– А если Альтарес не создаст очки? – спросил Баррагин. – Что тогда?
Судья замер с открытым ртом.
– В таком случае, – сказал он после минутного раздумья, – их создашь ты и тем самым докажешь, что не обманывал суд.
Альтарес покраснел от гнева.
– Ваша Светлость! – воскликнул он срывающимся голосом. – Но я не могу сейчас сделать очки! Их создание требует проведения немалого количества химических опытов, и часть веществ весьма и весьма ядовита! При моем основательно пошатнувшемся здоровье такие опыты сведут меня в могилу.
– Что Вы предлагаете в таком случае? – поинтересовался судья.
– Дайте мне время восстановить здоровье, – попросил Альтарес.
– Сколько времени на это нужно?
Альтарес замялся.
– Приблизительно полгода, – сказал он. – После этого я буду готов приступить к созданию очков.
– А почему бы тебе просто не отдавать приказы, как сделать очки?! – спросил Баррагин. – Никто не заставляет тебя дышать ядовитыми испарениями.
Альтарес бросил на врага убийственный взгляд.
– Чтобы еще кто-то из посторонних узнал, как создавать очки?! – сердито сказал он. – Ни в жизнь! Хватит с меня и того, что вы двое похитили мое изобретение. С толпой посторонних секретность сразу пустят коту под хвост.
– Может, хватит присваивать себе мое изобретение? – не выдержал Баррагин. – Именно я его придумал, а ты всего лишь бегал в лабораторию время от времени и пытался запомнить то, чем мы занимались. Так вот, хитроумный ты наш: мы с Фармавиром и ныне покойным профессором Гризлинсом специально проделали при тебе несколько лишних операций, на всякий случай. И как оказалось, не зря. Профессор был прав: ты – гнилой человек, и с удовольствием выбросишь за борт людей, которые ныне тебе неугодны. Так что, можешь создавать свой аналог очков до самой смерти, которая наступит довольно быстро. Казнят тебя, как обманщика, и похоронят в безымянной могиле. В половине могилы!
– Я не желаю выслушивать оскорбления этого презренного человечишки, – произнес Альтарес хмуро. Баррагин увидел, что его удар попал в цель: Альтарес растерялся. Обладая хорошее памятью, он мог воссоздать практически весь процесс создания очков, но теперь должен будет каждый раз проверять, не проделал ли он лишнюю операцию? Фактически, проще заново разработать метод создания очков, чем рыться в многочисленных записях и пытаться отыскать среди них фальшивые данные. Ведь неизвестно, какие именно процессы изначально являлись пусканием пыли в глаза.
– Суд завершен! – объявил секретарь. – Обвиняемый помещается в тюрьму, обвинитель отправляется на лечение. Когда Альтарес поправит здоровье, мы вернемся к этому вопросу.
Альтарес что-то прошептал на ухо отцу, тот кивнул и посмотрел на Баррагина прищуренными глазами. Поднес руку к голове и как бы невзначай провел ладонью по горлу. Баррагин хмыкнул, но все же настроение упало еще ниже: Бумкаст на пару с сыном уже задумали нечто неприятное. Оставалось понять, что именно, и Баррагин, недолго гадая, сообразил: Бумкаст использует свои связи при дворце, чтобы надавить на Баррагина и выяснить, каким образом создавать противогоргонские очки? Чтобы доказать свою честность, Альтарес не остановится не перед чем: ему есть, что терять в случае неудачи. В тюрьме шансов сохранить тайну создания очков крайне мало. Практически нет. Подкупленные стражники при необходимости выбьют необходимые Альтаресу знания, а, зная его подлый характер, не стоит сомневаться: живым Баррагин из тюрьмы уж точно не выйдет. Попадет под списание и упокоится, удушенный подушкой или веревкой, отныне и вовеки веков. А более-менее счастливый Альтарес будет радоваться жизни на бывшем острове Горгон.
– Вот почему тебе не голову придавило? – буркнул Баррагин. Наступил тот редкий случай, когда он оказался готов придушить врага голыми руками, но мешал стражник, стоявший рядом с мечом в руке.
– Повезло тебе, парень, – сказал стражник. – Я думал, завтра пойдешь на эшафот и скажешь последнее прости этому миру. А ты ничего, протянешь еще какое-то время.
– Не просто какое-то, – ответил Баррагин, глядя, как Альтарес, снова надевший куртку, вместе с отцом уходит в противоположную сторону. Отсюда казалось, что Альтарес передвигается мелкими шагами, и только пристально присмотревшись, можно было понять, что он именно летит, – короче только моргнуть.
– С чего ты взял?
– Уверен, что из меня в тюрьме всю душу вытрясут, но выпытают секрет создания противогоргонских очков.
Стражник одобрительно кивнул.
– Хорошо соображаешь, – сказал он. – То-то я думаю, для чего к нам в страну с утра пожаловал лучший палач семи королевств? Похоже, он по твою душу. Советую, парень: колись, не раздумывая, словно только об этом и мечтал всю свою жизнь! Иначе ни одной целой косточки в тебе не останется, я гарантирую.
– Ты умеешь поднять настроение…
Фармавир выбрался из подполья на чердаке дворца. Здесь за прошедшие полчаса ничего не изменилось, и вряд ли могло измениться до следующего королевского праздника, если только стражники не принесут новую порцию дворцового хлама на хранение.
– Значит, Бумкаст имел на счет линз свои планы, – вслух подумал он. Он не знал, как пристально управдворцом наблюдал за происходящим, однако небольшая военная хитрость – назвать линзы очками в присутствии посторонних – до сих пор срабатывала: никто не употреблял секретный термин, зато с фразой «противогоргонские очки» носились, как с писаной торбой. Это означало, что под наблюдением лаборанты находились далеко не всегда, и чаще всего роль наблюдателя отводилась именно Альтаресу. – Понимаю, но не одобряю.
Теперь, когда Фармавир знал то, что хотел, оставалось решить еще одну второстепенную задачу – узнать, кто является владельцем чужих ячеек, и где он живет? – и после этого приступить к решению главной проблемы: освобождению Баррагина и раздаче всем причастным к его аресту праздничных слонов. Каждый получит подарок соответственно своему вкладу в общее дело и не останется обделенным.
Фармавир надел парик и шляпу, вышел из хранилища и торопливым шагом направился в мастерские за инструментами.
Стражники, неспешно бродившие по закрепленным за ними участкам дворца, на проходящих мимо словно и не обращали внимания. Кто-то смотрел в окно, кто-то сидел в креслах, изредка окидывая взглядом коридоры. Когда-то стражникам полагалось каждый раз отдавать честь проходящему вельможе, но от подобного ритуала отказались: пугливые вельможи шарахались от резких движений вооруженных людей. Им постоянно казалось, что сейчас произойдет покушение на их светлость. Король Корбул Первый, выслушав стенания вельмож, приказал стражникам в мирное время при охране дворца ходить со скучающим видом и казаться как можно менее опасными.
Сейчас, после взрыва в лаборатории и побега Фармавира стражники не нарушали приказ короля, но посматривали на проходящих мимо них людей мрачно и сердито. Фармавир тоже не стал рисковать и делать вид, что ему весело. Отобразить на лице тревогу оказалось проще простого, и Фармавир с не менее мрачным видом прошагал мимо стражников, готовый в любой момент выхватить из кармана полоску и нырнуть в подполье.
Обошлось.
В королевских мастерских работа кипела, как и в обычные дни. Лучшие мастера своего дела, собранные со всей территории королевства, творили чудеса без помощи магии, и Фармавир отчаянно им завидовал: он сам при желании и долгом обучении мог бы стать всего лишь бледной копией лучшего мастера. Чтобы добиться настоящих высот, требовалось быть увлеченным делом с раннего детства. Только путем долгих тренировок к середине жизни приобретался достойный уважения уровень мастерства. Фармавир прикинул: чтобы стать профессиональным колдуном, ему придется совершенствоваться до самой смерти. Возможно, лет эдак в шестьдесят или семьдесят, если удастся дожить до почтенного возраста, и получится стать мастером, о котором одни говорят с почтением, а менее удачливые конкуренты – с нескрываемой злобой и завистью.
Фармавир вошел в столярную мастерскую и попросил напильник с ножницами по металлу.
Мастер, одни только бицепцы которого были больше головы Фармавира, посмотрел на худого колдуна жалостливым взглядом, но инструменты дал.
– Не поранься, – сказал он напоследок. – И не забудь вернуть инструмент. Он мне еще пригодится.
– Не боишься, что сломаю? – Фармавир почувствовал себя уязвленным.
– Ты сломаешься быстрее, – признался мастер. – Так что, береги себя, чтобы мне потом не жить до смерти с чувством вины за твои травмы.
– Будь уверен, не поранюсь!
– Все вы так говорите… – с грустью ответил мастер, и перед внутренним взором Фармавира появились колонны покалеченных пользователей инструмента, выстроившиеся в кабинет к лекарям.
Фармавир сунул инструменты в обычную сумку и направился в укромное место, чтобы запрыгнуть в подполье.
Освободить полку от предметов неясного назначения оказалось куда проще и быстрее, чем разрезать ее. Полки оказались намертво приварены к боковым стенкам, и ножницам по металлу поддавались с большой неохотой. Фармавир потратил немало усилий, чтобы разрезать полки надвое, с тоской думая над тем, почему сам не занимался спортом с той же силой, с какой занимался мастер.
– Сейчас подковы гнул бы двумя пальцами, – говорил он, терзая ножницами полку. – Или рвал металл одним движением, как листок бумаги. И Альтарес даже слова не сказал бы супротив меня и Баррагина. С другой стороны, меня при такой силище в жизни не сделали бы лаборантом. Отправили бы в стражники, и я сейчас не ковырялся бы В сумочном подполье, а ходил бы по городским стенам, небрежно подкидывая на плече самую большую пушку и внушая ужас потенциальным врагам. Мне тогда никакие рушки не нужны были бы.
Ножницы прорезали полку. Фармавир облегченно выдохнул и надавил на половинки, придавливая их к нижней полке. Затем аккуратно провел напильником, стачивая заусенцы, сдул металлическую крошку и, мысленно обратившись ко всем известным ему книжным персонажам, забрался в чужую ячейку. Огляделся в поисках выхода и заметил на потолке черный прямоуг