Я умел защищаться. Тот, по кому били здесь примерно полчаса назад — едва ли.
Вяземская встречала меня сама — вездесущий и сердитый дворецкий куда-то подевался. Как и вся прочая прислуга, похоже: то ли их отослали специально, то ли сами разбежались подальше от… эпицентра.
Не знай я, как сильно домашние любят свою хозяйку — точно поставил бы на второе. Когда дверь распахнулось, мне навстречу будто пахнуло могильным холодом. Самым натуральным: разница температур внутри и снаружи была градусов десять, не меньше. Убойное колдовство выжирало из окружающего пространства любую энергию, и тепловой тоже не брезговало.
Но Вяземская этого, похоже, даже не замечала, хоть ее изрядно потряхивало. Что бы тут ни случилось, это явно было куда важнее и серьезнее каких-то там бытовых неудобств. Бледное лицо, сухие глаза, губы, сложенные в упрямую полоску — ее сиятельство держалась из последних сил.
Но стоило мне появиться на пороге — тут же расклеилась.
— Приехал все-таки… — Вяземская всхлипнула и, наплевав на великосветский этикет, уткнулась лбом мне в грудь. — Там…
Договорить она так и смогла — голос задрожал и сорвался в едва слышный хриплый шепот. Моя рубашка тут же намокла от хлынувших слез, и несколько мгновений мы просто стояли молча.
— Ну же, ваше сиятельство. — Я осторожно опустил ладони на холодные, как лед, плечи. — Может, все-таки расскажете, что здесь…
— Идем!
Вяземская отступила на шаг, схватила меня за руку и с неожиданной силой потянула через порог, а потом в гостиную. Такую же тихую, замершую и стылую, как и весь дом… Даже еще холоднее — похоже, чужое колдовство сработало именно здесь.
И я уже примерно понимал, что сейчас увижу.
Вяземский сидел боком ко мне. Вполоборота, откинув голову назад на спинку дивана. Шторы были задернуты, и в полумраке поначалу могло показаться, что старый князь просто решил вздремнуть — настолько мирной и спокойной выглядела поза.
Наверное, здесь бедняга и умер, даже не успев толком понять, что происходит: сначала почувствовал головокружение и слабость… Сел на диван, может, позвал дочь или кого-нибудь из прислуги. Дышать становилось все тяжелее, затем наступил паралич. Сердце остановилось чуть позже — секунд через тридцать-сорок. Или даже через минуту, если в последней надежде спасти хозяина заработал Талант. Впрочем, едва ли — сознание наверняка отключилось еще раньше.
А потом уже фактически мертвый князь начал стремительно усыхать, пока не превратился… вот в это.
На диване передо мной сидела мумия. Еще недавно крепкие большие руки скукожились, превратившись в уродливые костлявые огрызки. Одежда — рубашка и легкий брючный костюм — повисла мешком, будто в одно мгновение увеличилась на пару-тройку размеров. Обтянутый потемневшей кожей череп с остатками седых волос по бокам скалился в последней улыбке.
Прежними остались только глаза — зеркало отлетевшей в неведомые дали души. Серые и неподвижные, почти живые, они смотрели куда-то вперед. Но не на меня, а как бы сквозь, будто покойник до сих пор отчаянно пытался разглядеть того, кто его убил. И заодно понять — за что.
Дурак. Несчастный старый дурак. В таком возрасте пора бы уже знать, что предателей не ценят. Никто — даже те, ради кого они, собственно, и предавали.
— Примите мои соболезнования, ваше сиятельство, — тихо проговорил я. — Вы уже нашли его таким? Или?..
— Я была здесь! — Вяземская сжала мою ладонь так сильно, что ногти впились в кожу чуть ли не до крови. — Была с ним рядом, я видела все!
Да уж… Ее отца я ничуть не жалел — он сам выбрал не ту сторону. Сам наворотил дел и наверняка оставил с дюжину трупов пострашнее этого. Не считая тех смертей, в которых был повинен косвенно. А еще старик, похоже, все-таки имел глупость после нашей с ним беседы помчаться и нажаловаться: Меншикову, кому-то еще — неважно. Когда дурные вести дошли до верховного колдуна, жить Вяземскому оставалось немногим больше времени, чем требуется на подготовку убойного ритуала.
Он заслужил смерть — но его дочь уж точно не заслужила стоять здесь и смотреть, как отец превращается в высохшее чучело. Видеть собственными глазами все, каждое мгновение до последнего вздоха — и оказаться бессильной сделать хоть что-нибудь. По вполне понятным причинам я не питал к ее сиятельству каких-либо светлых чувств, но такого не пожелаешь и врагу.
— Соболезную, — повторил я. — От всего сердца. И, надеюсь, вы когда-нибудь сможете забыть то, что сегодня видели.
— Это едва ли возможно… Нет! — Вяземская развернулась на каблуках и обеими руками вцепилась в рубашку на моей груди. — Кто это сделал⁈ Ты знаешь?!?
Талант хлестал наотмашь. Кого-нибудь более впечатлительного это, пожалуй, и вовсе уронило бы в обморок — и энергетический «выхлоп», и сама по себе злоба в горящих огнем темных глазах. Девчонке конкретно срывало крышу, и прорвавшаяся наружу истерика требовала точки приложения, но убийцы отца рядом не наблюдалось.
Зато был я. Тот, кто положил начало краху фамилии Вяземских — конечно, если не считать самого главу рода, который сейчас молча взирал на нас мертвыми стеклянными глазами. Обвинять отца ее сиятельство не могла — так что вся бессильная ярость доставалась ни в чем не повинной одежде.
— Успокойтесь, княжна! — Я накрыл цепкие холодные пальцы своими и легонько стиснул. — И возьмите себя в руки, наконец.
— Господи, за что?.. Это все ты! — зарыдала Вяземская. — Это ты виноват!
Я промолчал — не объяснять же, что друзья покойного отца, которые втянули старика в интриги со смертоубийством, на самом деле никакие не друзья. А жизнь устроена таким образом, что бумеранг однажды не просто прилетит обратно, а еще и непременно ударит по лбу. Чуть позже мы непременно все обсудим, и тогда у меня вряд ли появится союзник вернее этой заплаканной дрожащей девчонки, но сейчас от разговоров мало пользы. Так что — не спорить, кивать, успокаивать.
И обнимать — на тот случай, если ее сиятельству все-таки захочется залепить мне пощечину.
— Что… что мне теперь делать? — Вяземская всхлипнула и снова прижалась ко мне. — Скажи!
— Не знаю, — вздохнул я. — Снова изображать радушную хозяйку. Или удирать через черный ход — в зависимости от того, ждете ли вы гостей.
— Что⁈
Я приложил палец к губам и чуть повернул голову, вслушиваясь в шум на улице. Машина подъехала примерно с полминуты назад, а теперь за ней пожаловала и вторая. Само по себе это могло ничего и не значить — зато топот ботинок на крыльце определенно…
Определенно означал.
Глава 14
— Кто там⁈ — прошептала Вяземская.
— Хотел бы я знать. — Я достал из-под куртки «браунинг» и скользнул к двери, стараясь не шуметь. — Тихо, ваше сиятельство. Может, это вовсе не…
Но, к сожалению, очень даже да: случайности в очередной раз оказались ничуть не случайны, и незваные гости на двух автомобилях приехали именно сюда. И именно по наши души — иначе вряд ли стали бы тарабанить так, что грохот наверняка доносился чуть ли не до ушей его величества государя в Зимнем дворце. Кто бы сюда ни пожаловал, наглости им уж точно было не занимать.
И для кого вообще повесили звонок?
— Эй! — по ту сторону двери раздался зычный бас. — Именем государя — откройте!
Все интереснее и интереснее. Я предполагал, что за домом следят. Что колдун отправит кого-нибудь проверить, как там Вяземский, а при необходимости довести работу до логического завершения. Что очередная встреча с ее сиятельством просто не может не закончиться снова закончится неприятностями, что надо быть… В общем, я много чего предполагал.
Но такое, пожалуй, все-таки нет.
— Сначала спросите. — Я распластался по стене справа от входа и указал на дверь стволом. — Если это городовые…
— Полиция, откройте! — продолжал требовать голос снаружи. — Мы знаем, что вы там, сударь. Будьте любезны, не заставляйте ломать замок.
Вяземская снова вопросительно посмотрела на меня. Она явно не ждала гостей и была им ничуть не рада — но особого выбора, похоже, не оставалось: вряд ли наемные убийцы стали бы выдавать себя за полицию и орать на весь Каменноостровский проспект.
А спорить с настоящими городовыми — себе дороже.
— Открывайте, — кивнул я, убирая пистолет за ремень сзади. — Только осторожно.
— Тайный сыск! — Через порог просунулась здоровенная бритая башка. — Могу ли я увидеть Владимира Петровича Волкова, сударыня?
Полицейский не церемонился даже с сиятельной княжной. Значит, или был непроходимо туп, или не только знал, что я где-то в доме, но и имел на мой счет весьма конкретные указания — да еще и с широким перечнем полномочий.
Так что я решил не ставить Вяземскую в неловкое положение или заставлять врать — и сам шагнул вперед, на всякий случай загораживая ее от незваных гостей в дверях.
Из проема на меня смотрели три изрядных рожи. Широкие, круглые, выбритые чуть ли не до синевы, но оттого не менее… Нет, протокольными я бы их все-таки не назвал: скорее наши новые знакомые напоминали тех, кто когда-то решил остаться по эту сторону закона. Впрочем, не факт, что решил осознанно и по собственной воле — просто так получилось.
Вряд ли городовые — их обычно набирают из отставных солдат, а армейской выправки в троице за дверью не было ни капли. Зато габаритов и внушительности хватало с избытком: самый крупный оказался где-то на голову выше меня, а весил килограмм сто двадцать, не меньше, в которых мышц и жира содержалось примерно поровну. Неброская одежда — штатская, никакого намека на форму — здоровенные кулачищи и грозно сдвинутые брови на не отягощенных бременем излишнего интеллекта лицах.
Типичные шпики. То ли из агентов тайного сыска, то ли вообще из тех, что полицейские чины привлекают за собственные средства. Низшая ступень полицейской иерархии: слишком заметные, бестолковые, зато крепкие и злобные — в самый раз для грубой и грязной работы, ради которой жалко гонять городовых.
К примеру — отловить кого-нибудь по указанному адресу или просто намять бока.