Они прекрасно поняли друг друга.
Есть ведь возможность раз и навсегда избавить себя от этого липкого неотступного страха. Возможность простая и очевидная: ударить первыми. Добить врага.
Операцию проводили ночью – под прикрытием темноты. Незачем давать любопытным дерптцам повод для сплетен и домыслов. Аделаиду и Ядвигу оставили под присмотром лучников дядьки Адама и лучших бойцов Бурангула и Дмитрия. Никакие возражения не принимались. А обещания давались щедро. Обещания вернуться еще до утра. Обещания вернуться живыми и невредимыми…
Охранять захваченную базу СС и раненых оставалась практически вся русско-татарская дружина. Диверсионная команда для телепортационного десанта подобралась небольшая, но надежная и не единожды проверенная.
Бурцев отправлялся в Кульм с ручным пулеметом из взгужевежевского арсенала. Сыма Цзян взял у убитого немца полюбившийся «шмайсер». Остальные обвешались более привычным оружием. Бурангул спустился к основанию дерптской платц-башни с неразлучным луком, стрелой на тетиве, полным колчаном и саблей на боку. Дядька Адам тоже прихватил лук со стрелами. Дмитрий и Освальд ограничились мечами. У Збыслава в руках тихонько позвякивала цепь кистеня.
Щиты, шлемы и кольчуги оставили. В том, что «невидимые стрелы» пробивают любую броню, каждый уже имел возможность убедиться. Да и куда важнее нательного железа были сейчас стремительность и легкость движений. Лошадей тоже брать не стали. К месту назначения их доставит древнеарийская магия, а уж там скачки на перепуганных телепортацией конягах ни к чему.
Договорились так: Сыма Цзян перебрасывает всю группу в Кульм и сразу произносит заклинание возвращения. Если угораздит наткнуться на бдительного врага и станет совсем туго, – даст бог, успеют убраться восвояси без потерь. Если же никого поблизости не окажется, китаец просто оборвет магическую формулу на полуслове. Тогда будет время осмотреться. А там уж можно действовать по обстановке…
Еще прежде, чем багровая дымка рассеялась, Бурцев понял: они на месте. На том самом месте!
Приземистое строение – заброшенный домик кульмского мельника, едва возвышалось неприметным холмиком над берегом Вислы. Они стояли у самого входа, упершись взглядами в сорванную с петель дверь. Бурцев вздохнул. Здесь, именно здесь он тогда с Ядвигой… Спьяну, с отчаяния… А потом фон Берберг вышиб дверь… А потом Аделаида…
Шепот Сыма Цзяна возник над самым ухом и резко оборвался. Китайский мудрец не договорил короткое заклинание возвращения. Совсем немного не договорил – может быть, слог, может быть, звук. Но сделал паузу. По-птичьи втянув голову в плечи, китаец выжидал.
Усилием воли Бурцев отогнал неприятные воспоминания. В прошлом, все в прошлом, а теперь нужно думать о настоящем. Ну, и о будущем тоже.
Из непроглядного дверного проема никто на них не кидался, никто не стрелял. А телепортационный кокон все еще слабо пульсировал в темноте. Будь здесь засада, их давным-давно бы заметили. И приняли меры. И Сыма Цзян проорал бы концовку колдовского заклинания.
Но китаец по-прежнему молчал. Бурцев успел уже дважды сморгнуть. Ни звука! Пронесло?
– Что это?! – прохрипел Дмитрий. – Там… Никак стоит кто-то?
Бурцев обернулся. Е-опс, мля! Все-таки засада. Все-таки их здесь ждали!
Фашики стояли неровными шеренгами далеко позади – возле самого леса. В полный рост стояли. Даже вроде как на каком-то возвышении, полностью растворившемся во мраке. Окопные брустверы, что ли? Хорошо, видать, подготовились, к встрече, гады…
А тело уже само распласталось плашмя – стрелять из пулемета на весу, с руки, да при такой паршивой видимости – последнее дело.
А палец уже жмет на спусковой крючок. И из ствола вгрызаются во тьму огненные всполохи очередей. Вспарывают, будят ночь… Несколько человек дернулись, пошатнулись, покачнулись. Никто, однако, не упал.
А сквозь зубы летят проклятья. Мать-перемать! И туды ж растуды ж!
А Сыма Цзян все ждет чего-то. Да какого?! Почему не заканчивает заклинание?! Почему не возвращает их обратно?! Перестреляют ведь сейчас ответными очередями! Всех перестреляют…
В них не стреляли.
Маленькая рука китайца легла на плечо Бурцева. Отпустило… Он пришел в себя.
Странные темные фигуры – там у леса – все еще покачивались. Так, как не могут качаться люди, крепко стоящие на земле. Тогда кто же это? Призраки? Или…
У Бурцева перехватило дыхание. Он ожидал увидеть здесь все, что угодно. Но только не это.
– Господи, спаси и помилуй! – Дмитрий перекрестился. – Висельники никак!
Бурцев опустил пулемет, пошел к лесу, еще не веря и не понимая… Да, это, вне всякого сомнения, была кульмская цайткоманда. Знакомые по турниру «монахи» в рясах и эсэсовцы резервного взвода поддержки, прибывшие сюда позже.
Виселиц для гитлеровцев не строили. Просто вздернули на ветках, что потолще да покрепче. По два-три человека на дерево. Деревья поскрипывали. Тела на прочных пеньковых веревках покачивались. Бурцеву невольно вспомнился легницкий купец Ирвин. Тоже ведь пеньковый магнат… Может быть, как раз его товар и пущен в дело?
В центре свисали псевдомонахи псевдолегата. Да и сам самозванец Вильгельм – вот он, тут же. Ветерок треплет фиолетовую епископскую сутану. Высокая митра сбилась набок – нахлобучена криво, нелепо, жутко… Видимо, у палача присутствовало чувство юмора. Черного юмора.
Глаза человека, выдававшего себя за моденского епископа, вылезли из орбит. Распухший язык вывалился изо рта. А вокруг, словно вытянувшись по стойке смирно, свисали мертвецы в эсэсовской форме.
Надо же… Вот ведь как оно бывает…
Некоторое время все четверо смотрели на повешенных, потрясенные, не произнося ни слова. Потом молча развернулись, направились обратно. По дороге часто оглядывались – жутковато все-таки.
Однако тихий, на грани слышимости, шорох заставил вмиг позабыть о висельниках. Бурангул вскинул лук. Но стрелу не выпустил. Редкостный вообще-то прокол для кочевника, привыкшего бить навскидку в любое время суток. Нужно быть очень шустрым, чтобы успеть укрыться от такого стрелка. Или очень напуганным.
– Там кто-то есть, – одними губами шепнул юзбаши. – Живой. Наблюдал за нами.
– Где? – Бурцев снова крепко сжимал пулемет.
– В той каменной юрте. Выглянул и снова спрятался.
– Ладно, не стрелять. Я проверю.
Он занял позицию напротив пустого дверного проема. Ствол ручного «МГ-42» смотрел в черноту. Палец лежал на курке.
– Выходи!
Сказал по-немецки. Повторил по-польски. И по-русски. Потом, подумав, даже добавил по-татарски. Мало ли что… Мало ли кто…
С полминуты из дома не доносилось ни звука.
Бурцев терпеливо ждал: он решил дать на размышление ровно минуту и теперь отсчитывал про себя уходящие секунды. После шестидесяти будет стрельба и будет штурм.
Человек вышел сам. Один. Жалкого вида затравленный человечишко. Без оружия. В грязной дерюге поверх эсэсовской формы. С безумными глазами на бледном лице.
Рассказ перепуганного сержанта-шарфюрера объяснил многое. Прошлой ночью кульмский радист получил два невнятных панических сообщения о танковой атаке. Первое – из Дерпта, второе – из Взгужевежи. В обоих случаях связь длилась недолго и внезапно обрывалась. Никаких подробностей – танковая атака – и все… Попытки вновь связаться с атакованными успехом не увенчались. На кульмские позывные не отвечали ни Взгужевежа, ни Дерпт. Ударная группа фон Берберга тоже хранила подозрительное молчание в эфире. Это могло означать только одно: обе базы цайткоманды уничтожены, а союзные войска крестоносцев и СС потерпели сокрушительное поражение.
Ситуация полнейшей неопределенности и катастрофическая нехватка информации сделали свое дело: руководство кульмской группы пришло к единственно возможному выводу. Танки – не самое распространенное в тринадцатом веке средство ведения войны. Появиться здесь они могли только из будущего. А о том, что путешествие во времени под силу не одной цайткоманде, в Кульме уже догадывались. Благодаря некоему тайному рыцарю, продемонстрировавшему на недавнем турнире великолепные навыки владения огнестрельным оружием и знание русского мата. К тому же прошлая полнолунная ночь как никакая другая подходила для межвременных перебросок.
Решив, что советские войска разворачивают массированное наступление не только на Восточном фронте, но и в прошлом, эсэсовцы заволновались. Оставшись в чужом времени наедине с вполне уже осязаемой красной угрозой, кульмские фашисты нуждались в союзниках более, чем когда-либо прежде. В любых союзниках и на любых условиях. И чем скорее, тем лучше.
Торговаться с тевтонским комтуром в Кульмский замок псевдолегат в епископской сутане отправился со всем своим невеликим, но все еще грозным войском. Взвод поддержки и десяток монахов-автоматчиков встали у ворот. Комтур согласился на переговоры. Правда, внутрь впустил только самого «Вильгельма» и двух безоружных сопровождающих, в числе которых оказался и шарфюрер с сержантскими нашивками.
Во время продолжительной беседы фальшивый епископ имел неосторожность намекнуть комтуру, что крестовый поход на Русь не удался, фон Грюнинген разбит и, возможно, даже убит, а в ордене в ближайшее время намечается очередной передел сфер влияния.
Собственно, принять участие в предстоящей дележке власти кульмский комтур был не прочь, но вот участие в этом процессе эсэсовцев его не устраивало. Видимо, тевтон смекнул, что после поражения фон Грюнингена прусская ветвь ордена Святой Марии в состоянии снова взять верх над ливонцами самостоятельно, без помощи всяких там сомнительных «небесных воинств». Более того, покарав бывших приспешников фон Грюнингена, глава кульмской комтурии мог рассчитывать на благодарность тевтонских братьев и претендовать на пост Верховного магистра.
Имелся и еще один серьезный повод задуматься о будущем. В замке весьма кстати гостил очередной посол из Рима. И комтур не преминул пригласить его на беседу с псевдолегатом. Насколько понял шарфюрер, папу Григория IX весьма встревожили противоречивые слухи о таинственных союзниках Дитриха фон Грюнингена, объявивших себя ни много ни мало «небесным воинством», причем без благословения святого Рима. Кроме того, его святейшество начинало нервировать затянувшееся молчание епископа Вильгельма Моденского – истинного Вильгельма.