Откуда-то издали дали слепую очередь. Били неприцельно – на свет. Пули ударили в камень. Совсем рядом ударили. Фашики! Уже здесь, заразы!
– Эй, Сёма, – позвал он. – Как вы там?! Готовы?!
– Моя готова! Вся наша готова! Только твоя ждемся! Последний слова заклинаний оставайся!
Еще одна очередь… Завизжало пронзительными рикошетами по стенам. Ан поздно, ребятки, поздно!
Бурцев еще раз глянул на штабеля смертоносного металла. С таким арсеналом можно было бы стать каким-нибудь местным непобедимым князьком. Он усмехнулся: ладно, прощай, блин, оружие… Дернул фарфоровый шарик, швырнул увесистую связку под ящики со взрывчаткой и минами.
И снова гонка на выживание с тлеющим пороховым замедлителем «М-24». Раз секунда – Бурцев в нише медиумов. Два – прыгает в багровеющую пелену ритуального колодца ариев. Три – вламывается в кучку стоящих плечо к плечу людей. Четыре – Сыма Цзян, подвывая, выплевывает концовку древнего заклинания.
Пули ударили над их головами – в копотное пятно, оставшееся от «1943-го».
И опять Бурцев вроде что-то слышал, а вроде бы и нет.
Но никто из них уже не видел, как дрогнуло каменное основание замка. Как разверзлись земля и скала. Как рухнул, проваливаясь в недра расколовшегося холма, донжон Взгужевежи. Как колдовская башня потянула за собой остальные крепостные постройки. Как расширялась гигантская воронка. Расширилась уже не силой взрыва, а куда более мощными древними силами, высвобожденными из рассыпающихся глыб.
Вежа ушла под Взгужу. Замка не стало. Ничего не стало. Ни мертвого, ни живого. Вместе с обвалившимися внешними стенами, вместе с трупами, погребенными во рву, вместе с минами, рвущимися от дрожи земной тверди вокруг замка, в смертоносный провал канули и воины изломанного креста. И сам крест – надвратное полотнище с черной на белом свастикой – ушел под землю.
В каменных жерновах уцелел лишь танк. И то, что лежало под танком. Покореженная «рысь» укрыла своей броней груду щебенки и битого камня. Но не только их. В пыльной утрамбованной россыпи маленьких кирпичиков под осевшим танковым днищем, между лопнувшими гусеницами и перекошенными катками остались ждать своего часа неповрежденные малые башни перехода. Те самые, которые в 1939-м откопают лопаты секретной археологической экспедиции СС.
Они вышли из красноватого марева на том же месте, где и вошли в него – в центре каменного круга. В котловане под куполом дерптской базы СС. Прошли к снесенным танком воротам…
Все было кончено. От разбитого шлагбаума, поваленных пулеметных вышек, захваченных окопчиков, изрешеченных снарядами строений и горящих ангаров к ним подтягивались уцелевшие бойцы Дмитрия и Бурангула. Пленных не было. То ли не брали здесь противника в плен, то ли эсэсовцы не сдавались.
– Вацлав, – Освальд ткнул Бурцева в бок, – глянь-ка.
От городских ворот Дерпта к разгромленной базе цайткоманды двигался небольшой отряд всадников.
– По наши души, что ли? – нахмурился добжиньский рыцарь.
Бурангул уже скликал лучников. Дмитрий строил новгородских дружинников. Збыслав по приказу Освальда уводил Ядвигу и Аделаиду обратно – под защиту купола.
– Не суетитесь, – посоветовал Бурцев. – Драки не будет.
Отряд дерптцев был слишком мал. Эти едут не воевать – договариваться. Ну да, конечно, самое время для парламентеров. До сих пор горожане наблюдали из-за стен за ходом сражения, не поддерживая ни одну из сторон. Разумная тактика: сохранять нейтралитет и выжидать, чья возьмет. А уж потом вступать в переговоры с сильнейшим. С тем сильнейшим, кто победил, но изрядно ослаб в жестоком бою.
Наверное, будь в городе епископ со своим войском, – тот повел бы дерптцев на помощь союзникам. А ударь Герман фон Крайземан в спину русско-татарской дружине, еще неизвестно, как бы все обернулось. Но, к счастью, епископская рать ушла в поход. И не вернулась. А оставшиеся в городе воины не рискнули лезть туда, где свистят невидимые стрелы и беснуется железный дракон.
Отряд парламентеров приблизился. Обломки шлагбаума, караульной будки и поваленной пулеметной вышки разделяли две группы. По одну сторону выстроились грязные, уставшие, израненные и злые победители. По другую – расфуфыренные дерптцы в ярких дорогих одеждах, но с понурыми лицами.
От делегации горожан отделился подтянутый вояка. Подъехал ближе, демонстративно бряцая железом. Этот еще хорохорился. Подбородок держал высоко, смотрел прямо, твердо. Но говорил не на своем языке – по-русски говорил.
– Я есть начальник гарнизона, – громко, с сильным немецким акцентом произнес всадник. – Со мной есть знатные бюргеры и главы купеческих и ремесленных гильдий. А кто есть ваш главный?
Дмитрий, Бурангул, Освальд и Сыма Цзян глянули на Бурцева. Ну, спасибо, уважили… Он выехал навстречу парламентерам.
Переговоры длились недолго. В городе уже знали о поражении крестоносцев. Сначала поводом для беспокойства послужило спешное возвращение Фридриха фон Берберга. Могущественный союзник епископа, возглавлявший «небесное воинство», неожиданно примчался на самоходных тележках в сопровождении немногих верных людей и даже не удосужился сообщить новости городскому совету. Вместо этого фон Берберг укрылся за «колючими заборами» и попросту исчез.
Само по себе странное поведение вестфальского рыцаря слишком напоминало бегство. А вскоре – незадолго до нападения кавалерийско-бронетанковой дружины Бурцева – к городу на взмыленных лошадях прискакали и настоящие беглецы – из тех, кто первыми почуяли запах жареного и успели покинуть лед Чудского озера до полного разгрома.
Эти ничего не скрывали. Более того, надеясь оправдать собственную трусость, малодушные крестоносцы не преминули приукрасить мощь и силу противника. В городе началась паника. Невероятные рассказы спасшихся породили смятение даже в душах самых стойких дерптцев. Все ожидали неминуемого нашествия русско-татарских орд. И в самом деле, едва к ближайшим соседям отправились с просьбой о помощи гонцы, последовала стремительная атака танка и вражеской конницы.
Громыхающая, извергающая пламя железная повозка была, правда, только одна, а передовой отряд страшных русичей и не менее ужасных степняков никак не тянул на многотысячную орду. Тем не менее остатки «небесного воинства» пали. Дерптская знать окончательно утратила волю к сопротивлению. И это сейчас здорово помогало Бурцеву вести переговоры.
Дерптцы опасались, что в случае конфликта с немногими уцелевшими победителями цайткоманды им придется иметь дело уже с самим грозным князем Александром и каким-нибудь татарским ханом в придачу. А потому плату за проявленный нейтралитет просили небольшую: не предавать город огню и мечу. Когда же парламентеры узнали, что Бурцев даже не собирается облагать Дерпт данью, из настороженных собеседников они мгновенно превратились в радушных и гостеприимных хозяев.
Из города потянулась вереница повозок с угощением для пришлых воинов. Местные лекари занялись ранеными. Зазвучали обещания нерушимых союзов и заверения в вечной дружбе. Главы купеческих и ремесленных гильдий уверяли, что с самого начала подозревали, будто его преосвященству Герману фон Крайземану помогает вовсе не небесное воинство, а нечистая сила.
– А как же иначе! – с пеной у рта доказывали почтенные бюргеры. – Адское оружие воинов фон Берберга извергает серный дух. А на их богохульном знамени изображен крест с поломанными концами. Не иначе как враг рода человеческого околдовал нашего грешного епископа и заставил впустить в город свой проклятый легион! Вот за то Господь и покарал его преосвященство!
Бурцев лишь молча кивал. Сейчас, когда епископ дерптский мертв, его войско разбито, а цайкоманда уничтожена, горожане, конечно, могут позволить себе такие речи.
Кстати, о цайткоманде. Насчет «уничтожена»… Рано радоваться-то: в Кульме-Хелмно сохранились еще фашистские недобитки – псевдолегат святого Рима со товарищами.
Бурцев позвал татарского сотника-юзбаши:
– Бурангул, ты бы поставил своих лучников в дозоры. Если кто вдруг объявится не из наших, пусть стреляют сразу и без предупреждения.
Понятливый юзбаши кивнул и побежал отдавать приказы. Дмитрий тоже расставлял новгородцев вдоль периметра с колючей проволокой. Дело нужное: из-за раненых им тут придется задержаться надолго. А дерптцы – они хоть и смирные, но береженого Бог бережет. И еще эта кульмская братия никак не шла из головы.
Бурцев чувствовал: если он сейчас просто плюнет на команду эсэсовского псевдолегата и оставит все как есть, впредь спокойной жизни ему не видать. Кто знает, какую игру затеют кульмские фашики, откуда и при каких обстоятельствах вынырнут отчаявшиеся, готовые на все остатки цайткоманды СС?
Нет, это слишком хитрый, коварный и осведомленный враг, слишком опасный, чтобы забыть о нем вот так запросто. Да и не забываются такие враги. Они будут приходить вновь и вновь. Сначала – во сне и в тревожных навязчивых мыслях. А, в конце концов, придут по-настоящему, наяву придут… Тринадцатое столетие слишком тесно, чтобы делить его с таким противником.
Бурцев взглянул на Аделаиду. Что, если фашики опять доберутся до краковской княжны? Что, если он потеряет ее снова? Страшно даже подумать… Вот именно – страшно.
Он уже сейчас начинал бояться.
Освальд подошел со спины. Тронул за плечо. Бурцев вздрогнул. Нервы, однако…
– Послушай, Вацлав, я тут подумал… – добжинец смотрел в сторону, отводил глаза – в них тоже сейчас было что-то, здорово напоминающее страх. Не за себя – за близкого человека.
– Что, Освальд?
– Воины изломанного креста ведь еще хоронятся в Хелмно. И вожак их – тот, что выдавал себя за Вильгельма Моденского, тоже там.
– Ну?
– Они не успокоятся, Вацлав. Я не знаю, что они могут еще натворить, но нас будут искать – это точно. И меня, и тебя, и Ядвигу с Аделаидой. Один раз эти люди уже отняли у меня Ядвигу. Я бы не хотел, чтобы такое повторилось. Так, может быть…
Они переглянулись.