдел, тем менее в ней содержалось характерного и неординарного материала. Сводки, обзоры, отчеты — как вода отшлифовывает неровные края всякой породы, так поток ординарной информации делал «округленными» доклады губкомов[435]. Реальная информация и ответ на нее находили уже особые доверенные каналы. Несмотря на то, что закрытые доклады быстро утратили свое первоначальное значение, на Секретариате регулярно возбуждался вопрос о непредставлении секретарями губкомов закрытых писем.
XII съезд РКП(б) — первый съезд господствующей партии без присутствия Ленина явился неким рубежом во внутренней жизни партаппарата. По сравнению с прошлым годом недостатки в работе аппарата ЦК в значительной степени были устранены. Была изжита кустарщина, везде воцарился план, стала видна систематичность и четкость в делах[436]. Правда, еще беспокоила большая текучесть кадров. Для рядовых служащих нервная работа в партаппарате пока имела ценность только в качестве трамплина на более видное и сытное место, на учебу в хорошем вузе. Потом сам аппарат Цека уже превратился в важный центр кадровой подготовки, где рядовые и ответственные работники приобретали навыки, усваивали нужные установки и рассылались на места в качестве комиссаров Центра.
Закончилось отрочество и юность, наступило время зрелости. Силою решений съезда в отделах Цека раскалилась канцелярская пружина. Так, в проекте плана работ Орготдела ЦК на текущий год имелось более 100 пунктов и почти все к увеличению бумаг, которые никто не читает, и которые существуют вне поля реальной информации[437]. Но этот каскад требуемых бумаг служил как некий волновой поток из новейших охранных систем, непрерывность которого свидетельствует, что на подконтрольной территории все в порядке. Сигнал тревоги в таких системах включается, если поток прерван.
До образования специального Информотдела ЦК Секретариатом в сентябре 1923 года был установлен следующий порядок разработки в аппарате закрытых писем секретарей парткомов: анализ вопросов по партийной линии сосредотачивается в Орготделе, вопросы по хозяйственной и советской линии — в Бюро Секретариата. Бюро и Орготдел взаимно информируют друг друга путем обмена копиями и переписки; письма прорабатываются в недельный срок[438].
В апреле 1923 года вновь возник вопрос о помещении для Секретариата ЦК. Особняк на Воздвиженке уже стал тесным для аппарата. Решением Политбюро аппарат Цека, вежливенько попросив Центросоюз, переехал в более просторное здание на Старой площади, дом 4, которая с тех пор и до падения КПСС станет символом партийной власти. В этом факте можно увидеть символический ответ на вопрос, что в нэпе было важнее, госорганы или кооперация, партия или общественные организации. Помещение ЦК утроилось в объеме, количество телефонов удвоилось с 267 до 500, притом, что количество сотрудников даже несколько сократилось. На 15 апреля 1924 года во всех отделах Секретариата насчитывалось 694 сотрудника, т. е. на несколько человек меньше, чем годом раньше[439].
В 1924 году началась действительно чудовищная формализация работы и беспредельное бумаготворчество. Как муравьи, поползли планы, отчеты, отчеты об отчетах, списки, списки в квадрате, в кубе, отчеты в энной степени и т. п. Например, такое творенье: «Конспект плана работы по изучению и разработке вопроса "нормализация партийной работы"»[440]. Далее в плане конспекта следуют тошнотворные пункты «об изучении изучения с целью выявления и недопущения». В том числе именно в целях «недопущения шаблонизации». Шаблон ставит задачу недопущения шаблонизации — какая-то стерилизация своих детей. В этот период аппарат научился уже составлять безразмерные доклады по сообщениям с мест и о проделанной работе, словом, стал половозрелым. Каждый параграф делился на 10 параграфов, затем каждый из них еще на 10 пунктов и т. д. Так по принципу бесконечности получаются отчеты, длиннющие, как хвосты комет, и такие же разреженные по своему содержанию, в которых трудно отыскать ядро смысла.
Например, в подотделе учета практическую работу предписывалось начать со следующих мероприятий: 1. Выяснить, сколько и какие парторганизации работают по плану и без плана. 2. Рассмотреть планы губкомов по существу и дать характеристику содержания плана и его соответствия всем обусловленным требованиям. 3. Изучить по материалам губкома как план проводится в жизнь — результаты, недочеты, наблюдение за проведением плана. 4. Кто проводит план, как и т. п. 5. Распределение функций. 6. Число заседаний и совещаний. 7. Число и характер обсуждаемых вопросов. 8. Подготовить… 9. Собрать… 10. Учесть… 11. Систематизировать… 12. Сопоставить…[441]
Содержание пунктов неважно, важен глагол, побуждающий к творческому действию. Сколько в русском языке таких воодушевляющих глаголов, родных и заимствованных, на десятки параграфов.
Дореволюционные щедринские столоначальники были бы в восторге от этого потока живой воды бюрократической стихии. Произошло необычайно быстрое возрождение удивительной творческой способности канцелярщины молоть пустоту. Причем в лице новых бюрократов, которые лично не имели никаких биологических и социальных корней из дореволюционного «крапивного семени». Как это все было далеко от партийной работы романтиков и героев дореволюционного подполья. Это было невыносимо для них, естественно, что самого Ленина коробило от такой деятельности.