— Знаю, звучит не слишком скромно. — Юсупов будто прочитал мои мысли. — Но безопаснее этой машины вы не найдете во всем мире. А для таких, как я, роскошь порой становится необходимостью… Особенно в последнее время.
Я уже успел заметить броню: услужливо распахнутая передо мной дверь была втрое толще обычной, а весила наверняка раз этак в десять больше — судя по могучим петлям. Стекло явно делали из самого прозрачного и дорого природного хрусталя, но оно все равно выглядело чуть мутным… Сантиметр-полтора, или даже все два.
Интересно, сколько эта громадина весит?..
Про объем мотора не хотелось даже думать. Наверняка тоже особой конструкции — обычный не вытянет, а тракторному не хватит задора. И проворства, положенному авто, которое могут атаковать со всех сторон разом.
Внутреннее убранство, конечно же, не уступало внешнему. Мягкие кресла из светло-коричневой кожи отлично смотрелись бы даже во дворце, а поместиться в салоне запросто могли человек шесть. А то и все десять, если им было бы не в тягость чуть потесниться. А уж для нас с Юсуповым места хватало с таким избытком, что я на мгновение даже почувствовал себя себя неуютно.
Особенно когда дверь захлопнулась, и тишина отрезала автомобиль от внешнего мира. В смысле, совсем отрезала: не знаю, что столичные кулибины сделали с шумоизоляцией, но внутрь с улицы не проникало ни единого звука, а работу мотора я ощущал скорее телом — слуху так и не удалось нащупать характерное рычание из-под капота.
— Вам неуютно, Владимир Петрович? — поинтересовался Юсупов. — Признаться, я тоже не сразу привык. Здесь тихо, не так ли?
— Даже слишком. — Я постучал кончиком пальца по стеклу. — Чувствую себя золотой рыбкой в аквариуме.
— Увы. Такова цена, которую порой приходится платить за наши секреты. Впрочем, своими я не готов делиться даже здесь. — Юсупов осторожно коснулся перегородки, отделявшей салон от кабины спереди. — Лучше немного подождать.
Водитель, конечно, в машине имелся, но где-то там, за перегородкой. Настолько толстой, что у меня даже не получалось воспринимать его еще одним человеком. Скорее функцией.
— Вы не доверяете своим людям? — уточнил я. — Или есть основания думать, что?..
— Совершенно никаких. И я доверяю Демиду почти так же, как себе самому. — Юсупов мягко улыбнулся. — Однако человек слаб. Склонен к ошибкам, порой неразумен и всегда — уязвим. С моей стороны было бы не вполне достойно подвергать парня опасности из-за того, что он может услышать, пусть даже ненароком.
Я молча кивнул. Урок о том, что осторожность никогда не бывает лишней, был усвоен мною далеко не с первого раза, но с тех пор прошла не одна сотня лет.
— Расскажете, куда мы направляемся? — Я взглянул через стекло наружу. — Не то, чтобы у меня были причины не доверять человеку вашего положения и репутации, однако…
— Вы все непременно узнаете, Владимир Петрович, и уже совсем скоро, — отозвался Юсупов. — Даю слово, нет совершенно никаких причин беспокоиться — вы слишком важны.
— Важен? — Я старательно изобразил ироничную усмешку. — Всего лишь мелкая сошка.
— Даже крохотная песчинка может остановить механизм башенных часов. Или даже испортить его полностью. — Юсупов сделал многозначительную паузу и продолжил: — А вы уже давно не песчинка, друг мой. Хотя, возможно, были ею раньше.
— И все же склонен думать, что вы по какой-то причине мне льстите, Николай Борисович, — отозвался я. — Или забыли, что я всего лишь поручик Георгиевского полка.
— Могу только догадываться, чем такой человек может заниматься на службе… Едва ли вы сутками стоите на посту или ловите по чердакам мелкую нечисть, — усмехнулся Юсупов. — Мне доподлинно известно, что вы фактически ведете все дела покойного купца Кудеярова. Впрочем, куда больше о человеке говорят не друзья, а его враги.
Сначала лесть, и сразу же за ней — демонстрация незаурядной осведомленности. Не то, чтобы мы с дедом Федором старательно изображали, что не имеем друг к другу никакого отношения — афишировать связь с Кудеяровскими капиталами я уж точно не стремился.
Значит, Юсупов не поленился навести справки. И неизвестно, насколько глубоко удалось копнуть — с его-то возможностями.
— Вот как? — Я постарался изобразить невозмутимую физиономию. — И что же вам известно о моих врагах?
— Главным образом то, что они не задерживаются на этом свете… К слову, приношу вам благодарность от всего дворянского сословия. — Юсупов чуть склонил голову. — За то, что избавили Петербург от барона Грозина.
Расположить к себе, усыпить внимание, отвлечь — и сразу же подцепить на крючок. Хороший ход. Разумеется, я не стал бы болтать лишнего, особенно перед человеком, которого видел живьем первый раз в жизни. Однако меня могла выдать мимика, какое-нибудь неловкое движение… да что угодно. Тот, кто сидел напротив в роскошном кожаном кресле лимузина наверняка умел считывать даже самые крохотные знаки.
— Боюсь, я не понимаю, что вы хотите этим сказать, — невинно проговорил я. — Если это обвинение — должен напомнить, что никто не обязан свидетельствовать против себя. Даже в суде.
— О, нет. Конечно же, не обязаны, Владимир Петрович… Впрочем, какое это имеет значение? Грозин мертв и больше никому не навредит. — Юсупов приподнялся потянулся к ручке на двери. — Вы же не против немного прогуляться?
Я и не успел заметить, как мы доехали до самого конца Невского проспекта. Обманчиво-неторопливый «Руссо-Балт» пролетел несколько километров и остановился у края Александро-Невской площади, прямо напротив увенчанного куполом и крестом небольшого здания с аркой посередине.
Надвратная церковь — вход в лавру. Кажется, в моем мире она стояла примерно на полсотни метров ближе к Неве. Впрочем, я мог и ошибаться: до постройки моста оставалось еще почти лет пятьдесят, конный памятник полководцу и святому появится здесь почти через целый век, а без них площадь за моей спиной выглядела совсем иначе.
Юсупов повел меня прямо под арку. И дальше, вдоль невысокой каменный стены до самых ворот на Лазаревское кладбище. Самое старое в Петербурге — первые могилы здесь появились одновременно с монастырем, еще при Петре Великом, и к началу двадцатого века их накопилось изрядно.
Хотя простых смертных на Лазаревском и не хоронили — только знать или по меньшей мере купцов первой гильдии, при жизни сделавших изрядное пожертвование в казну. Гранитные стелы, мрамор, металл изваяний и изящных решеток оград… Половина надгробий вокруг смотрелись чуть ли не музейными экспонатами — не случайно в моем мире кладбище объявили памятником архитектору чуть ли не прямо сразу после революции.
В этом захоронения вполне могли и продолжаться даже сейчас, но вряд ли меня привели сюда, чтобы напару полюбоваться наследием двух веков.
— Куда мы идем? — поинтересовался я. — Ваш сын?..
— Здесь, — тихо ответил Юсупов, останавливаясь. — Прямо перед вами.
Крест на постаменте из темного, почти черного камня. Высокий и тяжеловесный, но на фоне местной посмертной роскоши и мрамора, пожалуй, даже скромный. Ни фотографии, ни барельефа — вообще никаких излишеств. Только имя: Борис Николаевич Юсупов.
И чуть ниже дата: 07.03.1863 — 10.05.1907
Глава 27
— Николай Борисович… соболезную вашей потере, — пробормотал я. — Однако потрудитесь объясниться. Если все это какая-то шутка — она поистине чудовищна.
— Нет, никаких шуток, Владимир Петрович. Мой сын действительно здесь, прямо под этим могильным камнем. И с ним действительно случилось несчастье. — Юсупов мрачно усмехнулся. — Так что фактически я вам даже ни в чем не соврал.
— Что ж, в таком случае, я тоже буду честен, — Я пожал плечами, — если скажу, что абсолютно бессилен. Боюсь, вашему горю не смог бы помочь даже…
— Даже сам Господь Бог, — закончил вместо меня Юсупов. — Мертвые, хоть бы и самые дорогие нашим сердцам, останутся мертвыми, и изменить порядок вещей мы не в силах. Однако вы можете помочь мне найти и наказать виновных.
— Я не наемный громила, — отозвался я. — И не занимаюсь частным сыском — что бы вам там ни говорили.
— Охотно верю. — Юсупов даже бровью не повел. — Однако, подозреваю, этим делом вы все-таки пожелаете заняться. И даже не в знак нашей будущей дружбы или за награду, хоть я, конечно же, предложу вам и то, и другое — а исключительно по собственной воле.
Все интереснее и интереснее. Я с самого начала догадывался, что князь ой как непрост, но все равно его изрядно недооценил: старик разбирался в людях — поэтому даже не пытался предложить денег, свое покровительство или что-то в этом роде. Наоборот, зашел с козырей, намекнув, что мой интерес здесь вполне может оказаться куда основательнее всего вышеперечисленного.
— Вот как? — улыбнулся я. — И откуда же такая уверенность?
— Опыт, друг мой. Самый обычный жизненный опыт. Вы явно не из тех, кого можно купить — однако свое тоже не упустите… Впрочем, лучше я начну с самого начала. — Юсупов поправил лацканы пиджака — прямо как профессор перед лекцией. — Как вам уже может быть известно, несколько лет назад… чуть больше двух, если быть точнее — в начале зимы тысяча девятьсот шестого — в Петербурге появился весьма необычный человек.
Про человека я определенно слышал. И уже, кажется, догадался, о ком именно идет речь. Но таких подробностей, как даты — хоть какие-то! — покойный Вяземский сообщить так и не потрудился. То ли не знал их и сам, то ли просто не успел.
Два с небольшим года. Как раз тогда…
— Прорывы. — Я развернулся на каблуках и посмотрел Юсупову прямо в глаза. — Дырки в воздухе, из которых лезет всякая нечисть. Они возникли раньше, чем этот ваш человек — или уже после того, как он приехал в Петербург?
Такого вопроса его сиятельство явно не ожидал. А может, просто настроился произнести речь целиком, без всяких запинок или помех в моем лице — в темных глазах на мгновение мелькнули недовольные искорки.
— Раньше… Да, определенно Прорывы были раньше, хоть и ненамного. — Юсупов нахмурился. — Но какое это отношение имеет?..