– Годы?! – ужаснулся управдворцом. – Короли столько не живут, их свергают потомки и обделенные родственники!
Баратулорн в раздумьях постучал пальцами правой руки по столу.
– Нет, ты абсолютно прав, – сказал он Баррагину. – В твоих словах на самом деле что-то есть. А как, к примеру, насчет летающей обуви – её ты чем заменишь? Нам уже предлагали привязывать к ней птиц – выяснилось, что это не самое удачное предложение.
– Почему?
– Мы сами испробовали этот метод, – подтвердил Дарковист. – Привязали по почтовому голубю к каждой ноге испытуемого, и запустили его в небо… точнее говоря, выбросили в окно.
– И что? – поинтересовался Фармавир.
– А ничего, – ответил Дарковист. – Голуби зверски и без особого на то успеха размахались крыльями, испытуемый разорался благим матом, и оглашал воплями окрестности, пока не упал в ров с водой. Чтобы поднять и поддержать испытуемого в небе, нам нужны крылья большой мощности, но таких птиц не существует. К тому же, птицы отчаянно клюются, летят в разные стороны и так и норовят нагадить на наши головы.
– Нам нужен другой способ научить людей летать, – сказал первый советник. – Если у тебя есть идеи и на этот счет, то я готов прямо сейчас отправить остальных по домам, а с тобой подписать договор на работу в королевской лаборатории.
– У меня есть, – воскликнул Фармавир, довольно потирая руки.
– Говори. И по возможности коротко.
– Ковер-самолет.
– А подробнее?
– Э-э-э-э… Вы бы определились.
– Не придирайся к словам. Давай подробности!
Фармавир набрал побольше воздуха и выпалил на одном дыхании:
– Ковры-самолеты летали четыреста лет назад, и последний из них был съеден молью, когда его на зиму свернули и отнесли в кладовую. С тех пор никто и никогда из людей не поднимался в небо.
– Это известно любому школьнику из курса истории, – сказал Бумкаст.
– Зато никто не знает, что мои предки сохранили два ковра-самолета в целости и сохранности!
– Что?!! – изумлению экспертной комиссии не было предела. – И вы до их пор молчали?
– Конечно, – сказал Фармавир. – Ковры легко достать на белый свет и использовать по назначению, но мой прадед, великий Гранитальдин, считал, что необходимо оставить два ковра в качестве неприкосновенного запаса для будущих поколений. И он оказался полностью прав! Если мне позволят работать в королевской лаборатории, я клянусь, что восстановлю секрет ковров-самолетов, и в нашем небе снова станут мельтешить не только птицы и насекомые, но и люди.
– Мы можем дать только одно место, – не согласился Бумкаст.
– Почему? – удивился Баратулорн. – Ведь король выделил два.
– Второе занято моим сыном Альтаресом, – капризно сказал управдворцом. – И я глотку перегрызу тому, кто встанет у него на пути.
Баратулорн повернулся к Бумкасту.
– С какого это недосыпа твой сын станет работать в лаборатории? – рассердился он. – Он у тебя абсолютная посредственность, в жизни ничего толкового не придумал!
– Зато хорошо запоминает любые мелочи и послужит неплохим свидетелем происходящего, – возразил Бумкаст. – В случае чего он с легкостью воссоздаст ход экспериментов от начала и до конца, не пропустив ни единой мелочи.
– Пусть запишется в стражники.
– Мой сын – в стражники? – возмущенно проговорил управдворцом. – Да ни в жизнь!
– Ты это королю скажи. А я посмотрю, что он ответит, ведь принц Корбул Четвертый служит обычным воином.
– Угу… Он следит за своими действиями и записывает о них в специально заведенный дневник мемуаров, который передаст самому себе, как вышестоящему начальству. Ты хоть раз видел его в военной форме?
Первый советник и управдворцом уставились друг на друга нос к носу и сердито зарычали.
– Ну и порядки во дворце… – пробормотал Фармавир так, чтобы его услышал только Баррагин. – Ты уверен, что нам там понравится?
– Не знаю, но зато скучно не будет наверняка. Внесем и свою лепту в общее дело. – Баррагин кашлянул, привлекая внимания первого советника. – А разве лаборатория настолько компактная, что в ней не поместятся три человека? – Сейчас, когда исполнение его мечты оказалось так близко к реальности, какие-то там блатные сыновья не могли и не должны были испортить ему настроение. – Давайте, мы будем работать втроем. Две головы хорошо, а три лучше!
– У вас не будет трех голов, – сердито сказал первый советник. – Будет две головы и одна общая головная боль. Уж я-то знаю, какой характер у Альтареса.
Баррагин понял речь первого советника по-своему.
– Значит, вы принимаете нас на работу? – воскликнул он.
Советник не стал делать эмоциональную паузу, как это было принято в художественных книгах, прочитанных Баррагином в детстве.
– Проведу последние переговоры с королем, и – да, принимаю. Учитывая, что твоя идея весьма оригинальна, а твой друг обещает восстановить ковролетопромышленность.
– Ура… – не веря собственным ушам, прошептал Баррагин. Мечта сбылась невероятно быстро. Настолько быстро, что даже как-то обидно: не оказалось времени толком понервничать, чтобы ощутить полноту победы в полную силу.
– Ура? – переспросил Баратулорн. – Вот что я тебе скажу, парень: ура бывают разные. И твое нынешнее – самое незначительное из всех ныне существующих. Сделай такое одолжение: начал ты за здравие, но не заканчивай за упокой.
Баррагин уверенно улыбнулся в ответ.
– Журавль в небе – это хорошо, но синица в руках стоит большего, – сказал он.
Советник кивнул.
– Пошли за мной, оформлю вас работниками лаборатории.
– А других вы не опросите насчет идей? – поинтересовался Фармавир. Он успел посмотреть на лица как уходивших со стадиона, так и стоявших в очереди, чтобы войти, и не прочитал на них ничего оптимистического на свой счет. Лишенные возможности высказать свои сумасбродные идеи и заработать на них репутацию и много денег, люди были готовы растерзать более удачливых конкурентов при первой же возможности.
– Меня вполне устроила ваша, – сказал Баратулорн. – И я, как вы говорите, тоже сторонник синицы в руке и не ищу от хорошего очень хорошего. Но если вы провалите дело, моя ответная реакция будет ужасающей. И никто из вас ее не переживет, запомните это! Я не угрожаю, это всего лишь констатация факта. Чем выше ставки, тем больнее провалы.
Баррагин ощутил слабый приступ паники и постарался подвить нарастающий страх.
– Мы не подведем! – воскликнул он. – Я в этом уверен.
– Рад за вас. Идем.
Второго выхода из стадиона не существовало. Точнее, не существовало для простых смертных, в том числе и для советников с управдорцом. Поэтому плотной группой прошли они сквозь толпу рычащих от негодования людей, которых только что лишили шанса стать знаменитыми и войти в историю.
– С такими горожанами никакой армии не нужно, – пробормотал Фармавир. – Ни один враг близко не подойдет, завидев такие рожи…
– Ты что-то сказал? – спросил Баратулорн.
– Я восхищаюсь этими светлыми лицами.
– Светлыми? – засомневался первый советник. – Не хотел бы я увидеть их зверский вариант…
Толпа безмолвствовала. Присутствие вторых лиц государства сдерживало порывы их душ и не позволяло выплеснуть бурю эмоций на виновников торжества. Баррагин на всякий случай приготовился безвылазно пожить в лаборатории до следующего года, пока страсти не улягутся и оставшиеся не у дел люди не угомонятся. Единственный шанс сменить о себе точку зрения – исполнить мечту короля. Тогда и народ сменит гнев на милость.
Карета стояла в двадцати метрах от выхода, показавшихся студентам многокилометровой трассой. Когда Баррагин забрался в нее, с его градом катился пот, а ноги мелко дрожали, как будто он шел, не останавливаясь, трое суток, прихватив с собой тяжеленный рюкзак. Фармавир чувствовал себя не лучше.
Толпа проводила студентов кровожадными взглядами и разбрелась по городу. Торговать в этот день настроения не осталось.
Фармавир облегченно выдохнул. Управдворцом хихикнул:
– Что, парень, никогда не испытывал на себе гнев толпы?
– А вы испытывали?
– Да постоянно! – Бумкаст махнул рукой, слово его мечтали уничтожить каждое утро тысячи человек, и он привык к этому, как к неизбежным в профессии негативным мелочам. – Народ у нас кидает в крайности – сегодня любят, завтра ненавидят. Не обращайте внимания и спокойно занимайтесь своим делом. Народ все равно ничего вам не сделает. Поругается немного, да разойдется. Это молодежь еще может повоевать, а прочие пытаются заработать на хлеб насущный и прокормить семью, для них восстания и буйства ничем хорошим не заканчиваются, могут потерять все, начиная от средств к существованию и заканчивая семьями… детьми, хозяйством. Быт держит их за горло, и потому они не опасны, насколько злобно бы ни выглядели.
– Революции не будет, – согласился Фармавир, – но набить морду надоевшему властителю в темном углу под силу каждому.
– Король об этом знает не понаслышке, – ухмыльнулся Баратулорн. – Именно поэтому во дворце нет темных углов, все освещается от и до, и Бумкаст отвечает за это, как вы понимаете, своей отъевшейся ряхой.
– А на улице?
– Отряд стражников пройдет по любому углу до того, как там окажется король. Разве вы не в курсе?
– Да мы как-то не следим за его перемещениями… – растерянно ответил Фармавир.
– Это почему?! – посуровел первый советник.
Фармавир разом вспотел и торопливо ответил на едином дыхании:
– Потому что стражники сразу просекут, что за королем ведется слежка, и тогда нам придется отвечать на вопрос «А зачем мы следим за королем и не пытаемся ли устроить диверсию?»
Первый советник хихикнул.
– Ты прав, парень, ты прав, – методы работы и допросов у стражников были ему отлично известны. Он сам эти правила и создавал, не желая тратить на подозреваемых много времени.
Карета подъехала к дворцу, и под завистливыми взглядами стражников Баррагин и Фармавир поднялись по длинной и широкой лестнице ко входу.