– Убей, княже, – вновь взмолился Игнат. – Мочи нет терпеть.
– Убью, – пообещал Александр. – Только объясни, иуда, зачем все это? Пошто хотел меня со свету сжить? Пошто немцам помогал?
– Новгород мне в вотчину обещали ливонцы… И все земли Новогородские. Свой князь должен там властвовать, а не пришлый, с чужой стороны приглашенный… Вот я и хотел… А уж потом и от немцев думал как-нибудь избавиться… Прости, княже…
Александр поднял меч. К тому времени, как подоспела дружина, Ярославич свое слово сдержал. Боярин Игнат был мертв.
…Новгородский князь Александр Ярославич, прозванный в народе Невским, долго еще смотрел с Вороньего камня, как цепочка всадников двигалась по усеянному трупами льду Чудского озера. Отряд направлялся к немецкому берегу. У каждого – по две лошади в запасе. Над островерхими шлемами – копья и сигнальный бунчук, в ножнах – мечи и сабли. Луки в налучьях, стрелы – в колчанах. Щиты – на спинах, на седлах. Кольчуги, панцири… Кое у кого из седельных сумок торчали еще стволы и приклады…
А в обход озера ехал трофейный дракон-колесница с крестом на борту и дыркой в башне. Бурцев заставлял Отто мчать по колее, проложенной танковой колонной цайткоманды, не быстро, а очень быстро. «Рысь» выжимала максимум изо всех своих ста восьмидесяти лошадиных сил. Внутри болтало, как в лотерейном барабане. А Бурцев все подгонял пленника. Пленник гнал машину.
Горючего до Дерпта должно было хватить, а вот времени… Небольшие мелкие речушки они перескакивали в брод с ходу, взламывая и кроша гусеницами лед. На тех же, что побольше и поглубже, гитлеровцы уже навели переправы. Удобно…
Бурангул с Дмитрием порадовали. Порыскав дозорами по Соболицкому берегу вдоль Узьмени, татары и новгородцы отыскали приметную колею – отчетливую, глубоко впечатавшуюся в снег. Не похоже было, чтобы здесь проезжали сани или телеги, а вот на следы автомобильных и мотоциклетных шин – очень даже смахивает. Следы эти должны указать кратчайший путь к Дерпту.
Сели на хвост фон Берберговой колонне они сразу. Помчали… Танк – впереди. За ним по умятому протекторами и гусеницами снегу едва поспевала конница. Всадники не жалели плетей и шпор, чуть ли не на ходу меняли лошадей. Но все равно время от времени экипажу «Рыси» приходилось поджидать кавалерию.
Оглушенный лязгом и ревом, укачанный и растрясенный с непривычки пан Освальд пользовался краткими остановками, чтобы добраться до люка, глотнуть воздуха и блевануть через борт. Крепенький китаец по-прежнему держался стойко. А Бурцев после каждой вынужденной остановки чуть не с кулаками набрасывался на пленного унтерштурмфюрера. И перепуганный эсэсовец вновь заставлял «Рысь» шевелить гусеницами с рекордной для бронетанковой техники скоростью. В конце концов, конная группа поддержки отстала всерьез и надолго. На равнину перед Дерптом немецкий танк вылетел в гордом одиночестве.
Сумерки уже сгустились. Над дерптским замком можно было разглядеть бледный лик луны. Полной луны, что открывает башням ариев дверь меж временами. До обратного цайтпрыжка оставалось… Сколько именно – думать об этом Бурцеву не хотелось.
Колея от автомобильных и мотоциклетных шин уходила за опущенный шлагбаум с массивными щитами-павезами, густо обмотанными «колючкой». Далее тянулась по огороженному забором, шипастой проволокой и минными полями пространству, в обход пустующей взлетно-посадочной полосы. Там, под одной из пулеметных вышек, и выстроилась как на параде вся авто-мотоколонна Фридриха фон Берберга.
Впереди – знаменитый «кюбельваген» – легковая рабочая лошадка Вермахта и войск СС, внедорожник, именуемый также «лоханкой» или «немецким верблюдом». Высокая подвеска, широкие, специально предназначенные для передвижения по бездорожью и сугробам шины, мягкий верх и запасное колесо на косом капоте. Позади – три «Цундаппа» сопровождения. «Может быть, фон Берберг все еще в Дерпте?» – мелькнула у Бурцева шальная мысль.
Возле шлагбаума танку отчаянно махал флажками эсэсовец в каске и шинели. Рядом с сигнальщиком стоял изумленный офицер. Еще несколько человек с автоматами и отвисшими челюстями замерли у караульной будки. От казармы к КПП тоже бежали солдаты. Бежали в открытую – не боясь, не таясь, не прячась, не пригибаясь. Оружие у этих болталось за спиной. Пускать в ход его, похоже, не собирались.
Над небольшим окопчиком за караулкой поднялся гранатометчик. Заряженный фаустпатрон сиротливо лежал на бруствере у его ног. Из другого окопа, обложенного мешками с землей, с любопытством выглядывал огнеметчик. Труба ранцевого фламменверфера направлена в небо. Замечательно! Немцы удивлены, немцы озадачены, но пока принимают экипаж, укрывшийся за броней с фашистским крестом, за своих. Что ж, пусть это заблуждение продлится подольше. Пусть им только дадут подобраться поближе.
К счастью, строители цайткомандовской базы не предвидели возможности танковой атаки в тринадцатом веке и не обезопасили подъезды к лагерю ни надолбами, ни ежами, ни противотанковыми минами. «Рысь» беспрепятственно приближалась к шлагбауму.
Бурцев прильнул к перископу, вцепился в пулемет, крикнул Майху:
– Чего хочет этот с флажками?
– Приказывает остановиться.
Остановиться? А, собственно, почему бы и нет? Подыграем фашикам.
– Ладно, притормози. И лезь в люк. Скажешь, что танк подбили… подбили красноармейцы отряда особого назначения, переброшенного в прошлое. Скажешь, весь экипаж погиб, но тебе удалось вывести машину из-под обстрела. Требуй немедленной встречи с фон Бербергом. Обещай сообщить ему важные сведения. Постарайся выяснить, где находится сейчас ваш штандартенфюрер. Только учти: попробуешь выскочить из танка или вякнешь лишнее – пристрелю, – Бурцев тряхнул «шмайсером» над ухом пленника.
Унтерштурмфюрер – бледный и напуганный – заглушил двигатель метрах в четырех-пяти от шлагбаума. Нормалек… Люди у караулки не попадали в непростреливаемую мертвую зону, а переговоры с ними вести уже можно. Отто протиснулся к люку. Откинул крышку. Высунул голову. Начал перекрикиваться с офицером.
Бурцев, Освальд и Сыма Цзян, затаив дыхание, слушали, как гитлеровцы обмениваются «хайлями». Добжиньский рыцарь осторожно извлекал из ножен клинок. С многолетней привычкой обнажать оружие при малейшей опасности поляк не смог совладать даже в танке. Ладно, хрен с ним, лишь бы не поранил никого мечом в этой теснотище, лишь бы вел себя тихо…
«Шмайсер» Бурцева упирался в поясницу пленника. Нажать разок на курок – и позвоночник перебит. Майх все понимал и врал послушно, что приказано. К офицеру он обращался «хэр оберштурмфюрер». Значит, у шлагбаума дежурит птица поважнее пленного танкиста-летехи. Оберштурмфюрер – это уже что-то вроде старшего лейтенанта. Но вот насколько проницательным окажется эсэсовский старлей?
Открытый люк и дыра, прожженная в броне гранатой, позволяли слышать каждое слово, а Бурцев уже в достаточной мере владел немецким, чтобы уловить смысл беседы.
Хорошо: судя по разговору, Отто Майха здесь знали и помнили. И даже, кажется, верили его словам. Плохо: фон Берберг вместе с Ядвигой еще вчера отправились из дерптской платц-башни во Взгужевежу. Еще хуже: в «Башне-на-холме» уже начинается подготовка к обратному цайтпрыжку, конечная цель которого – центральный хронобункер СС. И совсем уж хреново: Отто Майху приказывали ожидать на месте дальнейших распоряжений.
– Со Взгужевежей свяжутся по рации, – пообещал начальник караула. – А пока все важные сведения, которыми вы обладаете, можете сообщить коменданту Дерптской базы – ему сейчас доложат о вашем прибытии. Хэр штурмбанфюрер сам сделает все, что сочтет необходимым.
Бурцев мысленно чертыхнулся. Этот дерптский комендант – либо толковый командир, либо карьерист еще тот. Всю информационные потоки штурбанфюрер – то есть майор по-нашему – предпочитал пропускать через себя. Немецкая субординация, однако, и не летехе-танкисту ее нарушать.
– А… – заикнулся было Отто Майх.
– Остальное – не ваша забота, унтерштурмфюрер, – сурово оборвал его собеседник. – Хайль Гитлер!
Так это что же, все? Разговор окончен?
– Хайль! – охрипшим голосом ответил танкист.
Автоматный ствол по-прежнему мозолил ему позвонки. Однако Бурцев уже не смотрел на пленника – он снова прильнул к перископу. Оберштурмфюрер как раз отдавал приказ своему помощнику. Солдат у шлагбаума кивнул, сунул флажки за пояс, вбежал в караульную будку. Через небольшое окошко было видно, как он накручивает ручку полевого телефона. Хм, связисты цайткоманды, оказывается, успели даже телефонизировать позиции…
Отто, чувствуя железо между почек, застыл в напряжении. Пленный танкист молча ждал, гадая, от кого сегодня ему суждено принять смерть. Оберштурмфюрер снаружи тоже хранил молчание. Но не бездействовал.
Любоваться танком из-за шлагбаума ему, видимо, наскучило. Или заподозрил что? Начальник караула приказал чуть приподнять шлагбаум. Осторожно, стараясь не оцарапаться о шипы проволоки, протиснулся в приоткрывшуюся щель, вышел за территорию базы.
Взмах руки – и шлагбаум снова грузно лег на место. Шевельнулась «колючка» на павезах. Щель сомкнулась. Эсэсовец неторопливо подошел к «Рыси», покачал головой, глядя на пробоину в башне. Достал из кармана фонарик. Шагнул еще ближе. Подсветил…
Бурцев встревожился. Какого, блин, задумал этот фашик?!
Поздно! Офицер вступил в мертвую зону – не подстрелишь! Да и уследить за ним не хватало уже перископного обзора. А эсэсовец топтался где-то совсем рядом.
– Чем это так вашу машину, унтерштурмфюрер? – послышалось возле самой башни.
– Гранатой, – просипел Отто Майх. – Ручной гранатой.
– А-а-а… И как же вы такое допустили-то?
– Засада, хэр оберштурмфюрер. Подлая партизанская засада.
– Понятно. Но вообще-то вам здорово повезло, что вы выжили. Кумулятивная струя вскользь пошла. Чуть-чуть бы под другим углом – и все. И до механика-водителя тоже достало бы…