– Нельзя зажечь свет для кого-то другого, Лис. Мы делаем этот выбор только для себя.
– Но можно показать, где находится свет. Зажечь свой фонарь и дождаться.
– Не факт, что другой на него пойдет.
– Тилвас уже шел.
– Я не понимаю.
Глаза пэйярту горели, как огромные костры на далеких холмах, что зажигают в но́чи приветствия мертвых. Лис сидел неподвижно, как статуя. Дым благовоний, заполнявший подвал, заставлял меня дышать медленно, осторожно. У меня слезились глаза, но я не знала от чего: от едкости горящего шалфея или оттого, что наш диалог, слишком смутный, слишком обскурный, заставлял мое сердце биться чаще.
– Я хочу дополнить историю Тилваса Талвани, которую ты знаешь, несколькими деталями, которые он опустил или исказил, – сказал лис. – Наши отношения были не такими простыми, как он рассказал вам с Мокки Бакоа.
Я кивнула.
Ты уже знаешь, что Тилвас, наследник одного из самых древних родов Шэрхенмисты, родился в замке Крыло Заката. Его отец был шэрхен, но мать – из Шолоха. Леди Талвани никогда не хотела быть чьей-либо матерью, и уж точно не в таком юном возрасте – по меркам Лесного королевства. Называя вещи своими именами, они с отцом Тилваса просто сбежали из замка, когда у них родился сын, оставив его на воспитание деда, бабушки и многочисленных слуг.
«Послеродовая депрессия, надо развеяться».
Они вернулись через несколько лет, чтобы выяснить, что их мальчик «какой-то не такой». Видит то, чего нет. Незримых сущностей, населяющих Шэрхенмисту. Они хотели забрать его на материк, но дед и бабушка не отдали. Тилвас остался с ними в Крыле Заката.
Тилвас получил домашнее образование. Он рос настоящим джентльменом: изысканно одевался, говорил на семи языках, умел превосходно танцевать, цитировал древнюю поэзию и разбирался в искусствах. При этом он был угрюмым, замкнутым, молчаливым снобом. Впрочем, в своем амплуа Тилвас чувствовал себя как рыба в воде и проводил свою юность в тенистой прохладе замковых библиотек, за работой.
– Ты состарился быстрее, чем вырос, – однажды в шутку сказал дед.
Тилвас серьезно обдумал эти слова. Но нет. Нет. Ему еще предстоит вырасти. Тогда, в Крыле Заката, он закладывал фундамент своей личности – полезные привычки, изысканные манеры, но его реальная жизнь точно должна быть связана с его даром. Если для этого надо будет пожертвовать всем – Тилвас сделает это. Он готов к судьбе гения, хотя, судя по книгам, эта судьба всегда незавидна.
– А как же любовь? – говорила бабушка. – Как же люди?
– Я не уверен, что это моё, – рассудительно отвечал Талвани. – Мой дар – вот что важно. Ведь он дан мне не просто так? Должна быть цель, верно?
Дальше, о чем тебе известно, Джеремия Барк, Тилвас поступил в университет имени Рэндома, на факультет заклинателей. Там он начал свою тайную охоту на незримых обитателей кампуса – в рассказе для вас с Мокки он значительно преуменьшил важность той деятельности для себя. Он буквально жил этим в свободное от учебы время. Также он не сказал вам, что у него не было друзей. Вообще. Тилвас был элегантным, умным, воспитанным одиночкой-аристократом, держащимся отдельно от всех остальных. Может, ему было скучно с ними. Может, он презирал их – слепцов. Они завидовали его запонкам.
Только вследствие знакомства с Галасой Дарети у него появился человек, с которым он мог разговаривать больше получаса – и с удовольствием…
Когда после выпуска к нему пришел сэр Айтеш, Тилвас был счастлив. Настоящая жизнь начинается. Сноб-отличник в университетском джемпере наконец-то станет тем, кто делает нечто важное. Годы одиночества и замкнутости будут оплачены. Aliquam ut faciam mirabilia. Пришло время творить чудеса.
Дальше: пробное задание. Остров Нчардирк. Вежливая попытка сойтись с местными жителями: надеть их медальон на грудь, чтобы им было приятно. Охота за слявкойли. Неудачная. Падение со скалы. Подступающая смерть.
И мое появление.
Десятки и сотни лет я жил вдали от человеческих городов и не знал об Ордене Сумрачной Вуали. И да. Я захотел попробовать смертную юдоль. Несмотря на то что наш ритуал прошел совсем не по плану и меня расщепило между Тилвасом и амулетом, поначалу это не казалось проблемой. Я чувствовал лишь страшное, потрясающее возбуждение.
Оказывается, у воздуха имелись запах и температура. У самого меня обнаружились прекрасные пальцы, уши, ноги, тридцать два крепких белых зуба. Когда я касался предметов, я ощущал их гладкость или шершавость, жесткость или мягкость. Мир материи был моим личным подарком, и мне не терпелось его развернуть. Все шуршащие слои, один за другим.
Личность Тилваса Талвани – сосредоточенная, рафинированная – ушла на задний план при моем подселении. Я был куда сильнее испуганного умирающего мальчишки. Я затолкал его в самую глубину, в дальний угол сознания.
Сдержанный джентльмен превратился в обожающего нарушать правила весельчака. Как по мне, я позволил этому зануде наконец раскрыться.
Мы вернулись в Пик Волн. Мы обманули Орден Сумрачной Вуали. Мы зажили на полную катушку – я обнаружил в морской столице тысячи других людей. Это было потрясающе. Столько возможностей с каждым из них. Первое «Привет» – и ты никогда не знаешь, во что оно превратится дальше. Дружба. Флирт. Драки. Ненависть. Интриги. Игры. Партнерство. Обманы.
Из родового замка Крыло Заката мне писали, что бабушке Тилваса плохо в последнее время, стоит приехать. Но у меня не было времени и желания навещать чью-то бабку. Я дышал в унисон со столицей, я не мог оторваться от пульсирующей жизни Пика Волн.
«Ты была права, бабушка, – написал я в Крыло Заката почерком Тилваса Талвани. – Общество и люди – это прекрасно. Куда прекраснее дара».
«Я не говорила ”общество”. Я сказала тогда другое слово, Тилвас», – пришло от нее.
Мне было лень вспоминать.
Именно в те первые месяцы после Нчардирка родилась моя репутация «шалопая». Заслуженная.
А потом однажды после бала у наместника Исцинари я узнал, что бабушка и дедушка Тилваса умерли. Точнее, умерла бабушка, к чему все и шло. А дед выпил яд, потому что не хотел жить без нее.
«Мы любим тебя, Тилвас», – было написано в его прощальном письме. «Жаль, что ты так и не приехал», – как будто бы читалось между строк.
Я почувствовал… Я не знаю, как это описать. Ярость? Отчаяние? Стыд? Боль? Непонимание, за каким гурхом я это чувствую?
Личность Тилваса слабо билась где-то в глубине меня. Я испытывал смутное волнение, подобного которому пока не возникало у меня в нашем симбиозе, чего бы мы ни делали в столице. Я собрал вещи и поехал в Крыло Заката.
И там, едва моя нога переступила мшистый порог древнего замка, Тилвас взбунтовался.
Он подавил мою личность. Захватил тот круг света в голове, из которого, как мне казалось, я живу и действую с момента подселения. Как безумный, совсем не похожий на того немногословного и бесстрастного студента, каким он был раньше, Талвани промчался по замку, срывая гобелены, рыча, распугивая слуг. Он нашел невидимых сущностей, живших здесь испокон веку, тех, с кем разговаривал еще в детстве, пугая нянек, он пленил их заклинаниями, он потребовал:
– Верните их. Пусть они вернутся. Найдите их искры. Верните их. Я приказываю вам.
Но духи не могли помочь молодому хозяину замка.
И тогда Тилвас Талвани остановился перед старым зеркалом в замковом фойе. Он сжал медальон двуглавого ворона. Он посмотрел своему отражению – мне – в глаза.
– Пришло время тебе поработать, пэйярту.
То, как он сказал это, заставило меня зауважать своего ferkhen, которого прежде я считал лишь телом.
Мы отправились в кедровую рощу возле бегущей воды, на скале неподалеку от замка – в таких местах, Тилвас знал это, мощь пэйярту возрастает. Там Тилвас Талвани попробовал использовать мою силу, чтобы вернуть семью с Той Стороны. Деревья ломались и гнулись. Тучи нахлынули с моря, топя Шэрхенмисту в густой черноте. Со скалы вниз срывались камни, фамильный замок стонал, одна из башен обрушилась.
Ничего не вышло. Это вне человеческих сил, вне сил рёхха – вернуть погибших.
Талвани упал на камень, он рыдал, сотрясаясь, и дождь тугой серой стеной скрывал колдуна от мира.
Но пусть Тилвасу не удалось возродить мертвых, он сумел тогда сделать кое-что другое. Он достучался до меня. Ему было так плохо, что я, живущий в нем, будто перерождался внутри этой боли.
Тогда, на скале, Тилвас вдруг с острой ясностью понял, что люди – это действительно самое важное. Важнее дара.
А я понял, что важность людей – это не власть над ними. Не игры. Не обладание.
Важно совсем другое. Это и те, кого ты любишь.
И кого у Тилваса Талвани теперь не было. И тем более не было у меня, Белого Лиса, сколько бы веков я ни жил на земле.
Вот в тот момент мы объединились по-настоящему.
Наши личности и желания, хотя физически часть меня оставалась в медальоне, а моя память по большей части была скрыта от смертного юноши.
Одиночество сдавило меня на той скале, как тиски. Прошли долгие часы перед тем, как я наконец поднялся с камня. И тогда я почувствовал что-то странное, какую-то слабость и ужас. Я взял свой амулет двуглавого ворона и увидел, что на его внутренней стороне появилось серое пятнышко…
Бум.
Бум.
Бум.
Что-то билось в моей голове, какое-то старое знание, будто магическая книга в волшебной клетке. Я подошел к бегущей воде и, глядя в свое отражение, вдруг осознал – я не должен был колдовать, пока мы с пэйярту не разберемся с амулетом. Я совершил огромную ошибку. Для той части меня, что спрятана в медальоне, будто перевернулись песочные часы. Посыпалось время. Стал слышен шорох, похожий на тихий, с ума сводящий шепот мёртвых из-подо льда. Я знал, что, когда время кончится, мы оба умрем. Надо было что-то делать.
Только