Тяжелые пулеметы с танков и «Цундаппов» снимать не стали: лишний балласт. Мотоциклы – даже те, что были еще на ходу – не брали. Научить управляться с техникой воинов тринадцатого столетия гораздо сложнее, чем нажимать на спусковой крючок пистолета-пулемета. Да и боеприпасами понапрасну не нагружались: одного полного рожка, уже вставленного в «шмайсер» – вполне достаточно. Все равно перезаряжать в бою огнестрельное оружие для новгородцев и татар – занятие чересчур хлопотное и непозволительно долгое. Ручные гранаты доверять своим бойцам Бурцев тоже поостерегся – слишком опасные игрушки даже для такого знатока гренадерского дела, как Сыма Цзян.
Себе он взял укороченный МП-40 убитого танкиста. Еще один, точно такой же, вручил китайцу. Раз уж старик делает успехи в стрельбе… Освальд от «шмайсера» отказался наотрез. Недолюбливал поляк это дело с тех самых пор, как в него выпустили очередь в подвале Взгужевежи. Зато снять с себя меч и латы шляхтич не пожелал. Пленного унтерштурмфюрера, разумеется, вооружать не стали.
– Дмитрий, Бурангул, вы поведете конницу по льду напрямую – через Узмень. – распорядился Бурцев. – Я, Сыма Цзян и Освальд поедем в обход. Встречаемся на Соболицком берегу у Мехикоормы.
– Погоди-ка, Василько, – князь Александр Ярославич, внимательно наблюдавший за упражнениями на импровизированном танкодроме и стрельбище, стоял перед ним. В окружении всей своей свиты. – Нам поговорить надо. Желательно наедине.
– Но, князь…
– Не беспокойся, надолго тебя не задержу. Прокатимся до Вороньего камня и обратно. Я просто хочу кое в чем разобраться. Это важно. Очень важно.
Во взгляде Ярославича читалось упертое упрямство. Человеку с таким взглядом лучше не перечить. С таким человеком лучше не спорить. Если не хочешь понапрасну терять время.
– Хорошо, княже, – вздохнул Бурцев. – Прокатимся…
Крикнул через плечо Дмитрию и Бурангулу:
– Готовьтесь к походу. Я скоро вернусь.
Княжеские дружинники и бояре намылились было следовать за Александром. Тот раздраженно отмахнулся:
– Ждите здесь. Все!
Гаврила Алексич неодобрительно покачал головой:
– Не добре то – князю без охраны ездить. Савва тебя нипочем бы не отпустил.
Александр помрачнел:
– Мертв Савва. А мне тут ничего не грозит, Гаврила. Немец разбит. А кто уцелел – давно сбежал на Соболицкий берег. Едем, Василько…
Через береговой лес Чудского озера они ехали молча и неторопливо, друг подле друга. У князя – меч в ножнах. У Бурцева – «шмайсер» в седельной сумке.
Пару раз сзади шелохнулись кусты, потом где-то впереди упал снег с потревоженной еловой лапы. То ли зверь какой, то ли птица. А может, ослушался Гаврила князя – приставил-таки незримую охрану.
Выбрались на истоптанный озерный лед.
– Кто ж ты такой, а, Василько? – неожиданно начал разговор Александр.
– Я ведь уже говорил, что…
– Перестань, – Ярославич нервно дернул плечом. – Я правду хочу знать.
Бурцев призадумался. А князь-то непрост. Наблюдателен, проницателен и умен у новгородцев князь. Осторожно спросил:
– Какую именно правду ты хочешь знать, княже?
– Правда – она завсегда одна, Василько. Кто ты?
Он вздохнул:
– Все еще считаешь меня колдуном?
– Нет. Это Игнат в тебе до сих пор ведунские знаки выискивает да на ухо тайком нашептывает. А мне сдается, тут иное. Совсем иное. Невидимые стрелы, телеги самоходные, танки-змеи эти железные с людьми во чреве, птицы, извергающие гром, огонь и смерть. Ведь не заморские же это штучки. Не водится таких чудес за морями-то. Купцы новогородские далеко заходят, но ни о чем подобном слыхом не слыхивали. А тебе, я смотрю, хорошо известны все эти диковинки. И как управляться с ними, ты тоже разумеешь. Так объясни, откуда они взялись на головы наши горемычные? И откуда ты сам взялся?
Бурцев молчал. Размышлял…
– Почему ты не хочешь открыться, Василько? Али боишься? Так глупо это. После всего, теперь-то…
В самом деле, почему?! Он хмыкнул. Чего, в самом деле, таиться? Новгородский князь – из тех, кому не страшно и правды открыть. А от Бурцева не убудет. Что, выложить ему все как есть на прощание? Вкратце и быстро. А там уж пусть сам решает Ярославич – верить ли, нет ли…
– Ладно, слушай, княже. И не говори потом, что не слышал…
Свой рассказ Бурцев закончил под Вороньим камнем. У той самой скалы, с которой давеча расстреливал из трофейного пулемета «мессершмитт» цайткоманды.
Они ехали шагом меж каменными зубцами, торчащими из ледяных торосов. Стремя в стремя ехали. Один камень был расколот гранатой – именно на нем Бурцев провел первое испытание противотанковых снарядов «большого ну». Князь слушал не перебивая. Лишь когда собеседник умолк, проговорил тихо, задумчиво:
– Вот значит, как оно все обернется в недостижимые для нас века. Чудной сказ ты мне сказывал, Василько. А коли быль это, так чудно вдвойне! И уж не знаю почему, но верю я тебе. И вопросов у меня – не счесть. Да не вправе я тебя больше держать. Обещал ведь отпустить после прогулки к Вороньему камню, а князю положено слово свое блюсти. Только вот…
– Что, князь?
– Хотел бы я продолжить нашу с тобой беседу. Не нынче, а после, коли будешь еще в новгородских землях.
– Буду – продолжим, – улыбнулся Бурцев. – Обязательно продолжим. А сейчас мне, правда, в поход выступать пора.
– Если помощь какая нужна…
– Спасибо, князь, помощников пока хватает. А тебе еще немца добивать, да с предателями своими новгородскими разбираться, так что…
Что-то небольшое, продолговатое промелькнуло в воздухе. Глухой стук под копытами – меж коней… Бурцев удивленно глянул вниз. Камешек со скалы сорвался, что ли?
Ага! Как же, камешек! В рыхлый снег ушла железная болванка. Сверху торчала отполированная деревянная рукоять. Граната! Ручная! Противопехотная! С Вороньего камня брошенная! Фашистская «колотушка» «М-24».
– Князь!
Замедлитель немецких гранат времен Второй мировой горит четыре-пять секунд. Бурцев действовал быстрее. Рывок… Прием из арсенала татарской борьбы на поясах – и оба всадника рухнули из седел на каменный зуб. За каменный зуб… Скатились на лед.
Ярославич успел лишь открыть рот. Сказать новгородский князь уже ничего не успел.
Взрыв. Грохот.
Осколки ударили в лошадей, в камень, срикошетили, ушли вверх, в стороны.
– Что?! Кто?! – Александр уже стоял с обнаженным мечом.
Бурцев прыгнул к окровавленным конским тушам, вырвал из своей седельной сумки «шмайсер». Глаза смотрят вверх – на Вороний камень. Ствол «МП-40» – тоже.
А там – над скалистым обрывом, меж валунами мелькнула чья-то шапка. Бурцев ударил очередью. Шапка исчезла. Донесся стук копыт. Уходит, гад…
– Князь, будь здесь!
Не слушая и не слыша возражений, Бурцев уже бежал вокруг острова – к пологому склону Вороньего камня. Только там и мог спуститься на озерный лед гранатометчик.
Со стороны заросшего берега к ним спешили встревоженные дружинники. Гаврила Алексич – впереди. Но далеко еще, слишком далеко княжьи люди. А незнакомый всадник в простеньком тулупе, мохнатой шапке и широких штанах – вот он! Слетел с Вороньего камня, поворотил коня к ближайшему леску. Погнал…
Нет, врешь, не уйдешь! Теперь – точно не уйдешь. Еще одна очередь из трофейного «шмайсера». Конь умчался. Всадник, срезанный пулями, – упал. Заворочался на снегу, завыл утробно. Красное пятно растекалось под набухшим тулупом.
Бурцев подбежал к раненому. Подоспел и Александр.
– Кто это?
Брезгливо – как некогда боярин Игнат ворочал сапогом отрубленную голову мясника Федьки – Бурцев перевернул ногой скрюченное тело. Тело застонало. Бурцев отступил. Ничего себе!
– Игнат?! – Ярославич тоже был в шоке. – Ты?!
Еще один стон. Мертвенно-бледное лицо. Гримаса нечеловеческой боли. Мольба в глазах.
– Убей, князь, – прохрипел боярин. – Сжалься…
Да, тяжко сейчас Игнату: пуля вошла в бок, а вышла из живота. С кишками вышла. А когда кишки вот этак – наружу, смерть уже неминуема. Но смерть смерти рознь. Если оставить все, как есть, долго еще боярину мучаться. Очень долго.
– Убей… Христом-богом прошу…
Князь, однако, не торопился выполнять просьбу предателя. Склонился над боярином. Посмотрел сверху. Хмуро, недобро, глаза в глаза:
– Ты Савву живота лишил, Игнат?
– Да, князь, – боярин не отпирался. Зачем? Сейчас-то. – Тебя хотел… Не вышло…
Бурцев присвистнул. Выходит, во время Ледового побоища вовсе не эсэсовец швырял гранату в Александра!
– И Федьку Рваноуха нарочно зарубил, чтоб тебя не выдал? – продолжал допрос Ярославич.
– Да, князь…
Так вот кто послал к Ярославичу на Соболицком берегу рябого убийцу с драным ухом!.
– А гранаты где взял? – вмешался Бурцев. – Эти взрывающиеся сосуды с деревянными ручками у тебя откуда?
Игнат булькал, сплевывал кровью и тяжело, хрипло дышал.
– Отвечай, – приказал Александр.
– Их дал мне советник магистра Дитриха фон Грюнингена… Рыцарь с медведем на гербе… Две штуки дал… Научил, как бросать… Сказал, если подле тебя, князь, хоть одна из этих малых громовых булав упадет – никакой доспех не поможет…
– Когда? – проскрежетал Ярославич. – Когда он тебе их дал?
– Вчера, – с трудом выдавил Игнат. – Когда рать твоя на чудский лед вступила…
Язык боярину повиновался плохо.
– Когда я остался с обозом… Не стал я дальние дозоры проверять, князь… Обманул тебя… К ливонцам поехал… С Дитрихом встретился… И с советником его… Рассказал, что ты на русский берег пойдешь… Потом вернулся…
Бурцев досадливо сплюнул. Ясно теперь, почему немцы позволили Игнату беспрепятственно вырваться из захваченного обоза. И почему самолет цайткоманды появился над озером в самый неподходящий момент, тоже ясно. Танки вот только свои эсэсовцы подогнать вовремя не успели – не смогли отсечь отступающего противника от спасительного озера. Но танки по воздуху летать не умеют, а здешние болота и непролазные буреломы – даже на гусеничном ходу быстро не проскочишь.